Виссарион Белинский - Утренняя заря, альманах на 1841 год, изданный В. Владиславлевым. Третий год
Очень верна у автора вот эта параллель между старым и настоящим, в литературном отношении:
Должно, однако ж, заметить, что литературные несогласия того времени были не иное что, как рыцарские поединки, в которых действовали одним законным и честным оружием; тогда искали торжества мнению своему, хотели выказать искусство свое, удовлетворить некоторой удалости ума, искавшего в подобных ошибках случайностей, гласности и блеска. По вышеприведенному замечанию, что у нас тогда было более аматеров, нежели артистов, следует, что и в сих распрях выходили друг против друга добровольные, бескорыстные бойцы, а не наемники, которые ратуют из денег, нападают сегодня на того, за которого дрались вчера, торгуют равно и присягою и оружием своим и, за бессилием своим в бою начистоту, готовы прибегать ко всем пособиям предательства. Убегая с открытого поля битвы, поруганные и уязвленные победителем, они не признают себя побежденными; если стрелы их не метки и удары не верны, то они имеют в запасе другое оружие потаенное, ядовитое, имеют свои неприступные засады, из коих поражают противников своих наверное. Сей язвы литератур и обществ, которые их терпят потому, что и в божием творении пресмыкаются ядовитые гады и, следовательно, нужны в общем плане создания, к счастию и к чести своей, не знала старинная литература наша.
Одних этих выписок достаточно для удостоверения, что, когда книга Вяземского выйдет вполне, мы будем иметь одно из тех произведений, которые составляют капитальные владения литературы. Даже и там, где не соглашаешься с остроумным автором, как, например, в похвалах, которые он приписывает сатирическому таланту Сумарокова, все-таки дорожишь его мнениями, как мнениями достойного представителя интересной эпохи нашей литературы.
«Смерть Розы», рассказ самого издателя альманаха, отличается легкостию и игривостию изложения.
«Кулик», повесть г. Гребенки, показывает, что замечательное дарование этого автора крепнет и что гуманическое начало начинает в его повестях брать верх над комическим элементом. «Кулик» – одна из лучших повестей последнего времени. Нельзя не завлечься ее живым рассказом, нельзя не тронуться ее развязкою, трагическою без всякой натяжки. Особенно хорошо в ней то, что автор умел представить своих героев верно с действительностию, то есть людьми низшего класса и в то же время «людьми», и возбудить к ним участие, не становя их на ходули ложной и приторной идеализации.
К «Психее» – рассказу г. Кукольника, нельзя быть строгим, потому что этот рассказ написан к двум картинкам Брюллова, а эти две картинки стоят двух повестей, ознаменованных великим талантом{4}. Обе они понятны с первого взгляда, без всяких объяснений и повестей, ибо слишком определенно говорят сами за себя. На одной вы видите группу из трех фигур: у водомета стоит девушка с молодым человеком, а старуха из окна показывает ей, с выражением упрека, что вода давно уже бежит через край. Смущенный молодой человек, отворотившись от девушки, ласкает собаку, которая, разумеется, нисколько не занимает его собою; смущенная девушка, не оборачиваясь к нему, подает ему исподтишка букет цветов, а другою рукою берется за ведро. Это истинная «идиллия» в смысле греческом, в смысле «сцены»; это ландшафт и картина вместе; ибо тут и сельская природа благословенной Италии, и драма из сельской жизни. По лицу девушки видите вы, что это крестьянка; но как хороша она! сколько жизни и грации в несколько грубых чертах ее лица! Как хорош этот молодой крестьянин! Какое характеристическое лицо у этой старухи, высунувшейся в окно! Какая гармония, жизнь во всей картине! сколько в ней оригинальности и типизма! какая истина и верность действительности в каждой, даже малейшей черте! И между тем это – так, мгновенная фантазия, прихоть художника, но художника великого! И как удалась гравюра этой картины!
