Внутренний СССР - Руслан и Людмила
Своим печальным рассказом Финн, на примере истории своих взаимоотношений с Наиной, раскрывает Руслану секрет Черномора, лежащий в основе его метода “культурного сотрудничества”. Сначала из среды народа, в силу некоторых особых природных задатков (ум, наблюдательность, сообразительность, целеустремленность) выделяются люди, получивших впоследствии название шаманов, волхвов, знахарей, жрецов. Затем появляется “культурный агрессор” — эмиссар Черномора, который в поэме проходит под именем Hаины. Поначалу агрессор живет уединенно, как бы за чертой оседлости, «близ селенья» основного народа. В современной терминологии это — “агенты влияния”.
Первыми покупаются и продаются управленцы, пастухи народного стада. Они начинают страдать трепетным жидовосхищением, а через предмет своего обожания вступают в сотрудничество с Глобальным надиудейским Предиктором. С этого момента им чужды заботы своего народа, а свет в их очах зажигается только при слове “заграница”. В системе образов Пушкина это выглядит так:
Но жить в отрадной тишине
Дано не долго было мне.
Тогда близ нашего селенья,
Как милый цвет уединенья,
Жила Hаина. Меж подруг
Она гремела красотою.
. . . . . .
Умчалась года половина;
Я с трепетом открылся ей,
Сказал: люблю тебя, Hаина"
Настоящая красота греметь не может. Гремит камуфляж, театральная декорация. Наина была всего лишь инструментом Черномора и потому не могла ответить взаимностью Финну. Другими словами, она была биороботом-оборотнем, неким Фантомасом в красивой упаковке. Поэтому в поэме она принимает то образ змея, то кошки.
Но робкой горести моей
Hаина с гордостью внимала,
Лишь прелести свои любя,
И равнодушно отвечала:
“Пастух, я не люблю тебя!”
Так Финн становится послушной игрушкой в руках Черномора и потому «весело и грозно бьется», возглавляя толпу бесстрашных земляков только затем, чтобы:
К ногам красавицы надменной
Принес я меч окровавленный,
Кораллы, злато и жемчуг;
Результат прежний:
Герой, я не люблю тебя!
Только после этого Финн берется за ум, желая постичь «предметы мудрости высокой», то есть вооружиться знаниями, необходимыми в противоборстве с Черномором, о котором он пока еще ничего не знает.
Невольно пришлось вспомнить и о Родине. Одновременно Руслану дается представление о преемственности управленческого знания, обладающего некими национальными особенностями.
Но слушай: в родине моей
Между пустынных рыбарей
Наука дивная таится
По расчетам астрологов, последние 2500 лет Земля проходила созвездие Рыбы. Рыба — символ иудо-христианства. В начале третьего тысячелетия Земля, по данным астрологов, войдет в созвездие Водолея, и наступит новая эра… Дивная наука новой эры сохранялась и в иудо-христианской среде, то есть таилась «между пустынных рыбарей». Это — о её пребывании информационном. О местопребывании материальном и реальных носителях новой науки Финн говорит особо:
Под кровом вечной тишины,
Среди лесов, в глуши далекой
Живут седые колдуны;
Чем же они занимаются?
К предметам мудрости высокой
Все мысли их устремлены;
А каковы их отношения со всем, что есть в окружающем мире? Как прошлое и будущее развивающегося мира относятся к их мыследеятельности?
Все слышит голос их ужасный,
Что было и что будет вновь,
И грозной воле их подвластны
И гроб, и самая любовь.
В первой строчке виден прием, используемый Пушкиным для передачи читателю особенно важной мысли, как, например, в стихотворении “Герой”:
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман.
Нарушая привычный порядок слов, он как бы задерживает мысль читателя в нужном автору месте и заставляет его соображать. Обыденному сознанию более понятна была бы такая форма выражения мысли, изложенной в двух строках: “Все, что есть в прошлом и будущем окружающего мира, слушается ужасного голоса колдунов”.
К сожалению, поначалу стремление Финна к жреческим знаниям диктовалось личным своекорыстием, подогретыми трепетным жидовосхищением:
И я, любви искатель жадный,
Решился в грусти безотрадной
Hаину чарами привлечь
И в гордом сердце девы хладной
Любовь волшебствами зажечь.
