Лазарь Лазарев - Записки пожилого человека
Какие только глубокомысленные и хитроумные благоглупости я ни слышал и ни читал о том, почему Запад празднует день Победы над фашистской Германией восьмого мая, а мы девятого. Вот недавно и «Итоги» (1997, № 19) в заметке «Медаль за город Будапешт» пишут: «Запад празднует Победу восьмого мая. Мы — девятого. Это не случайно, и дело не только в том, что в Праге до последнего дня оставалась недобитая группировка вермахта, а немцы подписывали две капитуляции: отдельную, торопливую — перед англо-американским командованием, и общую, торжественную — перед всеми союзниками во главе с СССР. На самом деле наша страна вела две войны. Великую Отечественную — за свою честь и свободу и вторую мировую — за передел мира».
Здесь все свалено в одну тарелку — и котлеты и мухи. Бои, продолжавшиеся, кстати, не только девятого, но и десятого мая, никак не связаны с тем, что мы празднуем день Победы девятого. И подписанный седьмого мая немецким командованием в Реймсе предварительный протокол капитуляции, названный в «Итогах» «торопливым», никакого отношения не имеет к тому, что наши союзники отмечают его восьмого (тогда бы они день Победы праздновали седьмого). Ни при чем здесь и тот передел мира в пользу Советского Союза, который был для Сталина закономерным плодом одержанной победы.
В годы «холодной войны», обличая антисоветские козни Запада, писали, что союзники не случайно отмечают Победу над гитлеровской Германией не в один с нами день, дескать, опередить нас хотели, умыкнуть, присвоить себе нашу славу. Теперь же в этом видят коварство Сталина, его стремление загодя порвать с бывшими союзниками в предвидении того, что после войны они станут противниками.
Нет оснований отрицать политические и дипломатические игры союзников, тем более жестокое коварство и ненасытный имперский аппетит Сталина, но в данном случае все это к делу никакого отношения не имеет.
А теперь о том, почему же так случилось.
Подписание акта о безоговорочной капитуляции по договоренности с союзниками было назначено на вечер восьмого мая, как пишет в своих воспоминаниях Г. К. Жуков. Лишь утром этого дня прилетел из Москвы Вышинский, «привез всю нужную документацию и сообщил состав представителей от Верховного командования союзных войск». «Как мы условились, — рассказывает Жуков о том, что было дальше, — в 23 часа 45 минут Теддер, Спаатс и Латр де Тассиньи, представители от союзного командования, А. Я. Вышинский, К. Ф. Телегин, В. Д. Соколовский и другие собрались у меня в кабинете, находившемся рядом с залом, где должно было состояться подписание немцами акта безоговорочной капитуляции. Ровно в 24 часа мы вошли в зал… В 0 часов 43 минуты 9 мая 1945 года подписание акта о безоговорочной капитуляции Германии было закончено».
Жуков указывает здесь московское время, но в Берлине было центрально-европейское время, и по этому времени акт о безоговорочной капитуляции был подписан восьмого мая в 22 часа 43 минуты. Наши союзники, само собой разумеется, жили не по московскому, а по центрально-европейскому времени, и естественно, что днем Победы для них стало восьмое мая.
Наговорено и написано об этом бог знает что, а все в данном случае было очень просто — без зловещих политических интриг и государственных тайн…
Мы еще живы, кто это знаетСколько несусветной чуши написано о нашей войне…
Иван Стаднюк в одной из юбилейных (к 30-летию Победы) анкет рассказал, что 28 июля сорок первого года во время нашего отступления из Западной Белоруссии он был свидетелем того, как расстреляли двух майоров, захвативших нашу «тридцатьчетверку» и примкнувших к нашей отступающей танковой колонне, — они оказались переодетыми немецкими диверсантами. Сцена из плохого военно-приключенческого фильма: зачем немцам было захватывать наш танк, когда они очень успешно продвигались на своих, почему они были в форме майоров — в одном танке сразу два майора, зачем они примкнули к нашей танковой колонне?
В романе Юрия Бондарева в день, когда в Москве осенью сорок первого остановилось метро, один из персонажей — кинооператор должен лететь в Югославию к партизанам. Автор не задумывается над тем, что не было тогда самолета, который мог совершить столь дальний полет, не считается с тем, что первые связи с югославскими партизанами были установлены лишь во вторую половину войны. И до кинорепортажей ли из Югославии было в дни, когда никто не мог сказать, удержим ли мы Москву? Эвакуирован был Генштаб, как рассказывал Василевский, в группе, обслуживающей в Москве Ставку, которую он возглавлял, было по приказу Сталина оставлено всего девять человек — таково было количество мест в самолетах, стоявших в полной готовности.
