Роман Арбитман - Поединок крысы с мечтой
Уже по пересказу фабулы легко заметить, что произведение Уиндема (как и другие вещи того же антиутопического ряда) не только идет вразрез с надеждами и чаяниями угнетенного пола, взыскующего свобод, но и переполнено логическими лакунами (зачем, допустим, потребовалось выводить антикрысиный вирус, если в мире и так полно хороших ядохимикатов?). Однако, насколько известно автору этих строк, за годы, прошедшие после написания Дж. Уиндемом повести, со стороны женщин-фантасток не было предпринято ни одного заметного контрвыступления на ту же тему.
И так ведь понятно: мир, в котором исчезли бы не мужчины, а женщины, в считанные годы приказал бы долго жить.
1996
Петушком впереди прогресса
Чарлз Шеффилд. Мыслями в Джорджии. Журнал «Если»
Всякому овощу – свое время. Сверлильный станок не нужен кроманьонцу, микроскоп бесполезен Александру Великому, в доколумбову эпоху трансатлантический кабель был бы просто ересью (с кем переговариваться, если Америка еще не открыта?). Даже шар-монгольфьер с вопящим мужиком на борту во времена Андрея Рублева оказывался лишь красивым поэтическим анахронизмом Тарковского, к реальности отношения не имеющим. Медленная поступь научно-технического прогресса обеспечивала цивилизации должную устойчивость; подобно тому, как от детей взрослые прячут спички и ножницы, эволюцию техники на ранних стадиях развития общества сдерживал некий встроенный защитный механизм. В пору детства человечества сама последовательность открытий и изобретений не позволяла людям раньше времени прикоснуться к опасным игрушкам – тем, возня с которыми при неблагоприятных обстоятельствах могла бы привести недозрелые социумы к роковым последствиям: от поспешного разочарования в господствующих религиозных доктринах до коллективного суицида.
Но что не дозволено эволюции – по плечу писателям-фантастам. Начиная с Марка Твена, создателя романа о трудолюбивом янки при дворе короля Артура, авторы произведений в жанре сайенс-фикшн неоднократно ставили мысленные эксперименты. Они переносили разнообразные изобретения в не свойственные им эпохи, чтобы затем с любопытством вивисекторов наблюдать, как историческая буря будет перевешивать вывески и сколько народа будет затронуто причинно-следственным цунами.
Традиционно существовало два полярных подхода к развитию темы: оптимистический и пессимистический. Пессимисты вроде упомянутого Твена полагали, будто несвоевременное открытие обязательно произведет эффект искры в сухом лесу, после чего уютное доброе-старое время элементарно выгорит дотла вместе с его обитателями (нечто подобное у Твена и произошло с наивными рыцарями, чьи доспехи соприкоснулись с проводами под напряжением). Собственно говоря, интрига многих американских НФ романов о хронопутешествиях – включая «Конец Вечности» Айзека Азимова – была построена на том, что некие предметы (атомные двигатели или кофеварки – неважно!) попадали в чужое время, и доблестным парням из будущего приходилось совершать чудеса героизма, дабы загасить темпоральный пожар и не дать свершиться катаклизму.
Со своей стороны, фантасты-оптимисты считали, что время обладает колоссальной инертностью: поскольку-де изобретение, явленное некстати, возникает отнюдь не вследствие насущной необходимости, оно будет довольно быстро перемолото в жерновах истории и сгинет бесследно.
Чарлз Шеффилд, судя по опубликованному рассказу, примыкает к партии оптимистов. В его произведении механический компьютер, построенный гением-самоучкой еще в середине XIX века, так и остается нонсенсом, диковинкой, значение которой не может осознать даже сам изобретатель. Чуда не происходит, техническая революция той поры аккуратно обходит выдумку гения стороной, эра «ноутбуков» не приближается ни на год. Единственное, на что сгодится металлический динозавр – это стать подарком случайно залетевшим инопланетянам, которые, должно быть, приберут этот пра-компьютер себе в коллекцию и будут потом показывать на Альфе Центавра...
Разумеется, деление фантастов на оптимистов и пессимистов по названному принципу более чем условно. Если считать неожиданные прорывы в будущее не мрачными шутками эволюции, а, напротив, «звездными часами человечества», то сторонников гипотезы инертности времени нетрудно отнести к числу ретроградов, нытиков-маловеров и т. п. Однако на вопрос о том, что же важнее: «звездный час» или все-таки стабильность социума, – однозначного ответа нет до сих пор. Рискуя навлечь на себя упреки в ретроградстве, автор этих строк предпочел бы проиллюстрировать свою точку зрения известной притчей Уильяма Голдинга «Чрезвычайный посол».
