Кац Святославович - История советской фантастики
Через три недели — очень короткий срок для «Молодой гвардии»! сигнальный экземпляр был готов. Кургузов, зная пристрастия генсека, почти не волновался, посылая ему экземпляр «Границ…». Но все-таки он не без волнения вскрыл три дня спустя конверт, доставленный в Союз писателей спецпочтой. Письмо было довольно лаконичным. Сталин писал (цитирую по собранию сочинений И.В.Сталина, том 32): «Кто автор? Надо поощрить, тов. Кургузов! Книга хорошая, нам нужны такие. Распорядитесь, чтобы роман попал в библиотеки воинских частей и особенно погранзастав. Как только этот автор напишет еще что-нибудь, дайте мне знать. С удовольствием прочту. С комприветом — Сталин. 13 апр. 37».
Первый вопрос сталинской записки интересовал и самого Кургузова. Он распорядился направить автору «Границ…» официальное приглашение переехать в Москву. («Вам будет оказано всяческое содействие», — говорилось в том приглашении.) После чего Кургузову оставалось только ждать, когда новая надежда советской фантастики прибудет в столицу.
Если бы Степан Кургузов хоть немного был знаком с этим человеком, его ожидание, вероятнее всего, было бы отнюдь не радостным, а даже очень тревожным.
Ибо роман «Границы неба» написал никто иной, как Вячеслав Курицын[6].
В числе миллионов безымянных жертв сталинского «лунного проекта» трагикомическая судьба и гибель писателя Вяч. Курицына может, на первый взгляд, показаться нетипичной, каким-то анекдотом со скверным финалом. Однако в этой судьбе, как в капле воды, видны все перипетии «Проекта-К», отраженного в зеркале изящной словесности. Даже видимость делового партнерства, которую в свое время предлагал властям Алексей Лежнев, для Сталина уже становилась излишней: с конца 30-х Союз писателей и его «серый кардинал» С.Кургузов уже не нуждались ни в какой идеологической «накачке». Первичный импульс был столь силен, что на многие годы вперед отечественная фантастика была обеспечена, четким и ясным направлением и летела вперед без остановки. Генсек мог только пожинать плоды, поощрять наиболее отличившихся или — изредка — снимать с шахматной доски отыгранные фигуры. Роман «Границы неба» Вяч. Курицына в этом смысле оказался переломным, и Кургузов не случайно воспринял произведение всерьез: система подмяла под себя даже полуиздевательский сюжет, поставив и его на службу сталинской космической утопии. В статье, опубликованной в журнале «Урал» к 50-летию со дня гибели Вячеслава Курицына, известный историк литературы Кирилл Богомолов назвал писателя «великим шутом, чей бенефис состоялся в столь страшную эпоху, что никто не осмелился назвать клоунские выходки забавными. Вместо положенного смеха партер встретил его торжественными аплодисментами; пережить такой актерский провал у Курицына просто не хватило сил.»
В год, когда не стало создателя «Границы неба», на небосклоне Секции фантастики ненадолго взошла звезда Глеба Вершинина, автора книги «Заговор против „Елены“» (1940). Само строгое чередование «любимцев» было вполне характерно для эпохи Великих Лунных Эпопей: Обольянинова сменяли «селениты», тех, в свою очередь, теснил Кургузов, позднее сам пестуя в качестве преемников Шпаковского, Курицына и прочих. Природа не терпела пустот, а желающих занять пустую вакансию всегда хватало. Глеб Вершинин был, может быть, одним из самых неглупых и, во всяком случае, одним из самых циничных питомцев Секции.
