Роман Арбитман - Поединок крысы с мечтой
В забавном рассказе Филлипса ополоумевший писатель-фантаст Красвелл специализируется именно в написании фэнтази и силою своего буйного воображения начинает генерировать квазиреальность, скроенную по правилам любимого жанра. По сюжету, Красвелл весьма талантлив и к тому же искренен в стремлении создать прекрасный новый мир. Однако другому герою, репортеру Питу Парнеллу, находиться в этом мире и смешно, и противно одновременно. Литературная ценность подобных построений оказывается невелика; но и главная, эскапистская ценность всего, что создано безумным Красвеллом, проблематична. Героя-журналиста тошнит от пейзажей, похожих на театральные задники, скверно размалеванные подражателями Дали. Угнетает опереточная атрибутика – все эти заколдованные мечи-кладенцы, перстни с неразборчивыми печатками, рогатые шлемы и огнедышащие диплодоки в чешуе, как жар, горя. Скулы сводит от дурной патетики монологов, коими обильно уснащен текст: «Вот картина, способная вселить ужас даже в мое сердце! Гарор вновь жаждет боя, она выслала против нас полчища Ларков – тварей из Верхнего Мира... Они неуязвимы для обычного человека, но их можно поразить моим мечом или же твоими чарами, могучий маг Неллпар Семи Лун!» Наконец, примитивные донельзя повороты сюжета сначала еще умиляют, но потом тихо злят.
Перед нами среднепотолочный образец литературы фэнтази со всеми ее пригорками и ручейками. Питер Филлипс словно бы предчувствовал нынешнюю ситуацию на нашем книжном рынке, где авторов добротной старой сайенс-фикшн легко оттеснили создатели романов в стиле «Меч энд Магия»; место былого респектабельного стандарта в духе Кларка или Уиндема занял развесистый толкиенистский стереотип. Причем сам классик Джон Рональд Руэл Толкиен превратился для нас в окультуренный аналог того же Красвелла не по своей воле. Он заложил лишь пару камней в фундамент безумного мира, а затем уже нашлись строители и без него. В любой нормальной стране «Властелин Колец» не был фатально опасен и не нуждался в противоядии; у нас же эта невинная выдумка дала опасные метастазы – так желающие непременно заторчать отыщут наркотик в первых подвернувшихся под руку ядовитых грибочках. Литературное пространство преобразовалось в игровое, получило конкретные географические координаты. Форма подмяла под себя содержание, и безумные мальчики-девочки с картонными мечами ныне оглашают окрестные леса патетическими возгласами и труднопроизносимыми именами. Фэнтази превратилась в литературу – коллективного организатора и агитатора. Сколь долго мечи останутся картонными, а имена не обретут дополнительный актуальный смысл, сказать затруднительно. В рассказе Питера Филлипса все, к счастью, заканчивается непременным хеппи-эндом: циник Пит Парнелл преодолевает сумасшедший пафос и гасит в зародыше мировой пожар в крови. Герою удается спасти от бреда и себя, и Вселенную, и самого Красвелла. Репортер успевает как раз в тот момент, когда фантастическое безумие перестает быть личным делом фантаста и начинает негативно проявляться вовне.
У нас же в отношении репортеров к толкиенутому войску преобладает романтическое сочувствие. Для тех, кто одобрительно отзывается о новых молодежных играх на свежем воздухе, плюсом является нетрадиционность времяпрепровождения: в конце концов медный таз на голове – не каска в камуфляжных разводах, что само по себе кажется неплохо. Это действительно неплохо – до той поры, пока тазы не станут нацеплять на головы всем, кто хочет того и не хочет. Увы, безумие нуждается в волонтерах. Сон золотой – действительно дело святое, но безумцы почему-то обожают навевать его человечеству, не заручившись согласием последнего.
1994
Владеть землей имеем право
Колин Уилсон. Паразиты сознания. В авторском сборнике «Космические вампиры». СПб.: Мир и Семья
Английскому писателю Колину Уилсону в нашей стране повезло. От превращения его в культовую фигуру (а романа «Паразиты сознания» – в подлинный катехизис российского сумасшедшего) автора спасают два обстоятельства. Во-первых, далеко не всякому нормальному безумцу по плечу две с половиной сотни страниц суховатого британского умничанья, пересыпанного к тому же глубокомысленными ссылками на каких-то Гуссерля, Тейяра де Шардена, Гурджиева, Шпенглера, Лавкрафта и прочие якобы научные авторитеты. Во-вторых, жанр научной фантастики, к которому поначалу формально, но затем и фактически прибегнул Уилсон, априори оставляет равнодушными даже самых активных отечественных психов: появление романа в популярной питерской серии SFИНКС – с обнаженной дамой и вооруженным космонавтом на супере – надежно дезориентирует читателя.
