Николай Романецкий - Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 3
Хьюго сел на кровати, свесив ноги, черный параллелепипед лежал у него на коленях. Мария подошла и села рядом.
— Мы опоздали на самолет, — сообщил Хьюго. Пальцы его гладили края бывшей обложки, он ожидал ощутить космический холод, но это была всего лишь черная бумага хорошего качества.
Они не разговаривали друг с другом. Любые слова казались лишними, потому что без слов было понятно, что нужно собрать вещи, одеться, положить в рюкзак черную стопку проклеенной бумаги и спуститься в холл, чтобы заплатить за дополнительные сутки и заказать билет на сегодняшний рейс.
Самолет вылетал вечером, и они весь день бродили по городу, зашли в кафе, чтобы молча поесть, несколько раз проходили мимо фотоателье Раттенбойма и длинного здания ФБР.
В самолете Мария обернула ноги Хьюго пледом и подложила под его голову подушку. Он заснул сразу и проснулся через час, когда колеса коснулись посадочной полосы.
В аэропорту было шумно, и они поспешили на улицу, где взяли такси. Сели на заднее сиденье, и водитель бросил на пассажиров вопросительный взгляд. Такой же взгляд поднял на Марию Хьюго, и она прервала затянувшееся молчание:
— У нас остались две копии, верно? Книга не пропала. Поедем к тебе.
Когда они вошли в квартиру, Хьюго поставил рюкзак у двери, медленно прошел в комнату и опустился в кресло, не глядя, как Мария спешит к столу, достает из ящика пластиковую папку…
— Ты знал? — растерянно сказала Мария. — Ты предполагал? Ты думаешь, что и второй экземпляр…
В папке лежала толстая стопка белой бумаги.
— Да, — кивнул Хьюго. — Можно, конечно, проверить, но это так.
Белая бумага лежала и во второй папке.
Хьюго сел перед ноутбуком и, нервничая, нажал нужные клавиши. Он знал, чего ждать, но надеялся… Всегда остается надежда. Надежда умирает последней.
Папка, в которую он записал отсканированные файлы книжных страниц, была пуста.
— Можно спросить, — пробормотал Хьюго. — Я посылал запросы и прикладывал файл со сканом страницы. Возможно…
Он знал, что это не так.
— Почему? — спросила Мария.
Она понимала, что Хьюго не мог знать ответа, — вопрос спросился сам собой.
— Потому, — сказал Хьюго, — что не могло быть иначе. Ответ показался Марии исчерпывающим.
— Книга, — поняла она, — в твоей голове. Вся. Как Тора — в голове Моисея, спустившегося с Синая к своему народу.
Хьюго покачал головой.
— Да, — сказал он. — И нет.
Почему-то Марии была понятна и эта фраза, отрицавшая сама себя.
Хьюго принес рюкзак и, достав черные листы, положил их на белые. Ночь легла на день.
— Мне должны позвонить, — сказал Хьюго. — Еще вчера должны были.
— Кто? — удивилась Мария. — Думаешь, позвонит Говард?
Покопавшись в рюкзачке, Хьюго нашел мобильный телефон.
— Вот голова… Я же выключил его, когда мы вошли в здание ФБР. Представляешь? А я еще удивляюсь, почему нет звонка.
Он включил аппарат, и звонок раздался почти сразу.
— Мистер Мюллер, наконец-то! — хриплый баритон был Хьюго не знаком, но он не ошибся, ответив:
— Прошу прощения, профессор Аллен.
Хьюго включил внешний динамик, чтобы Мария тоже смогла слышать.
— Книга у вас?
— Д-да, — протянул Хьюго, — но…
— Приезжайте, — не пригласил, а приказал профессор и даже не сказал — куда, полагая, что Хьюго сам это знает.
— Я… не один.
— Не имеет значения, — голос был нетерпелив. — Главное — привезите книгу.
— Кто это? — спросила Мария, когда Хьюго нажал кнопку отключения связи. — И почему он говорит, будто…
— Будто имеет право приказывать? Это профессор Генри Аллен, муж нашей директрисы, председатель попечительского совета библиотеки. Он ректор нашего университета, ты должна его знать, он подписывал твое назначение, а профессор имеет привычку лично беседовать с каждым, кого принимает на работу.
— Вспомнила, — кивнула Мария. — Наша, как ты говоришь, беседа продолжалась пятнадцать секунд. Я вошла, он встал из-за стола, высокий, стройный, с усами а-ля Пуаро и трубкой в зубах а-ля Черчилль. «Мисс Барбьери, — сказал он, — рад поздравить, вам у нас понравится, уверен». Кивком дал понять, что аудиенция окончена, я повернулась и вышла.
— В этом весь ректор, — улыбнулся Хьюго. — Резкий, но, говорят, хороший ученый. Я видел его раз пять или шесть. Первый — при таких же обстоятельствах, как ты. А потом несколько раз на заседаниях попечительского совета.
