Владимир Набоков - Комментарий к роману "Евгений Онегин"
XVIII
«Так ты женат! не знал я ране!
Давно ли?» – «Около двух лет». —
«На ком?» – «На Лариной». – «Татьяне!»
4 «Ты ей знаком?» – «Я им сосед». —
«О, так пойдем же». Князь подходит
К своей жене и ей подводит
Родню и друга своего.
8 Княгиня смотрит на него…
И что ей душу ни смутило,
Как сильно ни была она
Удивлена, поражена,
12 Но ей ничто не изменило:
В ней сохранился тот же тон,
Был так же тих ее поклон.
13 …тон… — Пушкин любил это французское слово, которое англичане в ту эпоху иногда не выделяли курсивом. Оно употреблялось в смысле светского стиля поведения как в русских, так и в английских гостиных. Сегодняшний русский склонен путать этот «тон» с его омонимом, означающим тональность, индивидуальную манеру речи, стиль поведения и т. д. В начале XIX в. слово «тон» означало «bon ton»[838]. Это, кстати, приводит мне на ум, возможно, одну из самых неблагозвучных строк, когда-либо вышедших из-под пера французского рифмоплета Казимира Делавиня: «Ce bon ton dont Moncade emporta le modèle»[839] (курсив мой. — В. H.), «Речь на открытие Второго французского театра» («Discours d'ouverture du Second Théâtre Français», 1819, стих 154).
Ср.: «Юлия» Руссо (Сен-Пре лорду Бомстону, ч. IV, письмо VI): бывший возлюбленный Юлии, вернувшись после четырехлетнего отсутствия, видит ее женой другого: «Elle conserva le même maintien et… continua de me parler sur le même ton»[840].
XIX
Ей-ей! не то, чтоб содрогнулась
Иль стала вдруг бледна, красна…
У ней и бровь не шевельнулась;
4 Не сжала даже губ она.
Хоть он глядел нельзя прилежней,
Но и следов Татьяны прежней
Не мог Онегин обрести.
8 С ней речь хотел он завести
И – и не мог. Она спросила,
Давно ль он здесь, откуда он
И не из их ли уж сторон?
12 Потом к супругу обратила
Усталый взгляд; скользнула вон…
И недвижим остался он.
11 И не из их ли уж сторон? — Вереница из шести односложных слов странным образом обнаруживает (в силу редкости подобного ритма в русском стихе) определенную скованность, легкую тень запинки, которые различает в речи Татьяны пушкинский читатель, но не его герой.
Строки 10, 11, 13 и 14 имеют одинаковые рифмы («он», «сторон», «вон», «он») — редкий случай монотонности в романе.
XX
Ужель та самая Татьяна,
Которой он наедине,
В начале нашего романа,
4 В глухой, далекой стороне,
В благом пылу нравоученья
Читал когда-то наставленья,
Та, от которой он хранит
8 Письмо, где сердце говорит,
Где всё наруже, всё на воле,
Та девочка… иль это сон?..
Та девочка, которой он
12 Пренебрегал в смиренной доле,
Ужели с ним сейчас была
Так равнодушна, так смела?
7—8 …хранит / Письмо… — Пушкин также хранил это письмо («свято», согласно гл. 3, XXXI, 2). Нам остается предположить, что, когда Онегин общался со своим приятелем в Одессе зимой 1823 г., он не только показывал Пушкину письмо Татьяны, но и позволил его переписать. Именно эта рукописная копия лежала перед Пушкиным, когда он переводил письмо с французского на русский в 1824 г.
XXI
Он оставляет раут тесный,
Домой задумчив едет он;
Мечтой то грустной, то прелестной
4 Его встревожен поздний сон.
Проснулся он; ему приносят
Письмо: князь N покорно просит
Его на вечер. «Боже! к ней!..
8 О, буду, буду!» и скорей
Марает он ответ учтивый.
Что с ним? в каком он странном сне!
Что шевельнулось в глубине
12 Души холодной и ленивой?
Досада? суетность? иль вновь
Забота юности – любовь?
XXII
Онегин вновь часы считает,
Вновь не дождется дню конца.
Но десять бьет; он выезжает,
4 Он полетел, он у крыльца,
Он с трепетом к княгине входит;
Татьяну он одну находит,
И вместе несколько минут
8 Они сидят. Слова нейдут
Из уст Онегина. Угрюмый,
Неловкий, он едва-едва
Ей отвечает. Голова
12 Его полна упрямой думой.
Упрямо смотрит он: она
Сидит покойна и вольна.
