Сергей Ларьков - «Враги народа» за Полярным кругом (сборник)
Л.О.Белопольский. Середина 1930-х гг., орден Трудового Красного Знамени – за поход на «Сибирякове», орден Красной Звезды – за «челюскинскую эпопею» (из семейного архива – Архив НИПЦ «Мемориал»)
* * *Таков скорбный список прямых политических репрессий против «героев-челюскинцев», подвергшихся арестам, расстрелам, лагерям и ссылкам в стране, в «едином порыве» бросившейся их спасать. Но было ведь на людей и давление самого разного свойства, не только «органов» (хотя они своего не упускали), но и давление общих изменений в стране. Иначе с чего бы потомственный помор и, по свидетельству земляков [Смирнова], искренне и глубоко верующий человек, знаменитый полярный капитан Владимир Иванович Воронин с конца 1920-х годов перестал вешать в своей каюте иконы с лампадой и тщательно скрывал свою религиозность? А как оценить роль партии и «органов» в поистине трагической судьбе блестящего учёного и организатора Петра Петровича Ширшова? Партячейка «Челюскина» при приеме в партию припоминает ему исключение из комсомола, трактуя бытовые грехи четырехлетней давности как «связь с чуждыми по идеологии людьми», но не смеет отказать дважды орденоносцу (таких людей не на военной или чекистской службе в стране тогда можно было пересчитать по пальцам). После 1947-го года, когда была арестована его жена, актриса Е.Гаркуша и обвинена во всех грехах – от измены родине до спекуляции, – «органы» и их глава Берия превратили жизнь министра Морского Флота и директора академического Института океанологии (до таких карьерных высот не добрался ни один челюскинец) в ад. Недавно изданная книга его дочери М.П.Ширшовой [Ширшова] в какой-то мере описывает страдания этого незаурядного и сильного человека от чекистской грязи на «чистых руках» и скорую мучительную кончину. Нельзя не отдать должное мужеству Марины Петровны, которое понадобилось ей при знакомстве с дневниками отца и архивным уголовным (а ведь так эти «дела» и продолжают официально называться!) делом матери – по себе знаю, каково читать «дела» даже незнакомых людей.
Так ли уж радужна была жизнь того самого «Деда-Мороза», Отто Юльевича Шмидта в страшные 1930-е? Он, конечно, не мог исключить того, что органы имеют «материалы» и на него, и НКВД их действительно имел, выбивая на допросах узаконенными решением партии «методами физического воздействия». Позволю себе привести несколько отрывков из документа, именуемого в делах НКВД «Протоколом допроса» (копия документа хранится в архиве НИПЦ «Мемориал» – прим. авт.), по понятным причинам не называя имени человека, давшего эти, с позволения сказать, показания – это имя известно большинству полярников. Скажу лишь, что даны они после пяти месяцев пыточного лубянского следствия, и что через полгода этот человек по неправедному приговору будет расстрелян. Итак: «Судя <…> по дальнейшей линии поведения О.Ю.Шмидта, он был завербован для шпионской работы <…> в 1931 году в Ленинграде. Б. мне прямо заявил, что теперь в лице О.Ю.Шмидта мы имеем человека, который может оказать Германии крупные услуги <…> Так началась моя антисоветская деятельность, направленная на исполнение директив германской разведки по срыву освоения Северного морского пути и естественных богатств Крайнего Севера. Я действовал вместе с О.Ю.Шмидтом. <…> После организации Главсевморпути наша линия подбора антисоветских кадров привела к образованию во всех звеньях Главсевморпути, в частности в ВАИ (Всесоюзный Арктический институт) и Гидрографическом управлении, активно действовавших антисоветских гнезд. <…> Вместе со своим сообщником О.Ю.Шмидтом я практиковал и другой метод, рассчитанный на то, чтобы отвлечь внимание общественности, партии и правительства от наших вредительских дел…» и так далее. По меркам НКВД, обвинения по двум пунктам 58-й статьи – 6-му (шпионаж) и 11-му (контрреволюционная организация) были готовы для предъявления, предрешён был бы по ним и приговор. Понимали ли чекисты всю абсурдность таких обвинений? Конечно, понимали! Один из арестованных после падения Ежова московских чекистов говорил на следствии: «При ведении следствия <…> добивались признаний в шпионской… деятельности, признаний часто нелепых, вроде передачи в виде шпионских сведений данных о режиме льдов в Северном Ледовитом океане» [«Бутовский полигон» ]. Важно было самому следователю написать нужным языком или продиктовать подследственному нужные фразы и нужные слова: шпионаж, вредительство, контрреволюционная деятельность, весьма ограниченный набор слов-символов, и отправить протокол наверх, а там – ещё выше, а для людей ранга Шмидта – совсем наверх, а там уже решали по другим мотивам и соображениям, человеческой логике неподвластным.