— Он хочет тебя видеть? Зачем?
— Нас, — поправил Хьюго. — Пойдем, ждать ректор не любит. Честно говоря, не понимаю, почему я сразу к нему не обратился. Нет, понимаю, конечно: мне и в голову не пришло, потому что я знал — больше пятнадцати секунд профессор слушать не станет.
В доме на Четвертой Южной улице свет горел только на втором этаже. Хьюго позвонил, и на пороге возник высокий силуэт — осанистая фигура на фоне ярко освещенной прихожей.
Ректор сначала пожал руку Марии, сказал, что она прекрасно выглядит, ей очень идет синее платье, и он надеется, что ее работа по исследованию структуры верований индейцев племени сиу проходит успешно. Повернувшись затем к Хьюго, Аллен сказал жестко:
— Вы должны были сразу обратиться ко мне, а не искать правды в Вашингтоне. Вы действовали, как гуманитарий, в то время, как проблема чисто физическая.
— Я библиотекарь, а не физик, — пробормотал Хьюго, чувствуя, насколько неубедительно звучат его слова.
— Вот именно, — отрезал ректор и, повернувшись к гостям спиной, направился к лестнице. Хьюго и Мария последовали за хозяином, ни разу не обернувшимся, пока они не поднялись на второй этаж, прошли по коридору мимо висевших на стенах картин то ли с репродукциями, то ли с оригинальными работами европейских художников, скорее всего, восемнадцатого века. Мария пробормотала, когда они проходили мимо большой — метр на полтора — картины:
— Господи, Питоккетто, «Портрет монахини».
Показалось Хьюго или на самом деле в одной из комнат, где горел торшер, выхватывая из темноты светлый круг, сидела в кресле и проводила их взглядом миссис Аллен, ничего, однако, не сказавшая и не вышедшая, чтобы присоединиться к гостям.
Кабинет, куда они вошли, был обставлен тяжелой, времен президента Мак-Кинли, мебелью, покрытой темным лаком; плоский экран компьютера на огромном письменном столе выглядел анахронизмом, переворачивая с ног на голову представления о времени и пространстве. Горели бра, создавая такие же тяжелые, как мебель, тени — возникло единство неживого с живым, и Хьюго проникся этим ощущением, когда они с Марией уселись в глубокие кожаные кресла, а ректор занял свое место, утратив величие на фоне стоявшего за его спиной книжного шкафа, к которому у Хьюго мгновенно возникло благоговейное отношение, поскольку он разглядел оригинальные, судя по корешкам, издания Фейнмана, Эйнштейна, Эддингтона и даже сэра Кельвина.
Здесь можно было говорить свободно, даже если ректор начнет надувать щеки и командовать, как он, похоже, привык не только на своем рабочем месте, но и в домашней обстановке.
— Покажите, — Аллен протянул руку и Хьюго, поднявшись, ибо иначе было не дотянуться, вложил в нее черную кипу бумаги.
— Та-а-к, — в левом глазу ректора возникла лупа, подобная той, которой пользуются часовщики — Хьюго не заметил, когда Аллен успел достать ее и нацепить наподобие монокля.
— Та-а-к, — тянул профессор на разные лады, рассматривая черную бумагу, перелистывая черные страницы и щупая черную обложку.
Положив бумагу на стол, он спрятал лупу в ящик и спросил — не у Хьюго, а у Марии:
— Мисс, это ваша находка?
— Да, я нашла книгу на полке с романами Картленд.
Аллен повернулся к Хьюго:
— Это произошло через два часа после подключения системы к международной библиотечной сети?
— Книга могла появиться раньше, в том числе… я думаю, так и было… непосредственно в момент подключения.
Ректор кивнул.
— По-моему, — осторожно сказал Хьюго, — причиной могло стать скачкообразное увеличение информации…
— Причиной? — ректор говорил медленно, обдумывая каждое слово, прежде чем произнести его вслух. — Скорее — поводом. Спусковым механизмом. Катализатором.
— Вы… — в горле у Хьюго пересохло, и он откашлялся. — У вас есть гипотеза, которая…
Аллен покачал головой и поднял на Хьюго взгляд, оказавшийся неожиданно острым и теплым, внимательным и понимающим.
— Если бы вы сразу принесли книгу на факультет… — мягко, но так, будто это было сказано тоном, не вызывающим сомнений, произнес ректор. — Если бы вы обратились ко мне… Мистер Мюллер, вы поступили, как библиотекарь, как гуманитарий, а не как физик.
— Я думал… — пробормотал Хьюго. — Я хотел…
— Вы не смогли произвести деактивацию радиометки, — ректор не спрашивал — просто рассуждал. — Мне сказала Лиз. Вы не пробовали сделать это сейчас?
