Оноре Бальзак - Прославление министров
Обзор книги Оноре Бальзак - Прославление министров
Оноре де Бальзак
Прославление министров
и
перенесение их останков
в
подземелья Пантеона
Все унижающие себя будут прославлены в день страшного суда.
Евангелие от Луки[1].Если власть заинтересована в том, чтобы развратить народ, она достигнет желаемого, поощряя предателей, вместо того, чтобы наказывать их.
Макьявелли.Нации подобны отдельным людям: получив удар по щеке, они должны поскорее подставить другую. И тогда будут они благоразумны и войдут в царствие небесное, за неимением такового на земле.
Святой Себастиан (Послание к парижанам).И восстал тут огромный зверь, весь покрытый власами, и имя ему Курций-Иуда-Туриаф; и принес этот зверь величайшие беды народам.
Апокалипсис.Ту-у-бу-у.
Одибер.Господа!
Оппозиция, будучи глупа, как гусыня, вменила министерству в вину то, что оно предало Италию Австрии, Бельгию Англии, а Польшу России и таким образом изолировало Францию ото всех, словно зачумленную. Однако вы решили, что, действуя так, как оно действовало, министерство оказало важную услугу отечеству, и что, пользуясь выражением великого человека, оно было весьма благоразумно. Это решение, принятое голосованием, делает вам честь, господа, но его недостаточно. Что такое двести двадцать один шар? Это не может утолить нашу жажду справедливости. Вы должны, следовательно, привести награду в соответствие с огромностью высокого деяния. Вот почему мы умоляем вас обратить в проект закона нижеследующее предложение:
Статья перваяНация, состоящая из тридцати трех миллионов человек, через посредство двухсот двадцати одного голоса присуждает почести Пантеона министрам, которые дали погибнуть Италии, Бельгии и Польше — своим естественным и неизменным союзникам.
Надпись на фронтоне: Великим людям — признательная отчизна — будет заменена следующей: Людишкам — двести двадцать один реставратор.
Для этого особого случая, в силу чрезвычайной важности оказанных услуг и снедающего нацию пыла признательности, будет нарушен закон, гласящий, что великие граждане могут быть приняты в храм славы лишь не ранее, чем через десять лет после их кончины. Современные министры будут приняты туда живыми и немедленно.
Статья втораяУстанавливается следующий порядок церемонии и маршрут шествия:
От восхода и до захода солнца каждые четверть часа не будет произведено ни единого пушечного залпа ввиду отвращения министров ко всему, что напоминает войну.
После чего процессия двинется от Бурбонского дворца и направится к Пантеону, следуя точно по нижеуказанным улицам: улицы Большого ревуна, Бойни, Болтунов, Каменных тумб, Марионеток, Четырех ветров, Спасителя и Сутенеров.
Она пройдет через Шарантонскую заставу, вернется через заставу Трона и последует далее по улицам Деревянной шпаги, Святого Филиппа, Воришек и Славных ребят.
Процессия сделает остановку на площади Конференции и далее пойдет по улице Мира, по боковым путям и по улице Картонного плясуна; затем закончит свой путь, если возможно, по Гентскому бульвару[2], по бывшим улицам Дофина, Ангулемской, Беррийской, по улице Мадмуазель, герцога де Бордо, Карла X, и т. д., и т. д.
Самым тщательным образом следует избегать улиц 27, 28 и 29 июля[3], а также улиц Сражения, Общественного договора[4], Лафайета[5] и Вашингтона, равно как площади Победы, а особенно улицы Мостовой[6] и улицы Малой Польши.
Впереди названной процессии будет выступать рота национальных гвардейцев, именно тех, что ворвались галопом в переулок Веро-Дода, чтобы установить там порядок, и рубили саблями спрятавшихся в лавках нарушителей спокойствия, кричавших «Да здравствует Польша!». Национальные гвардейцы, разумеется, наденут свои «чапки», единственное, что есть у них польского.
Замыкать шествие будет батальон, который отличился во время восстания в галереях Пале-Рояля, бросившись в штыковую атаку на толпу детей, нянюшек и стариков. Эти воины постараются и на сей раз довести свое чувство преданности до полного опьянения.
