Михаил Ахманов - "Полдень, XXI век", 2010, № 08
— У меня… У меня к вам предложение, — вдруг неожиданно вымолвил витязь, восторженно разглядывая змея.
— Эвона как, — Горыня почесал макушку. — Ну проходи, коли не шутишь… А железки свои у входа оставь, оставь, милый… И меч. А то, не ровён час, поранишься… Василиса, помоги гостю…
— Вот ещё, — фыркнула девица да скрылась в пещере.
— Сам виноват, — пожал плечами змей. — Девица не заслуживает такого отношения, какова бы она ни была…
Витязь пробурчал что-то неопределённое в ответ.
Василиса оказалась на удивление талантливой хозяйкой, змей и отрок глазом моргнуть не успели, как стол наполнился аппетитного вида яствами. «И когда она только всё успевает? И где еды набрала? — удивился Горыня, но, приглядевшись повнимательней, углядел в плошках самые обыкновенные огурцы, морковку и даже брюкву. — Ну, благо, уж не мясное!» — вздохнул змей облегчённо.
— И давно же вы здесь обитаете?.. — спросил вежливо витязь, на бой бы так звал, юнец. — Простите, не знаю вашего имени-отчества…
— Горыней меня величают, Змеевичем…
— А Змей Горыныч, он?..
— Батюшка мой трёхглавый пал в битве с очередным Иваном Царевичем — этот как раз пришёлся тринадцатым, а батюшка мой не суеверен… Хотя следовало бы. Вот и сложил головушку-то… С тех пор я здесь и обитаю, почитай, двести тридцать лет… А поначалу на юге летал, с молодняком резвился. А как пещера освободилась…
— А батюшка ваш сколько здесь прожил?
— Ну, тож почитай… лет триста…
— Итого, полтысячелетия с хвостиком, антиквариат… раритет… — витязь обернулся. — Хоромушки тесные…
— Да уж чем богаты, мне хватает…
— А девица?
— Девица здесь на время, пока очередной такой вот шалопай не прискочит на коне и не захочет со мной биться. Да, похоже, учту тебя и сначала побьюсь, а потом Василису покажу…
— Но он же вас убьёт! — испугался не на шутку богатырь.
— Не исключено… — философски заметил змей, отправляя в рот очередную морковную отбивную. — В пору моего детства честью считалось сложить головушку в бою с каким-нибудь витязем. А теперича? — змей начал загибать промасленные пальцы. — Витязь измельчал, латы кое-как носит, меч его перевешивает, а как пыхнёшь жаром, — хотел было Горыня Змеевич продемонстрировать пламя, да поперхнулся и закашлялся. — Чешуя дыбом встаёт, как подумаешь, что в мире творится…
— Ну, деда, времена изменились…
— Чего? — змей поднял бровь сердито. — Много ты понимаешь. Я, может быть, Игоря Ярославича пугал одним своим видом да с Ярополком Окаянным бился плечом к плечу… А ты тут говоришь про времена. Пожил бы с моё…
— Э… не-не-не… — запротестовал витязь. — Не дай бог…
— Вот-вот… — поднял змей зелёный чешуйчатый палец. — Хотя в чём-то ты и прав, отрок… то есть внучок… предки мои, будь на моём месте, сложили бы уже свою головушку лет сто назад… А я… — Горыня Змеевич махнул лапой.
— Вот тогда у меня к вам будет предложение…
— Предложение? — удивился Горыня.
— Ну да, — кивнул витязь. — Мы здесь устроим музеум, Горыня Змеевич. Ваш и вашего отца. Натащим всяческого хлама, доспехов разных ржавых, оружия древнего (у меня есть знакомый копатель — он по полям битвы их выроет), потом склянок разнообразных всяких и, конечно же, древних книг — туристы ой как любят древние книги. Личина-то вашего батюшки есть?
— Да какая там личина, — махнул лапой змей. — Кто ж змея согласится изобразить?..
— Нарисуем — у меня есть знакомый мазанник. И всё! Туристы пойдут валом, со всей Руси. Да что там Руси?! Со всего мира! Англия, Священная Римская империя, Иберия, Италия… Все будут приезжать сюда, чтобы поглазеть на дом Змея Горыныча и его сына… Тут же наладим сувенирчики: змеи большие и маленькие из камня, дерева, глины, мечи, доспехи, лубки… А девка будет билеты продавать…
Василиса, всё это время сидевшая в уголке, вдруг встрепенулась и приосанилась, прислушиваясь, что же там говорится.
— И тапочки! Дабы не повредить чуткий древний пол! — витязь потопал по грубому камню. — Вы будете жить безбедно до конца жизни!
— А потом?
— Ну, потом мы вас зальём спиртом и продадим в какой-нибудь университет в громадной стеклянной бочке с ярлыком: «Rara draco vulgaris»…
— Чего? — удивилась девица незнакомым словам.
