Владимир Семёнов - Трагедия Цусимы
Правда, по части хранения вверенной тайны покойный Е. В. был настоящей могилой, и, конечно, те не подлежащие оглашению сведения, которые он сообщал мне, в качестве старого товарища, веря в мою скромность, — никогда не станут достоянием гласности. Разве только в том случае, когда придется опровергать заведомую ложь, распространяемую лицами, заинтересованными в деле и старающимися обелить себя в надежде, что достоверные свидетели покоятся на дне Японского моря. Тогда — дело другое! И надеюсь, что сам Е. В. С. в таких обстоятельствах не пошлет мне своего замогильного упрека в нарушении доверия.
— Да, — говорил он, — вы, может быть, догадываетесь, но никто не знает доподлинно того, что переживает адмирал!.. Иной раз принесешь расшифрованную телеграмму. Читает. Пальцами перебирает этот листок бумаги. Кажется — вот разорвет в клочья… Нет. Сдержится. Начинает диктовать ответ. Много раз меняет редакцию, делает поправки, сердится на меня… Я уж молчу. Сам понимаю, что это не по моему адресу, сам встравлен… Или вдруг скажет, по-видимому, совершенно спокойно: «Оставьте здесь, я… после, сам напишу…» — а уходя, слышишь, как он ломает карандаш, бывший в руках, скрипит зубами и, задыхаясь от бешенства, сдавленным голосом, костит каких-то «предателей»…
V
Пошли «выволакивать» отряд контр-адмирала Фелькерзама. — День Рождества на «Суворове». — Настроение на отряде контр-адмирала Фелькерзама. — Измена Hamburgp-Linie — «Приказано ждать…»- Характеристика «армады» в приказах командующего ею. — Плохие приметы. — Кое-что мое. — Опять «Сляби-Арко»! — Минные катера как оружие. — Попытка двухстороннего маневрирования
19 и 20 декабря свежий SSO развел в проливе такую волну, что не только пришлось прекратить погрузку, но даже и сообшение между судами производилось с большими затруднениями. На какой-то удивительного вида туземной посудине приезжали с визитом к адмиралу местный administrateur (затрудняюсь, как перевести это звание на русский язык) и начальник таможни. Между прочим, дали весьма ценное указание, а именно рекомендовали перейти на несколько миль к северу и расположиться на якорной стоянке Танг-Танг, при устье реки того же имени, где далеко выдавшаяся в пролив песчаная коса прикроет нас от господствующих в это время года южной волны и зыби.
В ночь на 21 декабря опять послали «Русь» в Таматаву за новостями, а главное затем, чтобы узнать, что делает и что намеревается делать контр-адмирал Фелькерзам. Утром всем отрядом (за исключением «Малайи», которая опять поломалась) перешли на новое якорное место. Действительно, по условиям сезона, оно оказалось чрезвычайно удобным, хотя в лоции о нем вовсе не упоминалось.
— Спасибо местным французам! — радостно потирал руки флагманский штурман. — Хорошо посоветовали!.. Конечно, не без надежды на воздаяние! Ну, да адмирал, наверно, представит их к Станиславу на шею — пусть чувствуют!..
Боевые суда благополучно погрузились углем, приняв его частью с немецких угольщиков, частью с собственных транспортов.
День 22 декабря прошел в томительном ожидании. Ни «Руси» из Таматавы, ни какой-либо вести из Диего-Суарец. Благодаря закрытию для нас этого последнего и самовластным распоряжениям главного штаба, весь расчет сбился, произошла, совершенно естественно, величайшая путаница.
Адмирал, предполагая, что, может быть, угольщики боятся выйти из Диего-Суарец, опасаясь ареста со стороны японских вспомогательных крейсеров, о присутствии которых в этих водах получались настойчивые извещения, решил послать контр-адмирала Энквиста с крейсерами «Нахимов», «Аврора» и «Донской», во-первых, в Диего-Суарец для прикрытия перехода угольщиков, а затем — в Носи-бэ с предписанием контр-адмиралу Фелькерзаму немедленно идти на соединение.
