А. Москвин - О пользе бесполезных путешествий
В подобных утверждениях, видимо, содержится большая доля правды, но в истории Киллера и Камаре прогноз великого фантаста (пусть даже передаваемый в интерпретации сына) направлен не на технические тонкости. Здесь с полной силой проявляется гуманистическая направленность всего творчества писателя: оружие массового поражения в руках злодея или маньяка представляет опасность для очень многих людей, если не для всего человечества. История XX века дает тому, к сожалению, слишком много примеров.
И в связи с этим непреходящая ценность романа о приключениях Барсака и его спутников состоит прежде всего в том, что автор одним из первых в эпоху высокоразвитой технической цивилизации поднимает вопрос об ответственности ученого перед обществом. Жюль Верн считал, что, поскольку добро и зло в одинаковой мере действуют на душу человека, это может привести к страшной реальности: наука окажется на службе наихудшего из зол[5]. Когда ни совесть, ни чувство меры больше не сдерживают ученого, его талант может стать губительным для людей.
Пессимистические рассуждения на эту тему постоянно появляются в поздних верновских романах. По выражению М. Сорьяно, «романическое поле было наводнено интенсивным чувством виновности»[6]. Один и тот же образ неотвязно тревожит воображение писателя, образ человека, стиснутого двумя отражениями себя самого — героя, сначала уважаемого, но потом покрытого позором волей обстоятельств, и мошенника, ответственного за зло, но находящего способ укрыться этими обстоятельствами[7].
Беспринципный ученый, человек, исповедующий веру в «чистую» науку, исследователь, лишенный совести, легко может оказаться в стане мошенников. И Жюль Верн бьет тревогу. По словам его внука Жана, главная мысль романа сводится к простому и ясному утверждению: «Научный прогресс нужен человечеству лишь в том случае, если он идет в ногу с прогрессом нравственности»[8].
Ответственен ли изобретатель за судьбу своего детища? Хотя бы морально? В тех случаях, когда его изобретение используется во вред человеку и человечеству? Уже в конце XIX столетия «вполне правомерно было высказать опасение за судьбы новых научных достижений и, перефразируя слова капитана Немо о том, что земле нужны не новые континенты, а новые люди, задаться вопросом: а не лучше ли роду человеческому идти по пути совершенствования своей нравственности, своих чувств, своей души, чем добиваться новых научных открытий?»[9] Собственно говоря, в реальном мире на рубеже веков уже началась нравственная переоценка научных открытий.
Изобретатель динамита Альфред Нобель завещал свое состояние на премии выдающимся ученым и литераторам, а одной из этих наград стала международная премия мира. А. Б. Нобель умер в 1896 году, так что верновская постановка вопроса явилась, в сущности, уже не прогнозом, а констатацией возникшей тенденции. Великий писатель, вынужденный доживать свои дни в провинциальном Амьене, чутко уловил зарождающееся направление умов, полвека спустя ярко проявившееся в общественной позиции, например, таких выдающихся ядерных физиков, как Роберт Оппенгеймер и Андрей Дмитриевич Сахаров.
* * *
«Треволнения одного китайца в Китае» написаны Жюлем Верном в 1878 году, знаменательном для автора еще и тем, что летом он совершил трехмесячное путешествие по Средиземному морю на яхте «Сен-Мишель-III». Публикация романа началась в следующем году в газете «Тан», а в августе 1879 года, как всегда у Этцеля, вышло отдельное издание. Тираж книги составил всего 28 тысяч экземпляров, что показывало заметное снижение интереса публики к верновскому творчеству (для сравнения: тираж первого отдельного издания романа «Вокруг света в восемьдесят дней» достигал 108 тысяч экземпляров).
«Треволнения одного китайца» были задуманы как легкий развлекательный роман, сдобренный изрядной порцией мягкого верновского юмора. И автор в значительной степени выполнил свою задачу. Главный герой книги — молодой человек, получивший блестящее образование (а когда Ж. Верн говорит «блестящее», он имеет в виду прежде всего отличное, по самым высоким европейским меркам, образование), не чуждый достижений современной технической мысли, поклонник таких передовых (в понимании автора) наук, как физика и химия, изнывает от безделья. Отсюда — апатия, черная меланхолия, неудовлетворенность жизнью. Впрочем, философ Ван, друг Цзинь Фо, и не считает это тоскливое прозябание жизнью: «До сих пор ты не жил, а лишь существовал — без борьбы, страсти, вкуса!»