Прошло сорок лет и вот:
Настал давно желанный миг,
И тайну страшную природы
Я светлой мыслию постиг…
В процессе постижения «страшной тайны природы» Финну суждено было узнать и о месте Человека в Природе. Светлая мысль не может мириться с черными помыслами, и потому стремление Финна воспользоваться знаниями в своекорыстных целях неизбежно приводит его к страшному открытию: Hаина — не Человек. И вот перед Финном, бывшим родовым шаманом (пастухом местного стада), овладевшим знанием национального (этнического) жречества, встает роковой вопрос: “Кто же он сам?” Этот вопрос мастерски разрешается сравнительным описанием сцен похищения Людмилы Черномором и мнимой победой Финна над Наиной.
Пушкин о появлении Черномора:
Гром грянул, свет блеснул в тумане,
Лампада гаснет, дым бежит,
Кругом все смерклось, все дрожит…
Финн о своих “достижениях”:
Зову духов — и в тьме лесной
Стрела промчалась громовая,
Волшебный вихорь поднял вой,
Земля вздрогнула под ногой…
Хорошо видно, что внешние атрибуты «безвестной силы» в обеих сценах совпадают. Но интереснее другое: в первом издании “Руслана и Людмилы” 1820 г. в рассказе Финна эти строки выглядели иначе:
Финн:
Зову духов — и, виноват!
Безумный, дерзостный губитель,
Достойный Черномора брат,
Я стал Hаины похититель.
Другими словами, в первом варианте поэмы происходит открытая самоидентификация Финна, поднявшегося в своем овладении страшными тайнами природы до уровня Черномора. Итак, уровень знания — равный знаниям Глобального Предиктора. А уровень понимания? Пушкин ясно показывает, что по уровню понимания жрец Финн поднялся над волшебником Черномором, поскольку в отличие от карлы осознал свою вину, признал безумие использования тайн природы в корыстных целях. Слова «достойный Черномора брат» в устах Финна звучат осуждающе. Овладев учением колдунов и поднявшись на самый высокий уровень понимания, Финн не перестает, в отличие от карлы Черномора быть Человеком, значит и вероятность его победы над Глобальным Предиктором возрастает. Ему суждено предвидеть день встречи с Русланом (время качественных изменений в информационном состоянии общества) и способствовать разгерметизации знаний, делая их достоянием всего Человечества.
Финн осознает горечь ошибок и заблуждений. Рассказ о минувшем дается ему с большим трудом.
К чему рассказывать, мой сын,
Чего пересказать нет силы?
Ах, и теперь один, один,
Душой уснув, в дверях могилы,
Я помню горесть, и порой,
Как о минувшем мысль родится,
По бороде моей седой
Слеза тяжелая катится
Здесь важно упомянуть о том, в каком состоянии находился Руслан перед встречей с Финном:
Руслан томился молчаливо,
И смысл и память потеряв.
Предельно откровенный и по своему печальный рассказ старца — не поучение, а глубокое переосмысление пережитого, что само по себе есть наилучшая форма предупреждения о тех опасностях, которые неизбежно встанут перед Русланом на его пути прямого противоборства с Черномором. И главная из них — Hаина. По внешнему виду — человек, а по сути своей — урод, оборотень, Фантомас, modo vir, modo femina («То мужчина, то женщина», — эпиграф к “Домику в Коломне”, где то же явление, что персонифицировано Hаиной, персонифицировано Ма-Врушей.
Финн раскрывает здесь другую тайну: кажущаяся целенаправленной злобная деятельность Hаины — результат бесчеловечного эксперимента, проведенного древнеегипетским знахарством в своекорыстных интересах над некой общностью. Поскольку по оглашению речь идет о “новой” страсти Hаины, то по умолчанию должна существовать и страсть “старая”. Кто мог её внушить Наине? Как будет показано дальше в поэме — Черномор. Другими словами, первоначально её запрограммировал карла, а Финн, овладев знаниями его уровня, пытался (и небезуспешно) её перепрограммировать в своих интересах.