— Редкий обыкновенный дракон, — терпеливо пояснил отрок.
— Заманчиво, заманчиво, — поскрёб подбородок змей. — И когда начнём?
— Да прямо сейчас… Я уже позавтракал, теперь отправлюсь в деревню, приведу мужиков, они тут всё обустроят, облагородят, огород подстригут, пыль вытрут… И уже через месяц, не боле двух — сможем открываться. И будет у нас висеть вывеска: «Музеум и парк. Змей Горыныч и сын».
— Ты что, Василиса, мыслишь?
Девица пожала плечами.
— Вот и я думаю… — кряхтя да поскрипывая, Горыня Змеевич поднялся с топчана, расправил крылья да осклабился.
— Какой типаж! — восхитился богатырь.
— Готовься к смерти!
— И даже куклу делать не придётся… Живой вы намного лучше!
— Сейчас я тебе и покажу, что такое живой змей! — змей пыхнул жаром на стену да выжег буквицу «веди».
— Чего? — встрепенулся вдруг витязь.
— Четыре минуты тебе форы, а потом… — и как бы случайно провёл пальчиком под подбородком.
— Я… я сейчас… — суетясь ответил витязь. — Я сейчас…
— Я тебе покажу, шалопай, в спирт! Я тебе покажу музеум! Я тебе покажу тапочки, молодняк в железе! Я тебе покажу такие сказочные ощущения! Недаром я сэр Горыня Змеевич — Бесстрашный Убийца Рыцарей! — и он громогласно расхохотался, да тут же поперхнулся и закашлялся…
Виталий Забирко
Кое-что из жизни членистоногих
1. Вначале я хотел отказать с самого порога, так как подыскивал одинокого постояльца, а пришла семейная пара. Он — полноватый розовощёкий крепыш с реденькими рыжеватыми усиками, бегающим взглядом и неприятно подрагивающими губами, она — маленькая, смуглая, невыразительная и настолько замкнутая в себе, что создавалось впечатление её полной забитости.
Любая профессия накладывает на мировоззрение отпечаток, а поскольку я энтомолог, то невольно сравниваю людей с членистоногими. Он был чем-то похож на паучка, она — на мушку. На паука-крестовика он явно не вытягивал — скорее, на паука-сенокосца с его суматошными движениями, она же по иерархии таксономических категорий выше статуса дрозофилы подняться никак не могла.
— Так вы сдаёте квартиру или нет? — напористо повторил он, приподнимаясь на цыпочки и заглядывая мне за спину. Губы его подрагивали, щёки подёргивались, будто он сосал леденец. Розовощёкое лицо излучало напыщенность и самодовольство. Нагловатый тип.
Она же стояла, потупив взгляд, и нерешительно переминалась с ноги на ногу, собираясь развернуться и уйти восвояси, услышав очередной отказ. О таких говорят, что карма невезения витает над их головой.
И тогда я переменил решение. Объявление о сдаче квартиры внаём повторялось в газете каждую неделю уже второй месяц, но до сих пор никто не откликнулся. Глухой район — до ближайшей автобусной остановки полчаса ходьбы. Один шанс на миллион, что квартирой заинтересуется одинокий постоялец.
— Сдаю, — сказал я. — Но сразу предупреждаю, квартира неухоженная.
— Мы читали объявление, — спесиво кивнул он, старательно избегая встречаться со мной взглядом. — Посмотреть можно?
— Проходите.
Я отступил с порога, пропуская их в квартиру.
Ни выцветшие обои, ни покоробившаяся линолеумная плитка, ни потёки на окнах, ни облупившиеся панели на кухне, ни грязная плита их не смутили.
Она сразу прошла в спальню, села на матрац, покачалась на панцирной сетке, затем заглянула под кровать. Увидев на полу толстый слой пыли, она ничего не сказала. Наоборот, облегчённо вздохнула и улыбнулась, словно наконец-то попала домой.
— Туалет и ванная совмещённые, комнаты смежные, — предупредил я.
— Да-да, — пренебрежительно бросил он, проходя из комнаты на кухню. В санузел потенциальный постоялец и не подумал заглянуть, зато не преминул открыть старенький холодильник, сунул внутрь голову и, смешно подёргивая верхней губой с реденькими усами, обнюхал. Затем поднял глаза к потолку и принялся созерцать ржавые разводы на серой потрескавшейся штукатурке. Усы при этом продолжали шевелиться, и создавалось странное впечатление, что квартирой он удовлетворён.
— Я предупреждал, — на всякий случай сказал я, — что квартира не ремонтировалась.
— Нас устраивает, — заявил он, довольно улыбаясь. — Сколько в месяц?
Я помялся. То, что они сразу согласились, настораживало, однако и обнадёживало.
— Так сколько? — повторился он.
Я назвал сумму. Мы поторговались, но я принципиально не уступил ни копейки, и он согласился.