Если отбросить привходящие обстоятельства и пренебречь зарубежным антуражем недалекого будущего (действие книги, написанной в 1967 году, разворачивается в самом начале XXI века), мы получим сюжет, чрезвычайно близкий нашей ментальности.
Человечество порабощено. Враг находится вне, но как бы и внутри нас самих. Существуют дьявольские создания, которые «явились на Землю намеренно, чтобы сосать соки из человеческой цивилизации». Это вампиры, питающиеся эманациями нашего сознания. Особенно активизировались они сравнительно недавно, и свидетельство тому – положение в искусстве и культуре. До активизации паразитов искусство, по Уилсону, имело жизнеутверждающий характер. Но «после вторжения вампиров мозга этот солнечный оптимизм стал для людей творчества почти недосягаем». Один из героев романа наблюдает в недавней истории безусловные и пугающие закономерности: «Творческие личности, отказывающиеся проповедовать пессимизм и безверие, уничтожались. Хулители же жизни зачастую доживали до самого преклонного возраста». Не кто иной, как все те же паразиты поддерживали врагов рода человеческого вроде Шопенгауэра или де Сада. С помощью таких вот «оборотней» паразиты принуждают, например, не удовлетворяться спокойным мирным сексом во славу продолжения рода, но скатываться к ужасным половым извращениям. Да что там секс: даже мировые войны – и те, оказывается, спровоцированы паразитами, чтобы отвлечь человека от исследования просторов собственного сознания (ибо в результате таких медитативных поисков паразиты могут быть обнаружены и изгнаны). Одним словом, «низменное начало получает поддержку откуда-то извне».
Судя по всему, догадки, приходящие в голову персонажам Уилсона, в разное время посещали и наших соотечественников. Блестящая гипотеза о вмешательстве позволяла в прежние годы объяснять наличие тех или иных социальных проблем, существующих у нас безо всяких на то объективных социальных предпосылок. По этой версии, те же садизм и прочие извращения не могли у нас самозародиться и появлялись лишь из-за ротозейства пограничников. (Кстати, именно поэтому миф об абсолютной непроницаемости наших границ все-таки не культивировался: врагам должна была быть оставлена хоть малая лазейка для диверсий; в противном случае пришлось бы объяснять наличие в нашем тылу самостоятельной и ничейной пятой колонны, для которой будто бы не было тех же социальных предпосылок.) В последние годы идея в трактовке уилсоновских героев, естественно, стала для нас еще более заманчивой. Процесс демифологизации Запада, чей дьявольский ореол поблек после тесного знакомства, двинулся параллельно эскалации общественного безумия – когда понятие «зомби» в массовом сознании стало едва ли не рядовым и вполне медицинским термином. Людей, уверенных, что их мозг подвергается непрерывному и направленному воздействию, гипотеза о «паразитах сознания» устроила бы идеально. Даже старшее поколение, выросшее на «Интернационале», было бы удовлетворено: в конце концов, уже в пролетарском гимне содержались явный намек на грядущие столкновения людей и паразитов за право владеть планетой Земля, а также уверенность в конечной победе людей. Такая победа, само собой, и описывается в финальных главах романа Колина Уилсона: группа прозревших землян обнаруживает базу паразитов на Луне и общими усилиями отправляет спутник в тартарары.
Несмотря на видимый хеппи-энд, роман «Паразиты сознания» завершается отнюдь не на оптимистической ноте – и в этом (а не только в формально-жанровом своеобразии), возможно, кроется главная причина, по которой книга не станет штандартом общественного безумия. Герои Уилсона, в индивидуальном порядке освободившись от личных паразитов, ощущают беспредельные возможности. Теперь их суперспособности ничем не подавлены, и герои овладевают телепатией, телекинезом и прочими замечательными вещами. Проблема, однако, в том, что неясно – на что эти гениальные дары употребить. Пока в сознании гнездились паразиты, тайно или явно существовала некая преграда, которую пытливый ум старался преодолеть и таким образом вечно двигался к недостижимому совершенству. Изгнание паразитов подарило абсолютную свободу и уничтожило какой бы то ни было стимул. Отныне право владеть Землей (и даже Вселенной) за человечеством закреплено навечно, но философский вопрос «Зачем?» портит все удовольствие. Ненависть к тем, кто «оккупировал» твой мозг, вдруг может смениться желанием, чтобы кто-нибудь вновь разделил с тобой ответственность. Но поздно, враг уничтожен. Тоска по былой гармонии может вернуться, а паразиты – никогда.
