Александр Бестужев-Марлинский - Статьи
До сих пор мы говорили только о самобытности мысли в человеке. До сих пор ее умозрения могли существовать, не проявляясь. Теперь обратимся к обнаруженной воле, т. е. действию, душа которого есть доброта, ибо для чего иного, как не для достижения собствепного или общего блага покидает человек покой бездействия? Самое избежание вреда и удовольствие суть уже блага.
Правда, собственное невежество, предрассудки, воспитание и дурные примеры высших совращают не только людей, но целые народы с пути добродетели, не понимая того, что пороки, сколько б они лестны ни были, разрушают здоровье и покой. Это личное благо каждого основано на непременном благе общем, что высочайшая политика есть правота, что возмездие за добро и зло и самое счастие находятся не вне, а внутри нас самих. Люди корыствуют, коварствуют, угнетают, мстят во имя бога, законов, которых не понимают они! Но даже и сии заблуждения доказывают врожденное стремление души человеческой к взаимному благу, т. е. доброте.
И так действие, или проявление мыслей, может выразиться в разных видах или формах. Все равно, будет ли оно облечено словами или музыкою, краскою или движениями ИЛИ деяниями. Но все вещественные образы заключаются в известном пространстве. Все явления происходят в известном времени. Следственно, они ограничены, они конечны. Всегда ли же беспредельная мысль может вместиться в известные пределы выражения? Конечно, нет. При этом представляются три случая: или выражение превзойдет мысль, и тогда следствием того будет смешная надутость, пышность ободочки, которая еще явнее выкажет нищету идеи, или мысль найдет равносильное себе выражение, и тогда чем совершеннее будет союз их, тем прекраснее, тем ощутительнее окажется достоинство обеих. Простота и единство суть отличительные качества подобного выражения. Вид этот я назову отражателъностию, потому что он как в зеркале передает мысль производителя во всей полноте и со всеми ее оттенками, или наконец мысль огромностию своею превысит объем выражения, в которое теснится, и тогда она должна или расторгнуть форму, как порох орудие, или разлиться как преполненный кубок, или вместиться во многие виды подобно соку древесному, разлагающемуся в корень и кору, в плову и листья, то развитому цветом, то зреющему в плоде. Неясность и многосторонность должны быть необходимыми спутниками таггого слияния бесконечного с конечным, утонченного с грубым. Назовем это идеалъностию, потому что идея или мысль превышает здесь свое выражение. Вот начало классицизма и романтизма.
Цель наблюдения, сказали мы, есть истина, а душа действия – доброта. Прибавим, что совершенное слияние той и другой есть изящное или поэзия (здесь беру я поэзию не как науку, но как идею), неотъемлемым качеством которой должно быть изобретение. Поэзия, объемля всю природу, не подражает ей, но только ее средствами облекает идеалы своего оригинального, творческого духа. Покорная общему закону естества – движению, она, как необозримый поток, катится вдаль между берегами того, что есть и чего быть не может; создает свой условный мир, свое образцовое человечество, и каждый шаг к собственному усовершению открывает ей новый горизонт идеального совершенства. Требуя только возможного, она является во всех видимых образах, но преимущественно в совершеннейшем выражении мыслей – в словесности. Но там, где нет творчества, – нет поэзии, и вот почему науки описательные, точные, и вообще всякое подражание природе и произведениям людей даже случайной добродетели не входят в очаровательный круг прекрасного, потому что в них нет или доброты в истине, или истины в доброте. Например, в летописи заключается истина, но она не оживлена нравоучительными уроками доблести. Картины Теньера верны, но без всякого благородства. Подражание мяуканью может быть весьма точно, но какая цель его? Храбрость для защиты отечества – добродетель, но храбрость в разбойнике – злодейство. Самоотвержение Дон-Кишота привлекательно, но зато дурное применение оного к действиям смешно и вредно. Благодеяние из корыстных видов – близорукая доброта, которая обращается во вред многим и принадлежит к сему же разряду.
Мало-помалу туман, скрывающий границу между классическим и романтическим, рассеивается. Эстетики определят качества того и другого рода. В самой России, правда, немногие, но зато истинно просвещенные люди выхаживают права гражданства милому гостю романтизму. Считаю нелишним и я изложить здесь новейшие о том понятия, как отразились они в уме моем сквозь призму философии.
Примечания
1
Взгляд на старую и новую словесность в России. Впервые – в «Полярной звезде на 1823 год», стр. 11—29, за подписью: А. Бестужев. Статья вошла в Полное собрание сочинений, 1838 г., ч. XI. Текст печатается по первой публикации.
