Владимир Набоков - Комментарий к роману "Евгений Онегин"
Вот комментарии к отрывкам из этой поэмы.
I
Над омраченным Петроградом
Осенний ветер тучи гнал,
Дышало небо влажным хладом,
4 Нева шумела. Бился вал
О пристань набережной стройной,
Как челобитчик беспокойный
Об дверь судейской. Дождь в окно
8 Стучал печально. Уж темно
Все становилось. В это время
Иван Езерский, мой сосед,
Вошел в свой тесный кабинет...
12 Однако ж род его, и племя,
И чин, и службу, и года
Вам знать не худо, господа.
Первая строфа очень близка началу «Медного всадника» (1833), которое я цитирую в моем коммент. к гл. 8, XXXIX, 7.
9 В беловой рукописи (ПД 194) Пушкин, возможно осенью 1835 г., стал менять фамилию «Езерский» на «Евгений» и «Онегин» (Акад. 1948, т. 5, с. 419) — И, 1:
Начнем ab ovo мой Евгений…
III, 4–5:
Отсель фамилию свою
Ведут Онегины…
V, 6:
Тогда Онегины явились…
Интересно, знал ли Пушкин, что среди польских дворян были Езерские, чей род прослеживается до XVI в., с одною ветвью, идущей из Киева.
II
Начнем ab ovo: мой Езерский
Происходил от тех вождей,
Чей дух воинственный и зверский
4 Был древле ужасом морей.
Одульф, его начальник рода,
Вельми бе грозен воевода,
Гласит Софийский хронограф.
8 При Ольге сын его Варлаф
Приял крещенье в Цареграде
С рукою греческой княжны;
От них два сына рождены:
12 Якуб и Дорофей. В засаде
Убит Якуб; а Дорофей
Родил двенадцать сыновей.
7 «Софийский хронограф» — так называемый «Софийский временник» («Софийские летописи») XV в., летописный свод, хранящийся в Софийском Доме, вотчине новгородского епископа.
8 Ольга — великая княгиня киевская, середина X в. (ум. 969)
III
Ондрей, по прозвищу Езерский,
Родил Ивана да Илью.
Он в лавре схимился Печерской.
4 Отсель фамилию свою
Ведут Езерские. При Калке
Один из них был схвачен в свалке,
А там раздавлен, как комар,
8 Задами тяжкими татар;
Зато со славой, хоть с уроном,
Другой Езерский, Елизар,
Упился кровию татар
12 Между Непрядвою и Доном,
Ударя с тыла в табор их
С дружиной суздальцев своих.
3 …лавра… Печерская — Киево-Печерская лавра, расположена в южной части Киева, основана в XI в.
IV
В века старинной нашей славы,
Как и в худые времена,
Крамол и смуты в дни кровавы,
4 Блестят Езерских имена.
Они и в войске и в совете,
На воеводстве и в ответе
Служили князям и царям.
8 Из них Езерский Варлаам
Гордыней славился боярской:
За спор то с тем он, то с другим
С большим бесчестьем выводим
12 Бывал из-за трапезы царской,
Но снова шел под страшный гнев,
И умер, Сицких пересев.
V
Когда ж от Думы величавой
Приял Романов свой венец,
Когда под мирною державой
4 Русь отдохнула наконец,
А наши вороги смирились,
Тогда Езерские явились
В великой силе при дворе.
8 При императоре Петре...
Но извините: статься может,
Читатель, я вам досадил:
Наш век вас верно просветил,
12 Вас спесь дворянская не гложет,
И нужды нет вам никакой
До вашей книги родовой...
2 Романов — царь Михаил Федорович (правил в 1613–1645).
XIII–XIV
Зачем крутится ветр в овраге,
Подъемлет лист и пыль несет,
Когда корабль в недвижной влаге
4 Его дыханья жадно ждет?
Зачем от гор и мимо башен
Летит орел, тяжел и страшен,
На черный пень? Спроси его.
8 Зачем арапа своего
Младая любит Дездемона,
Как месяц любит ночи мглу?
Затем, что ветру и орлу
12 И сердцу девы нет закона.
Гордись: таков и ты, поэт,
И для тебя условий нет.
Исполнен мыслями златыми,
Не понимаемый никем,
Перед распутьями земными
4 Проходишь ты, уныл и нем.
С толпой не делишь ты ни гнева,
Ни нужд, ни хохота, ни рева,
Ни удивленья, ни труда.
8 Глупец кричит: куда? куда?
Дорога здесь. Но ты не слышишь,
Идешь, куда тебя влекут
Мечтанья тайные; твой труд
12 Тебе награда; им ты дышишь,
А плод его бросаешь ты
Толпе, рабыне суеты.
Иное и не столь совершенное выражение той же мысли находим в черновике (тетрадь 2384), которым современные редакторы произвольно заполняют пробел неоконченной повести Пушкина «Египетские ночи» (осень 1835 г.).
***
Закончив строфу XV, Пушкин попытался продолжить поэму и превратил потомка варягов в бедного чиновника в «зеленом фраке побелелом» (отвергнутый черновик, 2375, л. 36). Воображение тут же рисует гоголевского Башмачкина, созданного несколькими годами позже (и имевшего более низкое происхождение): «Вицмундир у него был не зеленый, а какого-то рыжевато-мучного цвета». И вот этого-то потертого молодого человека, предтечу Башмачкина, Пушкин, поразмыслив, сделал героем «Медного всадника». Вот как возвращается домой герой «Медного всадника» Евгений (ч. I, стих 28):
Стряхнул шинель, разделся, лег.
В черновике этой поэмы (2374, л. 10 об.) строки, соответствующие стихам 24–26, звучат следующим образом:
Он был чиновник небогатый,
Безродный, круглый сирота,
Лицом немного рябоватый…
В повести Гоголя «Шинель», начатой не раньше 1839 г. в Мариенбаде и законченной в 1840 г. в Риме (первое издание — 1842 г.) Акакий Башмачкин тоже «несколько рябоват», да еще и «несколько рыжеват».
ТРУД[956]
Миг вожделенный настал окончен мой труд многолетний.
Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня?
Или, свой подвиг свершив, я стою, как поденщик ненужный,
Плату принявший свою, чуждый работе другой?
Или жаль мне труда, молчаливого спутника ночи,
Друга Авроры златой, друга пенатов святых?
ПРИЛОЖЕНИЯ
ПРИЛОЖЕНИЕ I
АБРАМ ГАННИБАЛ
Предисловие
Придет ли час моей свободы?
Пора, пора! — взываю к ней,
Брожу над морем[957], жду погоды,
Маню ветрила кораблей
Под ризой бурь, с волнами споря,
По вольному распутью моря
Когда ж начну я вольный бег?
Пора покинуть скучный брег
Мне неприязненной стихии
И средь полуденных зыбей
Под небом Африки моей[958]
Вздыхать о сумрачной России,
Где я страдал, где я любил,
Где сердце я похоронил.
Нижеследующий очерк, посвященный главным образом таинственному происхождению африканского предка Пушкина, не притязает на разрешение множества трудностей, встречающихся на этом пути. Появлением своим он обязан нескольким лишним часам, проведенным в великолепных библиотеках Корнельского и Гарвардского университетов, и единственная его цель — привлечь внимание к загадкам, не замеченным или неверно решенным другими исследователями. Хотя подчас я болезненно ощущал нехватку первоисточников, хранящихся в России (где они недоступны, кажется, даже и местным пушкинистам), я утешаюсь тем, что любые материалы для любых разысканий гораздо легче достать в учреждениях этой страны, чем в недоверчивом полицейском государстве.