Автор «Заговора против „Елены“» пророс в атмосфере шпиономании и подозрительности, когда проект «Катапульта» находился еще в первой фазе, а Германия (после пакта 1939 года) становилась союзником, негласно продолжая оставаться и противником. Правда, после того как Сталин убедился в отсутствии у Третьего Рейха полноценной космической программы, генсек уже почти не обращал внимание на опасные игры за «линией Зигфрида», считая Гитлера небольшой угрозой. Образы немецких шпионов, которыми время от времени кормила читателей (до июля 1939 года) советская бульварная литература, трансформировались в какого-то «шпиона вообще» — то ли агента невиданных международных троцкистских центров, то ли выходца из недр парижской эмиграции. Вершинин пошел еще дальше по дороге обобщений: главным «отрицательным героем» в его романе становился шпион с… Марса! (При любых внешнеполитических раскладах — образ беспроигрышный.) Этот злоумышленник с неясными до конца романа целями проникал на лунную базу СССР «Циолковский» — туда, где занимался научными исследованиями дружный интернациональный экипаж: русский, таджик, армянин и даже советский грек. Шпион же выдавал себя за потерпевшего катастрофу близ Моря Дождей поляка и, используя временную политическую близорукость и отсутствие бдительности со стороны экипажа, втирался к ним в доверие. Проект «Елена», против которого резидент — согласно заглавию — организовывал в одиночестве свой заговор, состоял в разведке лунных шельфов на предмет нефти. Шпион недаром называл себя «Ковальский»: к моменту выхода романа в свет часть Польши уже была объявлена германским протекторатом, а другая часть — исконной исторической территорией СССР. Поэтому бестактные намеки могли бы оскорбить только солдат-поляков, если бы кому-нибудь из них попалась на глаза книжечка Вершинина. Однако ни в гитлеровские, ни тем более в наши концлагеря этот опус не проник. И потому будущие подчиненные генерала Андерса или будущие бойцы Гвардии Людовой так и не узнали, что однажды побывали в некотором родстве с «марсианами». (Правда, Фрэнк Джослин, один из старейших сотрудников «Би-би-си», не так давно рассказал в программе «Глядя из Лондона», что весной 1941 года книжечка Вершинина какими-то окольными путями попала в Англию — прямо в руки находящемуся в эмиграции генералу Бур-Коморовскому. Не исключено, что позднее именно смертельная обида за «марсианина Ковальского» обусловила целый ряд дипломатических ошибок генерала, из-за которых Варшавское восстание и осталось без поддержки: обращаться лишний раз с просьбой к соотечественникам Вершинина Бур-Коморовский посчитал ниже своего достоинства…)
Сам сюжет «Заговора…» был достаточно занудным. Глеб Вершинин не придумал ровно ничего нового, просто добросовестно перелицевал несколько «антигерманских» шпионских романов, поменяв только агентов и место действия. Будь литературная критика чуть менее подконтрольным жанром, любой смог бы указать на великое множество чисто логических несоответствий в романе. К примеру, совершенно излишними оказывались все «выходы в эфир» шпиона — ибо на протяжении сотен тысяч километров не было никого, кто смог бы принять его шифровки. К тому же эта деталь сюжета противоречила предыдущим утверждениям автора, будто «Ковальский» — агент настолько автономный, что все свои инструкции получает только однажды и навсегда. Тем не менее марсианский шпион исправно выходил в романе в пустой эфир вероятно, для того, чтобы у героев был хотя бы один шанс застукать врага врасплох. В момент своего разоблачения агент, как водится, намеревался взорвать лунную базу. Происходило это в то время, когда интернациональная четверка находила, наконец, нефть для Страны Советов. Почему эта сомнительная лунная нефть была так необходима марсианам, каким образом они смогли бы перекачивать на Марс (равно как и наши — на Землю) — всё это оставалось «за кадром». Главное было в конечной победе советских людей над чуждым пришельцем марсианско-польского происхождения. Финальный абзац живописал, как гордо полощется красный стяг над куполом станции. Роман был издан в то время, когда даже невинное замечание о том, что флаг едва ли смог бы «полоскаться» в безвоздушном пространстве Луны, воспринято было бы как выпад. Все и помалкивали. Один только Шпаковский — на правах классика во время обсуждений книги на Секции ворчливо влез было с пожеланиями убрать со станции грека и заменить его «хотя бы китайцем», но был строго одернут председательствующим Кургузовым.
По всей вероятности, хладнокровный автор романа Глеб Вершинин и рассчитывал, что любые претензии к «антишпионскому» роману вряд ли будут высказаны: любой из критикующих мог автоматически попасть в число «защитников шпионов»; а этого никому не хотелось. Вершинин ничуть не обольщался по поводу своих писательских способностей, однако полагал, что на таком-то уровне сможет сотворить не хуже всех остальных. Если Шпаковский сам был уверен, что его «Вспашка» действительно великая вещь, если Курицын сочинял свой роман из очевидно хулиганских побуждений, то Глеб Вершинин прекрасно знал, что делает. Фантастика была в фаворе. Значит, Глеб Вершинин[7] должен был сделаться фантастом. Простой и естественный логический ход.
Помимо наиболее известных произведений В.Курицына и Г.Вершинина, в конце 30-х и в начале 40-х выходили в свет научно-фантастические произведения авторов, о которых уже говорилось выше (Сем. Шпаныря, А.Зайцева, Ан. Спирина, самого С.Кургузова и других). Все они так или иначе развивали «лунные» идеи и потому считались идеологически приемлемым и полезным чтением. Все они задавали соответствующие сюжетные координаты, которые советский читатель уже полагал давно привычными. Луна неизбежно становилась частью повседневного быта, непременным атрибутом многих газетных отчетов и радиопередач. К сожалению, собственно научно-техническая составляющая «Проекта-К» в те годы сильно отставала от составляющих «идеологической» и «культурной»: несмотря на все усилия, группа Королева-Бармина так и не успела до лета 1941 года создать ракетный двигатель необходимой мощности. «Побочным» результатом их исследований стало разве что создание ракеты для гвардейского миномета — знаменитой «катюши», что пригодилось в годы войны. Война же и — прежде всего — потеря объекта Киев-17 (что стало для Верховного куда большим ударом, нежели сдача Киева) вынудили Сталина несколько отодвинуть основную часть проекта «Катапульта». Только с сентября 1945 года сотрудники 2-го авиационного Наркомата могли по-настоящему возобновить свою работу «по основному профилю».
