Эндель Пусэп - Тревожное небо
В вестибюле нас встретил пожилой седовласый генерал. Пока мы снимали фуражки и пилотки, подъехал наш посол, и мы вместе, сопровождаемые генералом, поднялись на второй этаж. Широкая лестница, ведущая наверх, была разделена надвое: половина ее состояла из обычных ступенек, другая была ровным настилом, покрытым красной ковровой дорожкой. Потом нам сказали, что президент Рузвельт в результате детского паралича вынужден передвигаться по ней в коляске.
Когда мы вошли в просторный синий зал — кабинет главы правительства США — там уже находился Молотов.
Нас представили президенту. Мы стояли перед человеком, волей судьбы оказавшимся у руля одного из сильнейших государств, мира в годы, когда многое решалось в судьбе всего человечества. Политический ум Рузвельта, понимание им происходивших в мире процессов ставили его на голову выше многих других государственных деятелей мира. С приходом его в Белый дом были налажены нормальные дипломатические отношения с Советским Союзом. И это вопреки кредо правящей клики промышленно-банковских воротил, видевших в Советской России своего главного врага.
Теперь, когда через призму десятилетий многое тайное становится явным, надо признать и то, что, хотя Франклин Д. Рузвельт вложил весомый вклад в дело разгрома гитлеровской Германии и ее партнера по оси — милитаристской Японии, он самым тщательным образом заботился, чтобы в единоборстве с фашистской Германией перевес в пользу Советского Союза наступил бы возможно позднее.
Вместе с премьер-министром Англии Уинстоном Черчиллем откладывали они открытие давно обещанного второго фронта в Европе до тех пор, пока всем не стало ясно, что Красная Армия и без чужой помощи сломает хребет гитлеровскому вермахту и доведет войну до победного конца.
…Светлые волосы и открытое добродушное лицо, обращенное к нам, располагает к себе. Одет более чем скромно: светло-серые брюки, китель из отбеленного льняного полотна, из-под которого выглядывает сорочка. Мягкие парусиновые туфли. Вот и весь костюм президента.
— Поздравляю вас с благополучным прибытием из-за океана, — сказал нам Рузвельт. — Благодаря этому я имею удовольствие беседовать с таким прекрасным собеседником, как мистер Молотов. Привозите его к нам почаще. Надеюсь, что вы благополучно доставите мистера Молотова обратно в Москву. Особенно поздравляю ваших навигаторов, которые приводили вас точно в намеченное место.
На этом прием закончился.
Обратно меня повез работник нашего посольства в США майор Овчинников.
— Поездим немного, посмотрим Вашингтон, — предложил он, садясь за руль автомобиля. Мы ехали по окаймленным зелеными насаждениями улицам, а перед нами то и дело шныряли юркие белки, не боявшиеся ни машин, ни пешеходов. При виде пушистого зверька, скачущего по асфальту, шоферы тормозили и, снижая скорость, пропускали их через дорогу.
— Их тут тьма-тьмущая, — улыбался майор. — Белка для вашингтонца это почти то же, что для индуса священная корова. Никто их не пугает и не трогает.
Рассказ Овчинникова прерывается оглушающим ревом сирен. Уличное движение как пешеходное, так и автомобильное тотчас прекращается. Остановились и мы. Я с беспокойством стал шарить глазами по небу.
Майор звонко расхохотался:
— Что… что вы там ищете? Ха-ха-ха! Это полицейская сирена. А вы… вы думали, воздушная тревога?
Рассмеялся и я. Действительно, какая здесь может быть воздушная тревога, за тысячи километров от фронтов войны?
— Гонятся за каким-нибудь жуликом или гангстером, удирающим на машине. Это здесь обычное дело. Такого количества преступлений и убийств, как в США, нет ни в одной стране.
Так я узнал еще одну грань американского образа жизни. Машина свернула в густую аллею.
— Проезжаем аристократический район, — сообщил мой гид. Гладкое асфальтированное полотно шоссе извивалось среди деревьев словно в лесу.
— А это далеко отсюда? — полюбопытствовал я. Майор усмехнулся.
— Вглядитесь повнимательней.
И действительно, то тут, то там светлели за темными стволами вековых деревьев небольшие двух-, реже трехэтажные виллы и коттеджи, еле заметные в роскошной зелени вьющихся по стенам и верандам винограда и роз.
Дорога пошла на спуск в глубокую долину. Широкие кроны деревьев, сходясь над дорогой, не пропускали к нам солнечных лучей. В открытое боковое окно машины проникала приятная прохлада. За поворотом перед нами возникла довольно широкая река. Дорога кончалась на этом берегу, а там, на той стороне, снова продолжаясь, исчезала в лесу. Моста или какой-либо другой переправы не видно. Наша машина спокойно въехала в реку и через пару минут уже взбиралась по пологому подъему на другом берегу.
— Это верх предусмотрительности, — сказал мой спутник, — чтобы в рай Рокфеллеров и дюпонов на колесах автомобилей не провезли заразу… В этом районе находятся самые дорогие фешенебельные квартиры, а среди них зоопарк.
— Почему в Вашингтоне нет небоскребов? Таких, как в Чикаго, в Нью-Йорке и других крупных городах США? — полюбопытствовал я.
— Существует неписаный закон, запрещающий возведение высотных зданий в столице, якобы потому, что обелиск — памятник Георгу Вашингтону — должен быть виден отовсюду, с любого места города.
Мы спустились вниз и еще раз проехали через воду. Лес стал постепенно редеть, и мы очутились на обычной окаймленной деревьями улице. Проехали мост, перекинутый через реку Потомак.
— Негритянский район, — лаконично бросил Овчинников. — Здесь обитает около миллиона черного населения столицы.
Шумные ватаги чумазых ребятишек то и дело перебегали улицу, служившую детям игровой площадкой. Время от времени встречались и разодетые в пух и прах чернолицые бэби, сопровождаемые не менее дородными матронами. Большинство же этого юного населения действовало самостоятельно или под опекой старших сестер или братишек, не очень-то много отличавшихся ростом и разумом от своих подопечных.
Плотные ряды четырех-, пяти-, а иногда и семи-, восьмиэтажных зданий, прижатых друг к другу, тянулись квартал за кварталом. Все реже и реже встречались аллеи и деревья. По всему было видно, что здесь делали деньги из всего, даже из камней тротуаров и улиц. Как солдаты, выстроились в ряд десятки автоматов, где можно, опустив монету, приобрести и кока-кола, и сигареты, и конфеты, и еще многое другое. Почти перед каждым домом наведены краской то белые, то желтые квадраты, обозначающие границы платной стоянки для автомобилей. Против каждого такого квадрата стоял на тротуаре автомат. Час охраняемой стоянки стоил одну «мони» — десять центов. Поставив в квадрате машину, вы опускаете столько монет, на сколько часов намерены оставить там машину. Невидимый глаз будет стеречь ваш автомобиль ровно столько часов, сколько вы опустили в щелку автомата десятицентовиков, и ни минуты больше! Если вы опоздали и машина исчезла, пеняйте на себя.
