Джордж Локхард - Наша фантастика № 2, 2001
— Ну, это поправимо, — сказал я.
— Вот как? — сказал Смит.
— Чик-чик, — сказала Машинка.
— Ч-черт, — сказала Джил, и я остался в обществе двух трупов. Смит, уже падая, нажал на спуск, и короткая очередь прогулялась по номеру. Пули разбили оконные стекла, разорвали бутылку «Бифитера», одна из них вошла в Джил. Вошла очень удачно — по крайней мере, мучиться ей не пришлось.
В окно ударили прожектора, и обычный в таких переплетах мегафонный голос предложил мне сдаться.
Я выглянул на улицу и понял, что становлюсь героем крутого боевика с льстящим моему самолюбию бюджетом. Квартал был оцеплен. Крутились мигалки полицейских машин. Короткими перебежками между ними сновали какие-то типы в касках. На крышах соседних домов стояли прожектора и пулеметы. В небе висел боевой вертолет.
Я смотрел на все это и думал — какие же они кретины! И еще я думал о Бостоне, где сейчас, наверное, ужинает перед теликом Элен. У меня за спиной нетерпеливо жужжала Машинка, но я не спешил. Я знал, что по дороге в Бостон она еще наработается. Об этом я думать не хотел. А думал я о том, как приду к Элен и увезу ее с собой в Финляндию, где, кажется, нет даже мух, не то что жужелиц. Зато есть водка с вершины мира.
Она не будет сопротивляться, я был уверен в этом.
Потому, что я понравлюсь ей.
Потому, что я симпатичный парень и совсем не старый.
Потому, что теперь я, как и она, — млекопитающее.
Сергей Казменко
ГАЛАКТИЧЕСКАЯ ВАЛЮТА
Канализация засорилась. Дядя Вася лежал на полу трансформаторной и на вопросы не отвечал. Изредка он слабо постанывал, взбрыкивал, отлетая к потолку, но затем медленно опускался на пол и продолжал лежать, ничего вокруг не замечая. Он уже успел опохмелиться и на сегодня был полностью доволен жизнью. Рабочий день был в разгаре.
Михаил Анатольевич на всякий случай заглянул еще раз в дверь туалета, но тут же закрыл ее и плотно закрепил аварийными задвижками. Воды уже было по щиколотку, и через несколько минут она могла начать переливаться через порог. Сам Михаил Анатольевич чинить канализацию не умел. Он был всего лишь начальником базы, старшим научным сотрудником Института астероидов.
Остро ощущая свою неполноценность, он, сморщившись от отвращения, открыл большую бутыль — уже наполовину пустую, — что стояла у него за столом, наклонил ее и осторожно, чтобы не плеснуть на пол, перелил часть содержимого в склянку из-под какой-то кислоты. Закрыв оба сосуда пробками, он задумчиво поглядел на этикетку с изображением черепа, что была приклеена на склянку, и стал вспоминать, мыл ли он ее. Михаил Анатольевич понимал, что вопрос этот совершенно абстрактный и не имеет никакого значения, что в нем заработали дремучие инстинкты, что этот атавизм нужно перебороть, но отделаться от какого-то неприятного ощущения не мог. Наконец, положив склянку во внутренний карман, он прыгнул через комнату к двери, едва не задев головой потолок, выплыл в коридор и запер дверь на ключ. Надо было спуститься на три яруса в котельную.
В котельной, за пультом реактора, шла игра в карты. Котел, видимо, перегрелся, и его отключили, чтобы не отвлекаться от игры. Михаил Анатольевич уже научился не замечать таких пустяков. Он чувствовал, что еще чуть-чуть, и он станет настоящим начальником. Это чуть-чуть — преодолеть отвращение к содержимому бутыли, что стояла у его стола. И тогда он, наконец, сможет окунуться в здоровую атмосферу коллективизма, что царила на базе, тогда его, наконец, станут считать своим. Но это чуть-чуть было очень нелегким для Михаила Анатольевича.
Его заметили, но виду не подали. Люди, освобожденные от эксплуатации, знают себе цену. Он понимал, что надо во всех мелочах соблюдать выработанный веками ритуал, чтобы не оскорбить чувств рабочих. Так говорилось в размноженном на машинке пособии для руководителей баз по действиям в нештатных ситуациях. Сегодня ситуация была нештатная.
Он поставил бутылку на край стола и, слегка кашлянув, сказал:
— Вот что, ребята. Там канализация течет, а дядя Вася, сами понимаете…
— Эт-то мы понимаем, — сказал сдававший карты Мормышкин. — Эт-то мы понимаем. Но не могем. Рабочий день у нас. — И он, как бы нечаянно, смахнул склянку с пульта локтем. Она, конечно, не разбилась, она даже не долетела до пола — кто-то протянул руку и поставил ее на место. Это означало — мало!