23 декабря, в 5 ч. утра, крейсера ушли по назначению. Того же числа, около полдня, пришел из Диего-Суарец первый угольщик. Привез письмо от капитана 2-го ранга В. и донесение адмирала Фелькерзама. Первый писал, что из числа 5 вспомогательных крейсеров по сие время прибыл в Суарец только «Кубань»; где остальные — неизвестно; равным образом нет никаких вестей об отряде «Олег», «Изумруд», «Грозный» и «Громкий», который должен был догонять нас. Второй доносил, что, прибыв, согласно приказанию Главного морского штаба, в Носи-бэ, приступил к переборке машин, чистке котлов и т. п. — словом, выражаясь морским жаргоном, «разложился на составные элементы». Почти все следовавшие с ним миноносцы требуют серьезного ремонта. Раньше двух недель — не может тронуться с места.
Адмирал за эти дни проявлял лихорадочную деятельность. Не знаю, когда он ел, когда спал. Конечно, с разговорами никто к нему не подступался, а с его стороны были только приказания и требования различных сведений. Однажды, едва не столкнувшись со мною на трапе, он кинул отрывистое замечание:
Каково? После большого перехода — законный отдых! Традиция!..
Корабли «Догоняющего отряда» младшего флагмана 2-й эскадры Флота Тихого океана контр-адмирала Дмитрия Густавовича Фелькерзама (1846–1905) перед прохождением Суэцкого канала— Старые корабли, ваше превосходительство, — пробовал возразить я. — Ведь переход действительно большой…
— А впереди — еще больше! Если такие старые, что ходить не могут, — черт с ними! Не надо хлама! Да нет! — просто привычка!.. Сам пойду — выволоку!..
Поход отряда в Носи-бэ был назначен на следующий день, 24 декабря. 600 миль крюку, но что же делать? — надо «выволакивать»…
Ночью пришла «Русь» (из Таматавы), привезла известие о сдаче Порт-Артура… Было горько, обидно для самолюбия, но, в сущности, после потопления первой эскадры этот факт ничего не изменял в нашем положении.
В 6 ч. утра по беспроволочному телеграфу получили уведомление, что к нам идут «Светлана» и миноносцы «Бедовый» и «Бодрый», посланные адмиралом Фелькерзамом с подробным донесением о текущих делах и, очевидно, разошедшиеся с отрядом Энквиста. Все — результаты той путаницы, которая создалась из-за самостоятельных распоряжений, исходивших одновременно из четырех инстанций: от начальника эскадры, от Главного морского штаба, от заведующего крейсерскими операциями и от Министерства иностранных дел…
В 8 ч. 30 мин. утра, согласно отданному накануне распоряжению, снялись с якоря и пошли в Носи-бэ. Только в 11 ч. 30 мин. утра встретили в море «Светлану» и миноносцы. Удивлялись, почему так долго, но оказалось, что из двух миноносцев отряда адмирала Фелькерзама, единственных числившихся исправными, «Бодрый» в пути повредился, идет под одной машиной и не может дать больше 7 узлов. Приказали «Руси» взять его на буксир и пошли дальше. За время выполнения этой операции (взятия на буксир) имели сношения со «Светланой». Адмиралу было доставлено подробное донесение о походе второго отряда. (Впоследствии я читал его в подлиннике.) По отношению самого отряда — ничего нового, кроме длинного перечня всевозможных повреждений и неотложных работ, зато несколько любопытных штрихов, характеризующих настроение местных властей, настроение, несомненно, отражавшее взгляды центрального правительства. По-видимому, Петербург слишком поддался перепугу; в Париже вовсе не ожидали, что мы так легко поступимся правами, предоставляемыми нам французской декларацией о нейтралитете, и, предлагая прогуляться в Носи-бэ, готовились встретить эскадру в СуареЦе. На рейде этого последнего были даже поставлены буйки, указывающие места стоянки кораблей; заготовлена свежая провизия (в том числе 1000 быков); местные мастерские (частной компании Messageries Maritimes) увеличивали кадры своих рабочих для спешного выполнения обширного ремонта и т. п… Впечатление создавалось такое, будто протестовали только «для видимости», но, конечно, раз наша дипломатия оказалась такой податливой, а Главный морской штаб так поспешил категорически приказать адмиралу Фелькерзаму идти в Носи-бэ — то тем лучше.
