Пьер Бурдье - О телевидении и журналистике
Объективируя собственную позицию в отношении масс-медиа и в особенности телевидения, П. Бурдье обращается к анализу нескольких передач с его участием. Он обращает внимание на то, что логика построения передач не оставляет исследователю возможности раскрыть свои взгляды, поскольку существуют ограничения во времени, в выборе словаря (ориентация на широкую публику не позволяет использование точной научной терминологии), в манере представления материала (связанной с концепцией передачи). Он показывает тенденцию к сокращению «пространства дебатов», выражающуюся не только в сокращении времени, выделяемого телевидением на обсуждение социально значимых тем, но и в сокращении круга лиц, допускающихся к такому обсуждению. Одним из пороков аналитических передач, в том числе, с участием ученых и экспертов, П. Бурдье считает их «короткую память». Этот феномен имеет два проявления. С одной стороны, многие передачи и статьи основаны на сиюминутных событиях и их анализе вне исторического контекста. Они игнорируют предшествующие события, да и не считают нужным отслеживать их развитие. Заранее предполагается, что к материалу возвращаться никто не будет. С другой стороны, аналитики, приглашенные СМИ, выступают с прогнозами: политическими, экономическими и прочими, — за которые они не несут никакой ответственности. Сбылись ли прогнозы или нет — это редко интересует журналистов. Масс-медиа страдают своего рода амнезией. Однако, даже с учетом всего сказанного, П. Бурдье считает необходимым для ученого использовать власть масс-медиа, чтобы, с одной стороны, донести результаты своих исследований, а с другой — утвердить независимость аналитического и критического дискурса науки.
В последние годы своей жизни он не раз обращался к аудиовизуальным средствам для продвижения своих идей: изданы видеокассеты с записью его лекций, снято два «социологических» документальных фильма (режиссер — Пьер Карл), существуют записи радиопередач с его участием. Символическая власть средств массовой информации была очевидна для П. Бурдье. Книга «О телевидении и журналистике», раскрывающая скрытые факторы и закономерности функционирования поля масс-медиа, стала как бы попыткой освободить журналистов от безусловного подчинения установленному порядку и давлению рыночных механизмов. Ее критический запал направлен не против телевидения, но на то, чтобы сделать журналистов союзниками ученых в решении проблем современного общества.
Н.А. Шматко
О телевидении
Этот текст представляет собой полное, проверенное и исправленное, воспроизведение двух телепередач, записанных 18 марта 1996 года и показанных в рамках серии телевизионных лекций Коллеж де Франс на канале «Пари Премьер» в мае 1996 года («О телевидении» и «Поле журналистики и телевидение», Collège de France — CNRS audiovisuel). В приложении я поместил статью (ранее опубликованную в журнале «Actes de la recherche en sciences sociales» в номере, посвященном засилью телевидения), представляющую в более строгой форме темы этих двух лекций.
ПреамбулаЯ решил провести эти две лекции по телевидению, чтобы попытаться выйти за пределы обычной публики, посещающей лекции Коллеж де Франс. Я действительно считаю, что телевидение с помощью различных механизмов, которые я постараюсь вкратце описать (более глубокий и систематический анализ потребовал бы гораздо большего времени), подвергает большой опасности самые различные сферы культурного производства: искусство, литературу, науку, философию, право. Я даже полагаю, что оно, попреки тому, что думают и говорят — без сомнения, абсолютно искренне — наиболее осознающие свою ответственность журналисты, подвергает не меньшей опасности политическую жизнь и демократию. Я мог бы с легкостью это доказать, проанализировав, какой прием был оказан на телевидении, а затем и некоторыми другими СМИ, движимыми целью завоевания все большей и большей аудитории, некоторым подстрекателям к ксенофобии и расизму, или же показав те уступки, которые оно ежедневно делает в пользу узко национального, если не откровенно националистического видения политики. Тем же, кто станет подозревать меня в критике исключительно французских особенностей, напомню, среди тысячи прочих патологий американского телевидения, об освещении процесса О. Дж. Симпсона и о более поздней подаче обычного убийства как «сексуального преступления» со всеми вытекающими и выходящими из под контроля юридическими следствиями. А недавний инцидент между Грецией и Турцией, без сомнения, ярче всего иллюстрирует опасности, к которым приводит безграничная конкуренция в борьбе за рейтинг. Услышав призывы к мобилизации и воинственные заявления на одном из частных телевизионных каналов, поводом для которых явился крошечный необитаемый остров Имиа, остальные греческие частные теле- и радиокомпании, к которым присоединились ежедневные газеты, перекрикивая друг друга, подхватили этот националистический бред; турецкие газеты и телевизионные каналы, действующие в той же направленной на завоевание аудитории логике, также вступили в бой. В результате едва удалось избежать высадки греческих солдат на этот остров, перемещения военных флотов и войны. Вполне возможно, что новый характер, свойственный вспышкам ксенофобии и национализма, наблюдаемым в Турции и Греции, а также в бывшей Югославии, Франции и других странах, связан в основном с возможностями эксплуатации низменных страстей, которые предоставляют современные средства массовой информации.