И все эти небылицы сочиняли писатели, которые числились фронтовиками, — такие шутки разыгрывало с ними неконтролируемое реальной действительностью воображение.
А что говорить об авторах, для которых война была за пределами их личного опыта!
Один из сценариев, который мне в свое время пришлось прочитать на «Мосфильме», начинался такой сценой: сорок пятый год, идет наше наступление на Берлин, начальник штаба немецкого танкового полка, попавшего в окружение, приказывает на военный совет собрать офицеров, представителя гестапо и членов национал-социалистической партии. Автор, видимо, считал, что в немецкой армии все было, как у нас, — и смерш, и партийные организации, вот разве что на лозунг «Национал-социалисты вперед!» он не решился. Прочитав первую страницу, можно было это рукоделие больше не читать, вернее, трудно было заставить себя читать его дальше…
Или другой сценарий. В нем наша разведывательно-диверсионная группа совершала на Львовщине в немецком тылу совершенно немыслимые подвиги. К тому же происходило это через два месяца после того, как оттуда были изгнаны фашистские захватчики.
Когда на обсуждении этого сценария я указал на это обстоятельство и сказал, что никто из людей, прошедших войну, не станет смотреть этот дикий бред, автор сценария бросил мне в ответ: «Ну и пусть! Большинству зрителей наплевать на то, где тогда проходила линия фронта. Меня это не колышет!». Спорить, что-то доказывать ему было бессмысленно, и я сказал: «Подождите, пока мы все перемрем, и пишите и снимайте что хотите. Пока не научитесь уважать свою историю».
Накануне 50-летия Победы молодой журналист, выступая в телепрограмме «Итоги» и поздравляя ветеранов-фронтовиков с праздником, сказал — то ли с сожалением, то ли с облегчением: «Через десять лет не останется в живых ни одного участника Великой Отечественной войны». Так что ждать осталось совсем недолго…
Все это примеры невежества, которое, не встречая настоящего сопротивления, становится все более агрессивным. А мы сталкиваемся еще и с враньем сознательным, умышленным, целеустремленным. Самый яркий пример — книги Виктора Суворова. О них много писали, об одной писал и я, и не стал бы к ним возвращаться, если бы не главы из его нового сочинения «Беру свои слова обратно», недавно опубликованные в парижской «Русской мысли». Здесь возник у Суворова новый объект для эскапад — воспоминания маршала Жукова.
История редактирования и прохождения в печать книги Жукова сейчас общеизвестна: опубликованы рассказы людей, к этому причастных, документы, хранившиеся в архиве ЦК КПСС, в 1990 году мемуары выпущены в том виде, в каком их написал автор — восстановлены купюры, выброшено все, что было вписано редакторами по требованию ПУРа и ЦК.
В. Суворов не скрывает, что знает это. Но… «Я буду использовать, — заявляет он, — самое первое издание Жуковской фальшивки, которую опубликовало АПН в 1969 году. Причина: второе и все последующие издания вышли после смерти маршала [вот пример ловкости рук — В. Суворов прекрасно знает, что все издания, до десятого, 1990 года, повторяли первое, но выделение им первого издания должно продемонстрировать строгость, на самом деле мнимую, его, В. Суворова, подхода. — Л. Л.], и туда коммунистические борзописцы вписывали все, что им нравилось, — мол, так сказал Жуков [еще один пируэт — вписывали-то в первое издание. — Л. Л.]. Но откуда нам знать, что он говорил, а что потом ему приписали? [Опять же В. Суворову известно, что десятое издание печатается по авторской рукописи — „говорил“ здесь ни при чем. — Л. Л.] А первое издание вышло при живом Жукове. Поэтому Жуков за него полностью отвечает».
Почему В. Суворов так уцепился за первое, фальсифицированное издание мемуаров Жукова? Все дело в том, что он паразитирует на той официозной лжи, которая долгие годы пронизывала освещение событий Великой Отечественной войны. Просто тупому, навязшему у всех на зубах пуровско-цековскому вранью он противопоставляет вранье скандально сногсшибательное, но никакие это не антиподы, скорее близнецы, самые существенные выводы полностью совпадают. Чего В. Суворов не выносит на самом деле, так это правды, правда выбивает у него почву из-под ног, при прикосновении к ней его утверждения лопаются как мыльные пузыри.