7—14
…несколько минут
8 Они сидят. Слова нейдут
Из уст Онегина. Угрюмой{196},
Неловкий, он едва-едва
Ей отвечает. Голова
12 Его полна упрямой думой.
Упрямо смотрит он. Она
Сидит покойна и вольна.
Я ставил себе цель передать умышленные запинки анжамбеманов в русском тексте (перекликающиеся далее с отрывистой интонацией речи Татьяны в строфах XLIII и XLVII); отсюда в моем переводе возникает несколько рваный ритм, который призван следовать как смыслу, так и скандовке оригинала. Все анжамбеманы текста мною воспроизведены, но по-русски они звучат мелодичнее, заполняя с идеальной ритмической насыщенностью части en-escalier[841] этого четырехстопника. Конец стиха 10 — идиоматический повтор «едва-едва» передан довольно неуклюже — «hardly, barely». В следующем переносе (11–12) порядок расположения существительного и местоименования («Голова / Его») и их восхитительная разделенность не могли быть сохранены в английском синтаксисе, и я не стал поддаваться искушению использовать искусственный оборот «That head / of his…».
ХХIII
Приходит муж. Он прерывает
Сей неприятный tête-а-tête;
С Онегиным он вспоминает
4 Проказы, шутки прежних лет.
Они смеются. Входят гости.
Вот крупной солью светской злости
Стал оживляться разговор;
8 Перед хозяйкой легкий вздор
Сверкал без глупого жеманства,
И прерывал его меж тем
Разумный толк без пошлых тем,
12 Без вечных истин, без педантства,
И не пугал ничьих ушей
Свободной живостью своей.
3—4 Первоначально (варианты беловой рукописи и отвергнутые чтения) муж Татьяны и Онегин вспоминали «затеи, мненья… друзей, красавиц прежних лет», а это служит доказательством того, что князь N не мог быть старше Онегина более чем на полдюжины лет, и следовательно, ему было тридцать с небольшим.
В опубликованном тексте знаменитой политико-патриотической речи, по сути рассчитанной на дешевый эффект, произнесенной 8 июня 1880 г. на открытом заседании Общества любителей российской словесности перед истерически возбужденной аудиторией, Федор Достоевский, сильно переоцененный, сентиментальный романист, писавший в готическом духе, пространно разглагольствуя о пушкинской Татьяне как о «положительном типе русской женщины», пребывает в странном заблуждении, будто ее муж был «почтенным старцем». Он также считает, что Онегин «скитался по землям иностранным» (повторяя ошибку Проспера Мериме в «Исторических и литературных портретах» / «Portraits historiques et littéraires», Paris, 1874, pt. 14: «Oniéghine doit quitter la Russie pour plusieurs années»[842]) и что он был «социально бесконечно ниже блестящего круга князя N»; все это вместе взятое доказывает, что Достоевский по-настоящему «Евгения Онегина» не читал{197}.
Достоевский-публицист был одним из тех рупоров тяжеловесных банальностей (звучащих и по сей день), рев которых так нелепо низводит Шекспира и Пушкина до неясного положения всех гипсовых идолов академической традиции от Сервантеса до Джорджа Элиота (не говоря уже о рассыпающихся на кусочки маннах и Фолкнерах нашего времени).
12 …без педантства… — См. коммент. к гл. 1, V, 7.
Вариант
13—14 В беловой рукописи стоит:
И слова не было в речах
Ни о дожде, ни о чепцах.
XXIIIa, b
В беловой рукописи представлены следующие отвергнутые строфы:
ХХIIIаВ гостиной истинно дворянской
Чуждались щегольства речей
И щекотливости мещанской
4 Журнальных чопорных судей.
<В гостиной светской и свободной,
Был принят слог простонародный,
И не пугал ничьих ушей
8 Живою странностью своей
(Чему наверно удивится,
Готовя свой разборный лист,
Иной глубокий журналист;
12 Но в свете мало ль что творится
О чем у нас не помышлял,
Быть может, ни один Журнал?)>
<Никто насмешкою холодной
Встречать не думал старика,
Заметя воротник немодный
4 Под бантом шейного платка >;
И новичка-провинциала
Хозяйка <спесью> не смущала;
Равно для всех она была
8 Непринужденна и мила;
Лишь путешественник залетный,
Блестящий Лондонской нахал,
Полу-улыбку возбуждал
12 Своей осанкою заботной —
И быстро обмененный взор
Ему был общий приговор.
а: 2–4 Я умудрился заменить аллитерациями собственного изготовления восхитительную игру Пушкина со звуками «щ» и «ч» в стихах 2–4:
