Владимир Гопман - Любил ли фантастику Шолом-Алейхем? (сборник)
Отношения между полами изменились – нет викторианского ханжества, фальши, внешней благопристойности, скрывавшей, по мнению Морриса, разврат. Жители будущего придерживаются свободных взглядов на отношения между мужчиной и женщиной: люди сходятся и расходятся, повинуясь только одному чувству – взаимной симпатии. Не существует семьи в привычном смысле слова, традиционного института брака, нет и развода. Люди могут расстаться после многих лет совместной жизни – если исчезла любовь, то так поступать, по мнению жителей будущего, честнее и перед собой, и перед детьми. Но хотя семья в XXI в. основана на принципах полного равноправия полов, остались неразделенная любовь, ревность – и порождаемая ею немотивированная жестокость.
Нет ни правительства, ни государства – если раньше оно было органом принуждения и подавления, то сейчас, когда люди стали свободными, в нем отпала необходимость. Нет парламента (в знаменитом некогда здании размещены рынок и склад органических удобрений – попросту навоза), нет законов, госаппарата, полиции – поскольку отсутствует частная собственность, то, как полагал Моррис, исчезнут преступления, порождавшиеся ею. В этой утопии нет классовых и расовых различий, нет денег; собственно говоря, они и не нужны, потому как этот мир построен по коммунистическому принципу «от каждого по способностям, каждому – по потребности», и о том, что такое деньги, знают только коллекционеры.
Городов больше нет, люди живут небольшими коммунами-общинами в деревнях. Исчез как таковой Лондон – функция столицы отмерла, и она превратилась в конгломерат деревушек. Исчезло и машинное производство, уничтожавшее природу.
Переход к этому социальному раю, убежден Моррис, стал возможен только с помощью революции, путем насильственного захвата власти народом. История перехода к новой жизни дается в пространной политической лекции. По словам рассказчика, многие люди стали приходить к осознанию того, что «единственное разумное состояние общества – чистый коммунизм» [85] . Средство его достижения – организация пролетариата, создание профсоюзов, которые эту борьбу координировали. Влияние профсоюзов, как поведал рассказчик, росло с конца XIX века, возникали и фонды, образованные специально для поддержки забастовщиков. На вопрос героя, «Не возникало ли серьезной опасности, что кто-нибудь злоупотребит этими деньгами?» [86] , рассказчик смущенно и витиевато ответил, что «хищнические покушения на общественные средства случались нередко» [87] .
Этот обмен репликами примечателен. Моррис знал ситуацию в социалистическом движении достаточно хорошо, находясь в гуще его в течение долгих лет. Вместе с дочкой Маркса Элеонорой и ее мужем Эдуардом Моррис участвовал сначала в работе Социал-демократической федерации, а затем и в создании Социалистической лиги. Однако период упоения социалистическими идеями прошел у Морриса довольно быстро – надо думать, тогда, когда он увидел, сколь разителен контраст между представлением о социализме как доктрине, теоретической модели идеального мироустройства – и его реальностью как политического движения. Моррис видел изнанку партийной жизни, присутствовал при бесконечных обсуждениях партийных программ и лозунгов, был знаком с тем, как происходит внутрипартийная борьба за власть и как формируется партийная элита, делающая работу в партии источником существования, нередко весьма безбедного; неоднократно встречался с проходимцами, стремившихся использовать движение в собственных корыстных целях; это явление, заметим, расцвело пышным цветом в России после 1917 г.
28 ноября 1887 г. в Лондоне произошло драматическое событие. На Трафальгарской площади полиция разогнала толпу демонстрантов, шедшую под социалистическими лозунгами, несколько человек погибло (впоследствии этот день был назван «Кровавое воскресенье» – Bloody Sunday). Тогда-то Моррис, ужаснувшись, понял, что революция всегда будет связана с человеческими жертвами. И еще понял, что такова оборотная сторона его собственной работы на благо социализма – того, к чему он призывал в своих статьях. В немалой степени это событие также повлияло на отход Морриса от активного участия в политической деятельности, хотя он продолжал писать политические эссе и председательствовать на заседаниях Хаммерсмитовского социалистического общества.
И в романе все началось с митинга на Трафальгарской площади. Полиция пыталась его разогнать, несколько человек было убито, многие ранены. Схватка с полицией и арест многих рабочих привели к гражданской войне, переросшей во всеобщую забастовку, и в конце концов рабочие взяли управление страной в свои руки. Началось восстановление экономики страны, люди потянулись из городов в сельскую местность. И именно деревенское население стало залогом возрождения новой Англии.
Моррис изображает идеальный мир, но стремится сделать его живым, человечным и понятным. Это во многом удается ему – и, прежде всего, благодаря удивительно поэтическим описаниям природы. По словам А. Мортона, предшественники Морриса писали утопии, «в которые можно было бы поверить. Но Моррису удалось изобразить такое утопическое государство, в котором хочется жить» [88] .
Почти половину книги составляют главы, посвященные путешествию героя вверх по Темзе. В этой части романа, по сути дела, ничего не происходит: герои плывут на лодке, беседуют, осматривают достопримечательности, любуются природой, наслаждаются прекрасной летней погодой. Здесь Моррис – быть может, неожиданно для многих читателей – предстает художником, влюбленно, поэтично и вдохновенно описывающим английские пейзажи. Поразителен контраст между этими главами – и теми, что повествуют о коммунистической революции в Англии, о смене общественно-политических формаций (эта часть книги откровенно скучна).
Поэтичность «Вестей…» вызывает в памяти две знаменитые книги писателей-современников Морриса, которые также возвышенно писали о Темзе как символе Англии, восхищаясь английской природой: это «Трое в лодке, не считая собаки» Джером Клапка Джерома (1889) и сказочная повесть К. Грэма «Ветер в ивах» (1908). «Трое в одной лодке» в восприятии многих читателей – книга юмористическая, в нашей стране приобретшая дополнительную известность благодаря экранизации 1979 г. и занятому в нем блестящему актерскому ансамблю (А.Миронов, А.Ширвиндт, М.Державин). Однако вот что писал сам Джером о замысле книги: «Книге нужны были “юмористические подпорки”, а вообще-то говоря, ей надлежало вылиться в “Рассказ о Темзе” с пейзажами и историей реки» [89] . Джером очень любил Темзу, неоднократно путешествовал на лодке в компании друзей по ней – и передал героям книги свои чувства и воспоминания.
Повесть Грэма «Ветер в ивах» известна в нашей стране меньше, чем повесть Джерома, хотя в странах английского языка это безусловная классика. В значительной степени популярность истории о жизни компании зверушек – Барсука, Крота, Водяного Крыса, Мистера Жаба, Выдра – определялась описанием Реки, по которой они путешествуют. Хотя это не какая-то конкретная река – скорее, «обобщенное и опоэтизированное представление о реках Англии» [90] , но все-таки в основе этого образа картина Темзы, на берегу которой прошло детство Грэма и с которой писатель был связан в течение всей жизни.
Темза у Морриса – символ Англии, одно из самых важных воплощений Englishness, «английскости». Сама же новая, обновленная Англия предстает в описании Морриса как утопия не столько политическая, социально-философская (в отличие от книги Томаса Мора или «Новой Атлантиды» Фрэнсиса Бэкона), сколько поэтическая.
Примечательно, что в изображенном Моррисом мире царит коммунизм, т. е., высшая, по мнению писателю, форма социализма, когда человек обретает свободу, неограниченные возможности для раскрытия всех своих творческих способностей. Но мы видим почти повсеместное отсутствие интеллектуальной жизни. И хотя для этих людей, по их словам, очень важны книги, все же книжная культура не занимает в их жизни сколько-нибудь приметного места, для них главное – окружающий их мир, природа, частью которой они ощущают себя.
В будущем нет школы как общественного института – для жителей нового мира гораздо важнее общее развитие подростка, его раннее приобщение к жизни социума. Хотя детям разрешают читать с четырех лет и они имеют возможность овладеть иностранными языками, чтение их не очень привлекает – да и взрослые не стремятся поощрять это увлечение. Считается, что в вопросах образования ребенку надо предоставить свободу выбора. И дети пользуются такой свободой, предпочитая иные занятия. Они с раннего возраста умеют плавать, ездить на лошадях, выполнять различные хозяйственные дела, от приготовления пищи до плотницких работ.
И сами взрослые либо читают очень мало, либо не читают вообще – более того, они вообще дурно образованны, кругозор их ограничен, знания о мире скудны, но, судя по всему, они это просто не понимают. И хотя в новой Англии есть и ученые, и писатели, и деятели искусства, число их невелико, деятельность не особенно заметна, а популярность этих интеллектуальных занятий явно невысока.