Министры будут восседать в колеснице, влекомой английскими и казачьими лошадьми и французскими мулами. Головы мулов будут украшены павлиньими перьями, дабы явить одновременно двойной символ: бессилия и самонадеянности. Колесница — с той целью, чтобы возможно более походить на античную колесницу, — будет взята у подрядчика, ведающего очисткой города.
Процессия должна состоять:
1) Из двухсот двадцати одного одетых в белые одежды и пешком следующих за министрами. Они обязаны придерживаться золотой середины улицы, если хотят быть верными своей системе.
2) Из шпиков и полицейских. От этой повинности освобождаются лишь те, кто был убит во время последнего восстания.
3) Из итальянцев, бельгийцев и поляков, находящихся в настоящий момент в Париже. Они примут участие в шествии, с обнаженными головами, со связанными за спиной руками и выражая самый бурный восторг. В противном случае они будут лишены серого хлеба и права убежища и высланы из Франции, дабы могли они вкусить, каждый на своей родине, все услады амнистии.
4) И больше никого; поскольку народу запрещается принимать участие во всенародном торжестве. Однако при условии, что это не нанесет ущерба будущему, на сей раз его не будут рубить саблями, если он обещает сидеть дома и вести себя благоразумно.
Освещение Пантеона будет обеспечено г-ном Ганнероном, владельцем свечной фабрики, наиболее просвещенным из двухсот двадцати одного.
Как только процессия вступит в Пантеон, оркестр из «Кафе слепых» исполнит симфонию в тоне фа, посвященную г-ну Себастиани, и кантату, сочиненную г-ном Вьенне на мотив арии из «Парижанки», которая заканчивается следующим рефреном:
Скоро русские придут,
Нам все кости перебьют,
Нас убьют и мир дадут.
Это сбудется все, право.
Министерству честь и слава!
Поэзия тут не очень богата, но глубоко правдива: она основана на исторических документах, заранее подготовленных г-ном Гизо[7]. Вы хорошо понимаете, что г-н Гизо не может вам в угоду переделать свою заранее написанную историю Июльской революции.
Затем послы Пруссии, России, Австрии и Англии произнесут речи в честь министерства. Затем папский нунций даст министрам отпущение грехов, в котором они крайне нуждаются, и от имени его святейшества разрешит им поцеловать свою туфлю.
Вслед за этим министры, заживо набальзамированные, будут опущены в склепы храма. В случае, ежели скромность их воспротивится оказанию таких почестей, они будут водворены туда силой. Для этой цели воспользуются услугами июльских молодцов. На их усердие можно положиться.
Однако не все министры без различия будут погребены в славных катакомбах. Только гг. Сульт, Казимир Перье и Себастиани будут удостоены этой чести, как лица, по самому своему положению наиболее ответственные за славный разгром Болоньи, Брюсселя и Варшавы. Остальные, а именно гг. Аргу, Монталиве, Барт и аббат Луи, будут попросту упакованы, увязаны, запечатаны и замурованы в нишах, подобно древним мумиям. Они будут выставлены перед вратами Пантеона. Большего они не стоят. И, наконец, когда станет точно известно, что за свои выдающиеся заслуги министры безвозвратно погребены в Пантеоне, во всем Париже вспыхнет иллюминация и народ сможет свободно кричать: «Да здравствует свобода!»
Примите, господа, дань нашего искреннего восхищения вашими патриотическими доблестями.
Альфред Кудре.Примечание. — Вышеуказанная петиция вывешена в переулке Веро-Дода, в конторе газеты. С каждой минутой под ней появляется все большее количество подписей. Среди них мы видим подписи наиболее уважаемых людей нашего времени, а именно гг. Обера, Гранвиля, Филипона, Одибера, Декана и Дервиля, издателей, художников и редакторов «Карикатуры». Мы не сомневаемся, что все добропорядочные граждане поспешат к ним присоединиться. Патриоты провинции могут легко сделать это по почте. Смотри в конце стоимость подписки.
«Карикатура», 6 октября 1831 г.
Примечания
1
Евангелие от Луки — текст евангелия приводится Бальзаком не совсем точно. В действительности текст следующий: «Ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя — возвысится» (18 гл., стих 14).
2
Гентский бульвар — Итальянский бульвар в Париже, где в период «Ста дней» (1815) собирались монархисты, сторонники бежавшего в Гент короля Людовика XVIII, иронически называли Гентским бульваром.