Виссарион Белинский - Журналистика
Обзор книги Виссарион Белинский - Журналистика
Виссарион Григорьевич Белинский
Журналистика
Известно, что после литературы, и в особенности журналистики, в целом мире нет ничего хуже петербургской погоды. За ее непостоянством и переменчивостию часто нет никакой возможности различать времена года. Нынешний май оказался особенно сбивчивым месяцем: он похож и на сентябрь, и на октябрь, и на ноябрь, и на февраль, и на март, и на что угодно, – только не на май. Одним словом, если бы не календарь и не иностранные газеты, так аккуратно получаемые в Петербурге, мы не знали бы, что у нас теперь цветущая весна, в поре брачного блеска природы. Как нарочно, журналы, словно по взаимному условию, стараются скрыть от нас настоящее время года и перевернуть календарь задом наперед. Единственный журнал в Москве – «Галатея», вместо того чтобы воскреснуть с весною, рассыпался пустоцветом и скоропостижно скончался, на восьмом или девятом нумере{1}. «Библиотека для чтения», после долгого и упорного молчания, наконец явилась под 4 №, и под фирмою апреля, когда у нас было уже 12 мая. «Сын отечества» седьмою книжкою уверяет нас, в мае месяце, что теперь еще апрель. Но он не ограничился этим: если не успеет в мае, то в июне, есть надежда, он появится в свет со второю апрельскою книжкою. Но и тут еще не конец его хронологическим шуткам насчет мая месяца настоящего года: с чего-то ему вздумалось перевернуть этот бедный май 1840 года в ноябрь 1839 года. Посмотрите одиннадцатую книжку «Сына отечества» за 1839 год, благополучно продолжающийся, для него, и по сию пору: на ней выставлен ноябрь и 1839 год, а вышла она в мае 1840 года; в ней содержатся самые свежие, животрепещущие известия о предстоящем браке английской королевы с принцем Альбертом саксен-кобургским, о дагерротипе и других новостях{2}. Кроме того, в нем найдете вы примечательные вещи и из воспоминаний доброго старого времени, именно: «Царьград и двор греческих императоров в Х-м веке». Эта cosa rara[1] названа «византийскою легендою»{3}.
В апрельской книжке сего журнала, появившейся в мае, есть выходка против «Отечественных записок», которая и напомнила нам о забытом нами существовании «Сына отечества», этого редкого и драгоценного журнала. Спорить нам с ним нет охоты, да и не о чем: он только изредка высказывает свои мнения о способностях того или другого литератора, о достоинствах и недостатках того или другого стихотворения, той или другой повести. Это не наше дело, и спорить нам тут нельзя: какое бы ни было мнение, его не оспоришь и не переспоришь, ибо все мнения «Сына отечества» случайны, произвольны, чужды всякого критериума. Нет, не это заставило нас взяться за перо и толковать с «Сыном отечества». В русской публике еще так мало заметно сколько-нибудь установившееся общее мнение, что большая часть ее, занимающаяся журналами, обыкновенно расположена в пользу нападающего и молчание на выходку приписывает не пренебрежению, а признанию обвиняемым своей слабости. И потому мы крепко держимся русской пословицы: еду не свищу…
«Сын отечества» обвиняет «Отечественные записки» в каком-то намерении будто бы установить «табель о рангах» для русских писателей, умерших и живущих{4}.
«Сын отечества» нападает на «Отечественные записки» за то, что, по их словам —
Выходит, что поэтов настоящих у нас теперь только четверо: г-да Лермантов (то есть Лермонтов), Кольцов, Красов и – Ѳ —. Поэтов-переводчиков пятеро: гг. Вронченко, Катков, Струговщиков, Аксаков и Менстер. Поэтов разве еще двое: гг. Кукольник и Бернет. Прозаиков хороших трое: Гоголь, который, однако ж, ничего не печатает, да князь Одоевский и Н. Ф. Павлов, которые, однако ж, только изредка показываются. Прозаиков, которых прочтете с удовольствием, семеро: гг. Вельтман, Даль, Основьяненко, Панаев, Гребенка, Владиславлев и г-жа Жукова, – ну, а потом еще: граф Соллогуб, написавший, однако ж, только две повести, да г. Лермантов (то есть Лермонтов), который кроме «Отечественных записок» нигде не показывался («Сын отечества», № 7, стр. 665–666).
Вот оно, это страшное обвинение, напечатанное обыкновенною печатью, курсивом и капителью в приличных местах и с приличными искажениями слов «Отечественных записок»!.. В чем же это обвинение? пока еще его нет! А вот, извольте видеть:
Г-н Лермантов (то есть Лермонтов) за полдюжины пьесок, весьма недурных (а!..), и г. Кольцов за несколько очень милых пьесок и песенок, по нашему мнению, никак еще не могут назваться поэтами великими (стр. 668).