То же можно сказать и о гравюре с другой картины Брюллова. С первого взгляда видите вы легкую, но глубоко творческую композицию картины. Перед вами спальня с двумя кроватями, на которых спят бабушка и внучка, – и перед ними сны, которые им обеим грезятся. На добром лице старушки вы замечаете то кроткое блаженство, которое и в старости дает на минуту воспоминание о прошедшем. Она видит себя молодою и подле себя своего жениха; он, подав ей розу, целует ей руку, которою она поднимает цветок к носу. Девушка видит, напротив, страшный сон: ее мчит на коне мертвый рыцарь; из его глаз исходят пламенные лучи, как из глаз и ноздрей его коня, который мчится по кладбищу… Какая поэтическая мысль! Над кроватью старушки висят портреты – ее собственный и ее мужа, писанные тогда, когда еще оба они были молоды, и вы видите, что фигуры, которые представляются старушке во сне, совершенно сходны с этими портретами. Стенные часы, показывающие половину второго, платье на стуле подле кровати, сбившееся на пол одеяло девушки, – каждая подробность дышит идеею целого.
Кроме этих двух гравюр, альманах украшен еще десятью превосходно сделанными гравюрами, изображающими: портрет Петра Великого (во весь рост); утреннюю зарю над бородинским памятником; портрет ее императорского высочества великой княжны Александры Николаевны; портрет княгини Е. П. Белосельской-Белозерской; портрет баронессы А. Ф. Криднер; портрет М. А. Бек; утро на Волге (с картины г. Чернецова); Сорренто (с картины г. Щедрина) и Константинополь (с картины г. Воробьева){5}.
По внешнему изяществу и роскоши, альманах г. Владиславлева – европейский, в полном значении этого слова; а по содержанию, вероятно, далеко превзойдет игрушки этого рода, издаваемые в Европе только для картинок.
Примечания
Впервые – «Отечественные записки», 1841, т. XIV, № 1, отд. VI «Библиографическая хроника», с. 1–8 (ц. р. 1 января; вып. в свет 3 января). Без подписи. Авторство – КСсБ, Список V, с. 420.
Издателем рецензируемого альманаха был штаб-офицер корпуса жандармов В. А. Владиславлев. В этой связи характерно признание А. А. Краевского, содержащееся в письме М. Н. Каткову от 12 апреля 1840 г.: «Душа моя не терпит этих нищих альманачников, которые ходят по дорогам, поют Лазаря и собирают статьи, а после печатают их – черт знает для чего: книга не книга, журнал не журнал, а так что-то – пуф! Одну «Утреннюю зарю» должно хвалить, потому что, если не похвалишь, то после придется разделываться чуть-чуть не спиною…» (ЛН, т. 56, с. 139). Однако, как следует из рецензии, похвалу Белинского альманах вполне заслуживал.
Сноски
1
Эта повесть имеет близкое отношение с другою повестью князя В. Ф. Одоевского – «Саламандра», помещенною в этой книжке «Отечественных записок».
2
Народный финский инструмент, похожий на лежащую арфу с волосяными струнами.
3
Род финского Аполлона.
4
Так финны в старину называли шведов.
5
Старинное название русских в Финляндии.
6
Мудрецы, маги.
Комментарии
1
Белинский имеет в виду – помимо альманаха – роман Ф. Купера «Путеводитель в пустыне, или Озеро-море» (о нем см. наст. т., с. 472–473) и, вероятнее всего, первый поэтический перевод шекспировской «Бури», сделанный Н. М. Сатиным (это издание появилось в самом конце 1840 г.; см. также прим. 1 к рецензии «Пантеон русского и всех европейских театров. Март, № 3»).
2
Белинский цитирует стихотворение «Старое поколение»; кроме него, в альманахе были опубликованы еще два стихотворения П. А. Вяземского: «Петербургская ночь» и «Утро на Волге».
3
Монография Вяземского о Фонвизине, работа над которой началась еще в 20-е гг. XIX в., вышла в свет лишь в 1848 г. Замыслом Вяземского пристально интересовался Пушкин, оставивший пометы на рукописи этой книги (см.: «Новонайденный автограф Пушкина». Подг. текста, статья и комментарии В. Э. Вацуро и М. И. Гиллельсона. Л., «Наука», 1968).
4
Имеются в виду гравюры с рисунков К. П. Брюллова «Вода уж через бежит (Так в тексте. – Ред.) (Прерванное свидание)» и «Сон бабушки и внучки».
5
Белинский перечисляет не десять, а девять гравюр.