Михаил Анатольевич пересчитал игроков. Пятеро. Они явно зарывались. В том же руководстве были приведены нормы расхода, и он помнил их почти наизусть. Это было хамство, и требовалось уйти, чтобы тебя зауважали. Он взял склянку и прыгнул к двери. Мормышкин был у двери раньше и спросил:
— А много работы-то?
— Да часа на два. В прошлый раз дядя Вася два часа чинил.
— Это позавчера, что ли?
— Да.
— Ну ладно уж, уважим вас. Айда, ребята.
— А здесь кто останется? — спросил кто-то из ребят.
— А нехай автоматика следит. Мы же не каторжные. — И Мормышкин, элегантно выхватив склянку из рук Михаила Анатольевича, устремился вверх по лестнице. Вся толпа запрыгала вдогонку, случайно отбросив Михаила Анатольевича к стене. Он подождал, пока они скрылись, потер ушибленное плечо и пошел в свой кабинет.
Очевидно, они приняли свою дозу еще до того, как начать ремонт. Все выпить они, конечно, не могли, это свалило бы их с ног, но работать были уже не способны. Что-то пошло у них нештатно, кто-то пробил в туалете наружную стенку плазменным резаком, и вызванной аварийной команде пришлось утаскивать героев космоса в лазарет отсыпаться. По счастью, они догадались надеть скафандры перед работой, и обошлось без жертв. Если бы что случилось, Михаил Анатольевич угодил бы под суд, поскольку официально спирт на базу привозили для промывки оптических осей, и никто не давал ему права спаивать рабочих. Пособие же не было официальным документом и юридической силы не имело. Кстати, оно не было никем ни подписано, ни утверждено.
Он вернулся с места аварии к себе в кабинет и взялся за голову. Мелочь, конечно, но до чего же неприятно. И туалет теперь месяца два ремонтировать будут. Он сидел за столом с полчаса, тупо глядя на отрывной календарь, потом решил все же сходить пообедать. Но не успел. Дверь в кабинет отворилась, и вошли двое. Они были совершенно незнакомые и совершенно трезвые. Один из них оглядел комнату, заметил бутыль и сказал:
— Работенки какой мелкой не найдется?
— Сколько? — почему-то совсем не удивившись, спросил Михаил Анатольевич.
Посетитель показал пальцами, сколько. Михаил Анатольевич кивнул и объяснил, как дойти до туалета и что там необходимо сделать. Они вышли и через пять минут вернулись, доложив, что все сделано. Михаил Анатольевич не поверил. Пошли и посмотрели. Все было сделано самым лучшим образом. Он сердечно поблагодарил рабочих, пожал им руки, отвел в свой кабинет и усадил за стол. От закуски они отказались.
— А кто это у вас так продукт переводит? — Спросил один из них, кивнув на иллюминатор. Там, над освещенными солнцем скалами астероида, медленно плыло облако паров спирта из разбитой бутылки.
— Да так, не нарочно у них получилось.
— Еще бы нарочно. Еще какой работенки у вас не будет? — Он оценивающим взглядом окинул бутыль.
— А откуда вы взялись? — спросил Михаил Анатольевич, который давно уже начал подозревать что-то неладное.
— Да так, налаживали тут неподалеку звездочку одну. Вам, случаем, небольшое солнышко тут не подвесить? Или, может, планетку из астероидов соорудить — мы сможем.
— Ну, разве что с водой и атмосферой, — в раздумье сказал Михаил Анатольевич — он понимал, что продешевить тут нельзя.
— Ну разумеется, о чем разговор! Сделаем в лучшем виде!
— Сколько? — спросил Михаил Анатольевич.
— Сколько положено, — сказал посетитель и кивнул на бутыль.
— Ну хорошо, приступайте.
Через полчаса сила тяжести заметно возросла и достигла половины земной. За иллюминатором текла речка, пели птички, на лугу паслось какое-то домашнее животное, с цветка на цветок перелетали бабочки. Маленькое, но яркое солнце, куда ярче настоящего, быстро катилось по небу, изредка скрываясь в облаках. Бутыль, стоявшая у стола, исчезла вместе с посетителями.
Когда спустя несколько лет погасла одна из ближних звезд, Михаил Анатольевич сказал себе, что ему до этого нет ровно никакого дела. Он был уже начальником управления.
СДЕЛАЙ СЕБЕ СОБЕСЕДНИКА
Эсфатогал Маоэнхам сыбранал чвалами на хролней дуграле, когда перед ним внезапно возникло из ничего существо престранного вида. Обваля его зрялой, Маоэнхам кулепнулся на тропахи и заолшвал. То, что он увидел, было ни на что не похоже — маленькое, на вид совершенно твердое существо стояло вертикально на двух тонких отростках. Верхняя половина, похожая на орвабля, была снабжена двумя тонкими отростками, которые беспрерывно мотались туда и сюда. Венчало все это нечто шарообразное, но со многими выступами. Эсфатогал Маоэнхам эсквабнулся и заагранил.