Позвольте остановиться на этом. Во-первых, в статье «Отечественных записок» гг. Лермонтов и Кольцов не были названы великими поэтами, следовательно, это выдумка «Сына отечества»: пусть читатели рассудят сами, до какой степени она остроумна и добросовестна. «Отечественные записки» предоставляют публике давать титул великого молодому поэту, только что еще выступающему на поприще искусства; но «Отечественные записки» не отнимают у себя права высказывать своих убеждений как о старых, так и о молодых поэтах; а они убеждены, что хотя Лермонтов писал еще и очень немного, но что в этом немногом видно такое огромное, могучее дарование, что из всех поэтов, появившихся вместе с Пушкиным и после него, не было и нет до сих пор ни одного, которого имя имело бы больше прав стоять после имени Пушкина, и что из молодых поэтов нет ни одного, который бы так много обещал в будущем, как Лермонтов. В то же время «Отечественные записки» убеждены, что, после имени Лермонтова, самое блестящее поэтическое имя современной русской поэзии есть имя Кольцова, который написал не несколько очень милых пьесок и песенок, как выражается «Сын отечества», а до пятидесяти песен и дум, вылетевших из глубины могучей русской души и отличающихся оригиналыюстию, глубокостию творческих мыслей и художественною формою. Во-вторых, что это за выражение: полдюжины пьесок?.. Неужели «Сын отечества» измеряет таланты количеством, а не качеством, дюжинами, аршинами и саженями, а не эстетическим чувством, не критикою разума? Если так, мы поздравляем его: пусть его весит и прикидывает, но пусть и удержится требовать от других подобной дюжинной, аршинной и посаженной критики. Неужели любая из длинных и тяжелых драм г. Кукольника выше коротенькой «Молитвы» Лермонтова, потому только, что в первой наберется до 3000 стихов, а последняя состоит только из 12-ти стихов?.. Если так, то Херасков выше самого Пушкина… Сверх того, и счет «Сына отечества» очень фальшив: Лермонтов написал не полдюжины пьесок: в «Отечественных записках» за прошлый и нынешний год помещено пятнадцать стихотворений; одно в «Литературной газете»; несколько уже получено для напечатания в ближайших №№ «Отечественных записок»{5}. Сверх того, в «Литературных прибавлениях к «Русскому инвалиду»«за 1838 год была напечатана большая и превосходная его поэма «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова»; в собрании его стихотворений, которое выйдет осенью нынешнего года, поместится еще другая его поэма{6}, нигде не напечатанная; и пр. и пр… Но пойдем дальше за «Сыном отечества».
Г-на Красова ни одной пьески, сколько-нибудь сносной, мы еще не читали, а г. – Ѳ – читали мы, кажется, пьески две, три, весьма жалкие в «Отечественных записках» (стр. 666).
Ну, что сказать на то, что вам не нравятся стихи гг. Красова и – Ѳ —, а нравятся стихи гг. Паршина, Дича, Щеткина, Пачимади и иных прочих: что ж с этим делать? таков уж, видно, у вас вкус!.. Suum cuique – всякому свое! Против этого так же бесполезно спорить, как и доказывать известному классу читателей, что романы Вальтера Скотта или Купера лучше «Приключений Георга, английского милорда» и тому подобных произведений. Что же касается до нас, у нас свой вкус, – правда, совершенно противоположный вкусу «Сына отечества», но который именно потому и кажется нам истинным и о котором именно потому мы говорим публике вслух. В стихотворениях под фирмою – Ѳ – господствует однообразное и болезненное чувство, которое не со всеми может гармонировать и не всем нравиться, но которое особенно сильно действует на знакомых с ним; и как бы то ни было, но стихотворения – Ѳ – всегда проникнуты чувством, и чувством истинным, выстраданным, а не выдуманным, не поддельным, чувством, которое высказывается в прекрасных стихах, нередко представляющих собою пленительные поэтические образы. Да, это не просто размеренные строчки, завостренные рифмою и выражающие отвлеченные понятия, но задушевные излияния полного чувством сердца, и потому таких стихов теперь нельзя встретить ни в каком русском журнале, кроме «Отечественных записок». Что же до стихотворений г. Красова, они еще в 1838 году приобрели себе общую и заслуженную известность чрез «Библиотеку для чтения». В большей части стихотворений г. Красова всякого, у кого есть эстетический вкус, поражает художественная прелесть стиха, избыток чувства и разнообразие тонов. Их тоже, из всех русских журналов, теперь можно встречать только в «Отечественных записках»: уж не за это ли так и сердит на них незлобивый «Сын отечества»?..
