Владимир Набоков - Комментарий к роману "Евгений Онегин"
2 …гаснет... — Галлицизм, se consume.
11 …милые мои… — Поэт обращается к своим друзьям и читателям.
14 Татьяну милую мою! — Создатель Татьяны теперь забудет о ней на двадцать восемь строф (исключая упоминание о грядущих именинах в гл. 4, XLIX), то есть до гл. 5, IV, где начинается тема гадания — сна — именин, заканчивающаяся в гл. 6, III. С точки зрения художественного бремени это значит, что Татьяна страдает и вянет по крайней мере полгода — длится агония, прерываемая посещением пустынного замка Онегина в седьмой главе, после чего мы вместе с Татьяной отправляемся в Москву.
Варианты
Пушкин набросал несколько версий строфы XXIV.
XXIVa
В тетради 2370, л. 52 об. есть отвергнутый черновик:
Родня качает головою,
Соседи шепчут меж собою:
Пора, пора бы замуж ей!
8 Мать также мыслит — у друзей
Тихонько требует совета —
Друзья советуют зимой
В Москву подняться всей семьей —
12 Авось в толпе большого света
Татьяне сыщется жених,
Милей иль счастливей других.
XXIVb
Еще один черновой вариант (2370, л. 53 об.), продолжающий московскую тему:
Старушка очень полюбила
Благоразумный их совет —
В столицу <ехать> положила,
4 Как только <будет> зимний след.
Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало…
Продолжается эта строфа как XL, 7—14.
XXIVb, 6 Вариант стиха гласит:
Уж реже <радуга> блистала…
В этот момент Пушкин задался вопросом: что делать дальше с романом, сюжет которого после первого взрыва почти угас? Творческая интуиция подсказала ему отложить рассказ о предполагаемой поездке в Москву. Татьяну отвезут туда лишь в седьмой главе. Из grands mouvements[572]первых шести глав (любовь Татьяны к Онегину и кошмарные именины с их трагическими последствиями) второй взрыв должен был начаться в конце четвертой главы.
XXIVc
Черновик в тетради 2370, л. 53 читается так:
Не в первый раз моей Татьяне
Уж называли женихов,
Семейство Л<ариных> заране
4 Поздравить всякой был готов.
…………………………………………
Ее искали но доселе
Она отказывала всем —
8 Старуха мать гордилась тем —
Соседи <всех именовали>
И всех по пальцам перечли,
Там до Онегина дошли
12 <Потом усердно рассуждали>
И предрекали уж развод…
…<много> через год//
XXIVd
Еще в одном черновике (там же) читаем (стихи 1–3):
Но сплетни <скоро перестали>;
Не вздумал свататься жених;
А Таня…
2 Отвергнутое чтение (там же):
Онегин не приехал вновь…
XXIVe
В другом черновике (2370, л. 53 об.) читаем:
Когда повеет к нам весною
И небо вдруг оживлено —
Люблю поспешною рукою
4 Двойное выставить окно.
С каким-то грустным наслажденьем
Я упиваюсь дуновеньем
<Живой> прохлады — но весна
8 У нас не радостна — она
Богата грязью не цветами.
Напрасно манит жадный взор
<Лугов> пленительный узор;
12 Певец не свищет над водами,
Фиалок нет и вместо роз
В полях растоптанный навоз.
(Я беру последние три стиха из статьи в ПСС, 1949, т. V, с. 534){100}.
4 Двойное выставить окно. — Русские дома имели, а может быть, и поныне имеют большие створчатые окна с двумя прочными рамами, одну из которых по весне снимали. Слои ваты толщиною в несколько дюймов, проложенные между рамами, заткнутые щели, внутренние ставни беленого дерева, толстые боковые занавеси и шторы с оборками не пропускали холода. Наши «сторм уиндоуз» смотрятся принадлежностью кукольного домика в сравнении со столь надежной защитой.
12 Певец… — Женский род, «songstress» или «chauntress», был бы более традиционным для соловья английского, но по-русски он мужского рода. В отвергнутом черновике (2370, л. 53 об.) прелестен «бюльбюль», персидский вид соловья, которого Пушкин взял из нудных выхолощенных французских пересказов и переложений восточных сказок, столь популярных в XVIII в.