И роман, по существу, представляет собой развернутую иллюстрацию слов Вана: «Прошу поднять бокалы за то, чтобы Бог ниспослал моему другу испытание несчастьем!»
Ван ставит такой диагноз болезни Цзинь Фо: «Мой лучший друг несчастлив, потому что слишком везуч. Счастья, как и здоровья, чтобы им насладиться сполна, надо на некоторое время лишиться… До сих пор ты не знал, что такое нужда и заботы. Вот чего тебе не хватает! Как можно по достоинству оценить счастье, везение, не утратив, пусть ненадолго, расположение фортуны?»
Ван рассуждает в чисто европейском духе. Близкую аналогию его словам можно найти в афоризмах А. Шопенгауэра: «Источник нашего неудовлетворения сосредоточен в постоянно возобновляющихся попытках поднять уровень наших требований».
Итак, испытание несчастьем! Легче всего оно осуществляется в странствиях. И наш герой отправляется в путешествие, на первый взгляд еще более бесполезное, чем миссия Барсака.
Роман богато расцвечен восточной экзотикой (местный колорит позаимствован автором в описаниях католического миссионера отца Давида, причем Верн повторяет все ошибки и неточности странствующего духовника). Но если снять этот цветистый налет, то герои предстанут в совершенно европейском виде. (Недаром большое место в романе отводится смешной парочке — братьям Грэйгу и Фри.) И вот тут-то выясняется, что смысл романа именно в применимости к его героям общечеловеческих критериев поведения.
В особенности это становится ясно, когда Жюль Верн знакомит читателей с высказываниями «великого мудреца»:
«Жена обязана глубоко уважать того, чье имя она носит, и быть достойной его; в доме жена должна походить на безмолвную тень и прозрачное эхо; муж — Небо для жены».
Конечно, автор предназначает их не столько невесте Цзинь Фо, сколько собственной жене Онорине. Стоит напомнить читателю, что роман создавался в то самое время, когда Ж. Верн надолго увлекся красивой румынкой Луизой Тойч, только что осчастливившей своим появлением провинциальный французский городок. К слову сказать, перевод заглавия романа не адекватен верновской мысли: оригинальное tribulations означает «нравственные муки, терзания», а это точнее отражает замысел автора.
Немало места в романе отведено «тайпинам». Кавычки в данном случае вполне уместны, поскольку в понимании писателя «тайпины» идентичны обыкновенным разбойникам. Такая позиция французского литератора вполне объяснима, потому что не прошло и двух десятилетий, как его соотечественники воевали в Китае, помогая императорскому правительству подавлять мощное народное движение, настоящую крестьянскую войну, известную в истории как восстание тайпинов.
Это могучее революционное движение зародилось на юге Китая, после того как в 1843 году будущий верховный руководитель тайпинов Хун Сюцюань основал скромное христианское общество поклонения Богу (Байшандихой). Религиозное общество стало проповедником самых радикальных идей и сыграло огромную роль при подготовке восстания.
И когда летом 1850 года в южной провинции Гуанси начались беспорядки, носившие локальный характер, руководимое Хуном общество воспользовалось ими, создав мобильную и дисциплинированную армию, а потом провозгласив «Небесное государство великого благоденствия» (по-китайски Тайпин тяньго). Впоследствии была опубликована земельная программа тайпинов, предусматривавшая переделку общества, итоговой целью которой предполагалось создание военизированной патриархальной системы, основанной на началах уравнительного распределения общественного продукта и на идеях «крестьянского коммунизма». На практике это означало резкое уменьшение арендной платы за землю с простых крестьян и обложение большими налогами богачей и помещиков. Такая социальная программа привлекла широкие крестьянские массы. К 1852 году повстанческая армия достигла 300-500 тысяч бойцов и начала наступление на центральные районы страны. Тайпины одержали несколько крупных побед и захватили огромные территории. Важнейшим их успехом стало взятие Нанкина в марте 1853 года: город был объявлен столицей Небесного государства. Однако окончательного поражения императорским войскам тайпины нанести не смогли. Не удалось им взять и Пекин. Решающими в судьбе восстания были 1856 и 1857 годы. Сначала среди тайпинских руководителей началась распря, трое лучших военачальников были убиты, в Нанкине были истреблены тысячи повстанцев. Позднее движение раскололось, и значительная часть тайпинов ушла под руководством Ши Дакая на юго-запад страны. Воспользовавшись ослаблением повстанческой армии, сторонники правившей в Китае маньчжурской императорской династии отбили у восставших ряд опорных пунктов и отвоевали значительную территорию.