У Голдинга римскому императору доставлялось несколько самоновейших изобретений, среди которых были паровой двигатель и печатный пресс. Старый проницательный император, оценив диковинки, решал, как мы помним, побыстрее предать их забвению, а преждевременного гения Фанокла – послать куда подальше, в Китай. И, между прочим, еще пожалел парня: мог бы просто приказать оторвать умную голову. Чтобы не суетился, не забегал вперед, не лез поперед эволюции в пекло.
Потому что крот истории медленно роет, но не нуждается в помощи экскаватора.
1996
В полночь на солнечной стороне
Лоуренс Уотт Эванс. Смертельное солнце. Смоленск: Русич («Сокровищница боевой фантастики и приключений»)
С типическими характерами в американской фантастике дела обстоят неважно, а с типическими обстоятельствами – просто из рук вон плохо. По официальной статистике, на сотню ученых приходится всего лишь один безумный ученый, однако именно деяниям этого смехотворного процента посвящены тома и тома. Кажется, что фантастам глубоко безразличен созидательный труд девяноста девяти рыцарей науки, которые строят плотины, побеждают болезни, расщепляют атом в мирных целях. И напротив: с каким-то мазохистским удовольствием авторы живописуют масштабные пакости, вызревающие под съехавшей крышей маньяка-одиночки. Это статистическое недоразумение так и норовит устроить наводнение с землетрясением, вывести особо опасный вирус или даже побаловаться с немирным атомом на глазах у изумленной публики. Понятно, что подобная литература, манипулируя фобиями доверчивых читателей, взращивает недоверие потребителей фантастики к миру науки; жанр сайенс-фикшн таким образом демонстрирует явную склонность к суициду, бросая тень на НТР, этот жанр и породившую.
Кстати, о тени. В отличие от обывателя, искренне полагающего, будто «терминатор» – всего лишь одна из киноипостасей Арнольда Шварценеггера, человек науки точно знает: прежде всего этим термином обозначается граница между светом и тенью на поверхности планеты. В романе Лоуренса Уотта Эванса описан именно такой пограничный городок, часть которого залита солнечными лучами, а другая часть погружена в ночь. Если учесть, что планета – из числа особо приближенных к светилу (типа нашего Меркурия), нетрудно догадаться о разбросе цен на землю и недвижимость. Все, что в тени, стоит дорого. То, что поджаривается, – сущие копейки (центы). На беду горожан орбита планеты неустойчива, и с каждой неделей безжалостное солнце отвоевывает у благодатной тени новые квадратные метры.
Тут-то и появляется долгожданный безумный ученый. Главная героиня книги, частный детектив Карлайл Хсинг, случайно узнает об опасном замысле некоего доктора Ли из Института космических исследований – взорвать на поверхности планеты сверхмощный термоядерный заряд, дабы стабилизировать орбиту и отнять у солнечной стороны искомые квадратные метры. Некоторое количество граждан, безусловно, пострадает от ударной волны, проникающей радиации и прочих поражающих факторов, известных из школьного курса ГО. Зато бизнесмен, вовремя скупивший места под солнцем, в одночасье обогатится. Если, конечно, взрывной эксперимент принесет хоть что-то кроме вышеупомянутых поражающих факторов.
Таким образом, злодей с докторской степенью налицо. Убийца в белом халате тянет палец к кнопке и все такое прочее – полная цепочка знакомых ассоциаций. Кроме того, Эванс (как и подобает современному американскому фантасту) не избегает темы, занимающей в последних рейтингах роковых напастей почетное второе место, сразу после темы ученых маньячеств.
Дело в том, что любое безумство становится масштабным, когда оно хорошо оплачено. В романе атомные эксперименты с переносом терминатора тайно спонсируются крупным японским капиталом, уже к середине XXI века распространившим свои щупальца по всей Галактике. Примерно к середине книги читатель вместе с частным детективом узнает имя загадочного бизнесмена, который вкладывает деньги в пустынную солнечную сторону. Это и есть мадам Сейури Накада, выходица из Страны Восходящего солнца.