13—14 …вместо роз… навоз. — Отметим здесь «реалистическую» рифму в пику устоявшейся розы — морозы из XXIVf, 5–6 (см. также коммент, к гл. 4, XLII, 1–3).
XXIVf
В тетради 2370, л. 54 есть еще один черновик:
Что наше северное лето? —
Карикатура южных зим —
Мелькнет и нет — известно это —
4 Хоть мы признаться не хотим
Ни шум дубрав, ни тень, ни розы
В удел нам отданы морозы,
Мятель, свинцовый свод небес,
8 Безлиственный сребристый лес,
<Пустыни ярко снеговые>
Где свищут подрези саней —
<Средь хладно> пасмурных ночей,
12 Кибитки, песни удалые,
Двойные стекла, банный пар —
Халат лежанка и угар.
XXIVe, 5–6 Отметим рифму розы — морозы, высмеянную Пушкиным в окончательном тексте гл. 4, XLII, 1–3.
XXV
Час от часу плененный боле
Красами Ольги молодой,
Владимир сладостной неволе
4 Предался полною душой.
Он вечно с ней. В ее покое
Они сидят в потемках двое;
Они в саду, рука с рукой,
8 Гуляют утренней порой;
И что ж? Любовью упоенный,
В смятенье нежного стыда,
Он только смеет иногда,
12 Улыбкой Ольги ободренный,
Развитым локоном играть
Иль край одежды целовать.
Все четыре английских переложения этой строфы почему-то особенно отвратительны. Сполдинг заставляет Ленского бродить (rove) с Ольгой «вокруг луга и рощи» (grove) (стих 8), «заигрывать с распущенным локоном» (стих 13); Эльтон отправляет их (стихи 7–8) «в путешествие по саду, сложив руки и вдыхая утренний воздух» (очевидно, некий восточный ритуал). Госпожа Дейч видит их «сидящими в ее комнате, в то время как свет угасает» (стихи 5–6), или идущими на прогулку, «чтоб прелесть сада познавать»; а госпожа Радин переписывает Пушкина так (стихи 9—14):
Ну что же еще? Растерян и охвачен
Стыдом и безнадежно запутавшись в силках,
Самое большее, на что он отважился
(Под смех и поддразнивание Ольги)
Лишь разглаживать выбившийся локон
Иль платье милой целовать.
Очаровательная картинка.
XXVI
Он иногда читает Оле
Нравоучительный роман,
В котором автор знает боле
4 Природу, чем Шатобриан,
А между тем две, три страницы
(Пустые бредни, небылицы,
Опасные для сердца дев)
8 Он пропускает, покраснев,
Уединясь от всех далеко,
Они над шахматной доской,
На стол облокотясь, порой
12 Сидят, задумавшись глубоко,
И Ленский пешкою ладью
Берет в рассеянье свою.
13—14 Где-то видел я — вроде бы в журнале «Живописное обозрение» за 1899 г. — шахматную задачку («Ленский начинает, и Ольга ставит ему мат в один ход»), не без юмора построенную составителем на этом неправильном ходе, решение которой: белая пешка берет белую ладью{101}.
Пушкин был посредственным шахматистом и, наверное, проиграл бы Льву Толстому. Кстати, в его библиотеке хранилась прелестная книжица «Шахматная игра» (1824) Александра Петрова, прославленного мастера, с посвящением Пушкину, написанным рукою автора. У него также была книга Франсуа Андре Даникан Филидора «Анализ шахматной игры» (François A. D. Philidor, «Analyse du jeu des échecs», 1820).
Варианты
3—4 Кажется, Пушкин без особой уверенности ссылается здесь на великого Шатобриана.
В черновике (2370, л. 58) читаем (стихи 3–4):
Где скромный Автор <думал боле>
О нравах <чем Шатобриан> —
с отвергнутым чтением стиха 3: «Где скромный немец думал боле» — камушек в огород Августа Лафонтена.