Хотелось бы привести здесь и мнение человека, через много лет наблюдавшего О.Ю.Шмидта в конце его жизни, человека с нестандартным и чётким умом, ставшего впоследствии видным учёным и правозащитником. Итак, Г.С.Подъяпольский [Подъяпольский, c. 16]: «О.Ю.Шмидт … изредка приходил в Институт (основанный Шмидтом Институт геофизики АН СССР – авт.), хотя, как говорили, был уже смертельно болен. … Он мало уже походил на газетные фотографии времен челюскинской эпопеи … В середине 50-х годов меня очень интересовала личность О.Ю.Шмидта с её, как мне казалось, сложным и трагическим противоречием. С одной стороны, он был бесспорно крупным учёным, внёсшим определенный вклад в мировую науку. С другой стороны, он был членом партии с 1918 года, пользовался личным благоволением Сталина и, надо думать, должен был если не сразу, то спустя короткое время догадаться, что грандиозная шумиха вокруг спасения челюскинцев, в центре которой он оказался, является в первую очередь одной из дымовых завес социалистической гуманности, под которой уже раскручивалась на полный ход сталинская машина массового уничтожения. Что он в действительности думал по этому поводу, в частности о той марионеточной роли, которую в великих событиях сталинской эпохи выпало сыграть ему самому? … Наверное, в О.Ю.Шмидте действительно хватало всего понемножечку – и от крупного учёного, и от конъюнктурщика, и от хитрого политика, и от донельзя наивного человека. Но это же можно сказать слишком о многих…».
А сколько людей, причастных к спасению челюскинцев, без которых не было бы спасения и «эпопеи», попали под молох репрессий? Вот краткая история одного из них. И член «чукотской Тройки» А.Небольсин, и челюскинцы [«Дневники „Челюскинцев“», «Как мы спасали…» ] вспоминают гостеприимного заведующего факторией Севморпути в Ванкареме Георгия (чукчи звали его Иорген) Кривдуна, обеспечившего приём, размещение, питание, отправку пеших групп челюскинцев. Чекист Небольсин, говоря о нём как о коммунисте, то ли сознательно врет, то ли показывает свою профессиональную неосведомлённость: Г.Кривдун был сыном отправленного в 1930 году в пятилетнюю ссылку зажиточного терского казака Терентия Кривдуна и вряд ли покинул родные окрестности Владикавказа по своей воле. Бросившаяся спасать своих сыновей Страна Советов через два с небольшим года одного из действительно бросившихся и отблагодарила: в октябре 1936 года Кривдун, заведующий факторией на мысе Шмидта, арестован и 16 июля 1937 года Особым Совещанием НКВД приговорён к шести годам лагерей. На запрос о его дальнейшей судьбе из архива МВД пришёл обескураживающий ответ: «сведениями не располагаем». Обвинение ему было предъявлено по тому же экзотическому 13-му пункту 58-й статьи, что и А.Н.Боброву в 1931 году (см. выше), а ведь гражданская война окончилась семнадцать лет назад, когда Г.Кривдуну было 22 года. Когда он успел послужить контрреволюционным правительствам, да так, что об этом вспомнили через столько лет? Впрочем, 13-й пункт 58-й статьи срока давности не имел и чекисты активно им пользовались до тех пор, пока не занялись «власовцами» и другими «преступниками» времён Великой Отечественной.