2
…слили воедино с родом славянским язык и племена свои… – Бестужев неверно трактует вопрос о происхождении русского языка от слияния с языком норманнов.
3
«Русская правда» – свод древнерусского права эпохи Киевского государства и феодальной раздробленности (дошел до нас в списках XIII—XVIII вв. в 3-х редакциях).
4
Народные песни изменены преданием и едва ли древнее трехсот лет. – Бестужев неверно считал, что исконно свободолюбивые мотивы русского фольклора были изменены в условиях татарского ига и княжеского деспотизма. На самом деле фольклор сохранил в себе многие черты даже и более древних эпох языческого периода.
5
…в Песне о битве Донской… – «Задонщина», – памятник русской литературы конца XIV в.; вошла в Никоновскую летопись и упоминается в «Истории государства Российского» Карамзина.
6
Тредиаковский В. К. – оценивается А. Бестужевым, в духе сложившейся традиции, явно пристрастно, как «бездарный» стихотворец.
7
Заслуги Екатерины для просвещения отечества неисчислимы… – Здесь и далее Бестужев чрезмерно преувеличивает «заслуги» Екатерины, беспощадно расправлявшейся с писателями-вольнодумцами (Новиков, Радищев); ее собственное литературное творчество не представляет никакой ценности.
8
Оссиан (III в.) – легендарный кельтский бард; популярность в конце XVIII – начале XIX в. приобрели «Песни Оссиана», сочиненные шотландским поэтом Джемсом Макферсоном (изданы в 1765 г.).
9
Пиндар (518—442 или 438 гг. до н. э.) – древнегреческий поэт, автор торжественных песнопений; высоко расценивал роль поэта, сохраняющего для потомков память о славных деяниях.
10
…певца водопада, Фелицы и бога… – Имеются в виду оды Г. Р. Державина (1743—1816): «Водопад» (1794, посвящена смерти Потемкина), «Ода к Фелице» (1782, посвящена Екатерине II), «Бог» (1784).
11
Время рассудит Карамзина как историка… – отголосок тогдашней полемики вокруг «Истории государства Российского» (1818—1829) Н. М. Карамзина (1766—1826). В отличие от других декабристов, А. Бестужев не занимал по отношению к «Истории…» отрицательной позиции.
12
Осипов Н. П. (1751—1799) – автор поэмы «Вергилиева Энеида, вывороченная наизнанку», ч. I—IV, 1791—1796, продолжена Котельницким, ч. V—VI, 1802—1808; эта поэма представляет собой вольный перевод «Похождений благочестивого героя Энея» (1783—1786) австрийского поэта, писателя-просветителя А. Блумауэра (1755—1798); сыграла заметную роль в развитии русской ироикомической поэмы.
13
«Елисей». – Имеется в виду поэма В. И. Майкова (1728—1778) «Елисей, или Раздраженный Вакх» (1771), исполненная социальной сатиры, изображающая нравы петербургского «дна», полемически направленная против высокопарного стиля придворного поэта В. П. Петрова.
14
Котляревский И. П. (1769—1838) – украинский писатель, поэт, автор травестированной бурлескной поэмы «Энеида» (1798, полное издание – в 1842 г.).
15
Нелединский-Мелецкий Ю. А. (1752—1829) – поэт-сентименталист, статс-секретарь при Павле I.
16
Салтыков П. С. (1698—1772) – граф, фельдмаршал.
17
Бобров С. С. (кон. 1760-х – 1810 гг.) – поэт религиозно-дидактического характера, злоупотреблявший славянизмами, громоздкими аллегорическими образами и картинами. Автор поэмы «Херсонида, или Картина лучшего летнего дня в Херсонесе Таврическом» (1798). Один из «шишковистов», высмеивавшихся «карамзинистами» и Пушкиным.
18
Долгорукий И. М. (1764—1823) – князь, русский поэт, автор песен, любовных и сатирических посланий; некоторые из его произведений, по словам Белинского, отличались «неподдельным русским юмором».
19
Хвостов Д. И. (1756—1835) – граф, стихотворец, член «Беседы любителей русского слова». Бестужев оценивает его очень снисходительно, между тем он слыл как бездарный поэт, сам себя рекламировавший, литературный консерватор, эпигон классицизма, архаист в языке и стиле, был мишенью для многочисленных эпиграмм «арзамасцев» и Пушкина.