Чтобы выполнить договор, которым я себя связал, согласившись читать этот курс в форме телевизионного выступления, мне нужно было заставить себя выражаться понятным всем языком. Поэтому во многих случаях я вынужден прибегать к неточностям и упрощениям. Чтобы вывести на первый план главное, т. е. текст, в отличие от того, что обычно практикуется на телевидении, я по согласию с режиссером принял решение избегать различных формальных изысков при съемке и отказался от иллюстраций: отрывков из телепередач, факсимиле документов, статистических таблиц и т. п., — которые, кроме того, что могли отнять ценное время, нарушили бы нить повествования, стремящегося быть аргументированным и доказательным. Я хотел обозначить контраст с обычным‘телевидением, выступающим объектом моего анализа, чтобы таким образом утвердить независимость аналитического и критического дискурса, рискуя при этом придать своему выступлению тяжелую, педантичную, дидактическую и догматичную форму так называемого магистрального курса. Связная речь, постепенно покинувшая телевизионные студии (говорят, что в Соединенных Штатах, по правилам, выступления во время политических дебатов не должны превышать семи секунд), на самом деле остается одной из самых действенных форм сопротивления манипулированию и утверждения свободы мышления.
Прекрасно отдаю себе отчет в — том, что сугубо словесная критика, которой я вынужден ограничиться за неимением лучшего, есть всего лишь субститут, гораздо менее эффективный и занимательный, чем настоящая критика образа через образ, которую мы находим то тут, то там: от Жана-Люка Годара в фильмах «Tout va bien», «Ici et ailleurs» и «Comment ça va» и до Пьера Карла. Осознаю и то, что мои усилия продолжают и дополняют непрекращающуюся борьбу, которую профессионалы кино и телевидения ведут за «независимость своего коммуникативного кода», и в частности, критическое размышление о видеоизображении. Пример такой борьбы Жан-Люк Годар — снова он — со своим анализом фотографии Жозефа Крафта и того, как она была использована. Я мог бы присоединиться к программе, предложенной Годаром: «Цель этой работы — задать себе вопрос о видеоизображении и звуке с политической [я бы сказал, с социологической, — П.Б.] точки зрения. Перестать говорить: „Это точное изображение“, а говорить: „Это всего лишь изображение“. Перестать говорить: „Это нордический офицер на лошади“, но говорить: „Это изображение лошади и офицера“.»
Мне бы не хотелось, хотя я и не строю иллюзий на этот счет, чтобы мой анализ был воспринят как «нападки» на телевидение и журналистов, продиктованные своего рода старческой ностальгией по культурному телевидению типа «Теле Сорбонна», или как реакционное и регрессивное отрицание того, что (несмотря ни на что) может сделать телевидение с помощью, например, специальных репортажей. И хотя у меня есть все основания опасаться, что мой анализ может послужить пищей для нарциссической самоудовлетворенности мира журналистов, слишком любящего направлять на себя ложно критический взгляд, я надеюсь, что он сможет стать инструментом или оружием в руках всех тех, кто внутри профессионального мира видеоизображения сражается за то, чтобы телевидение, которое могло бы стать замечательным инструментом прямой демократии, не превратилось в инструмент символического угнетения.
