Николас Шэффнер - Блюдце, полное секретов. Одиссея «Пинк Флойд»
Гилмор признает, что сначала его возражения были связаны не с тем, что «он думал, будто мы не должны критиковать действия Правительства консерваторов в южной Атлантике» (как утверждал Уотерс в 1986 году в статье в лондонской «Sunday Times»»), a, скорее, потому, что новый цикл песен Роджера («Your Possible Pasts» и «Hero's Return») звучал до боли знакомо. «Те песни, которые мы отвергли, создавая «Стену», всплыли на «Последнем ударе», во всяком случае — некоторые из них. Никто не думал, что они были хороши тогда, с какой стати они сейчас стали хорошими? Бьюсь об заклад, он думал, что я так поступаю только из чувства противоречия». Дейв хотел взять месяц отпуска, чтобы заняться кое-какими собственными музыкальными идеями, но Роджер был непреклонен: сначала ФЛОЙД должны записать то, что уже сочинил ОН.
Если Уотерс казался более одержимым своими вещами, чем прежде, то происходило это частично из-за того, что «реквием послевоенной мечте» («requiem for the post war dream») — таков подзаголовок пластинки — был так близок и понятен ему, был одновременно криком боли, причиненной жертвоприношением его отца, и воплем ярости против генералов и политиков, которые ПО-ПРЕЖНЕМУ посылали парней на смерть. На этот раз между Уотерсом и Гилмором не было Боба Эзрина, миротворца… Не было никого, кто мог бы убедить Роджера в том, что часть материала была «не на уровне». Да и Бог что-то не очень спешил помочь придать форму роджеровским творениям.
«Думаю, Роджер превращался в деспота, ему хотелось контролировать буквально все, — вспоминает давний друг Дейва барабанщик Клайв Вэлем, — теперь Гилмор был уже не тем человеком, который станет с этим мириться, а если и станет, то не очень долго. Должен был наступить момент, когда Гилмор начнет до конца отстаивать свою позицию. Дэвид и Роджер ОБА любят верховодить».
Во время работы над «Последним ударом» такие настроения привели к тому, что Уотерс применил маневр, уже сработавший по отношению к Рику Райту, и пригрозил похоронить проект, если Дейв не сложит с себя полномочия сопродюсера. Дейв в конце концов сдался, но настоял на сохранении продюсерских отчислений от гонорара. Уотерса оставили (по его словам) «создавать пластинку более или менее в одиночку, работая с Майклом Каменом», выступившим теперь в роли сопродюсера, пианиста, аранжировщика и дирижера специально приглашенных Роджером звезд Национального филармонического оркестра. Даже обложка пластинки была разработана самим Уотерсом с использованием фотографий брата его жены Кэролайн — фотографа из журнала «Vogue» Вилли Кристи (Willie Christie).
Двое остальных флойдовцев участвовали в проекте в качестве «людей на подхвате» вместе с известными сейшенменами — перкуссионистом Рэем Купером (Ray Cooper) и басистом из вспомогательного состава «The Wall» Энди Бауном, в этот раз игравшим на органе. По словам Гилмора, «дошло до того, что мне пришлось сказать: «Если тебе понадобится гитарист, звякни — я приеду и сыграю». В услугах Дейва как певца нуждались еще меньше — за исключением похожей на «Money» песни «Not Now John» (которую CBS выбрала как материал для сингла, бесследно канувшего в Лету). На «The Final Cut» остро ощущается отсутствие гилморовского вокала.
Ник Мейсон, разделявший политические взгляды Роджера Уотерса, внес существенный вклад, предложив несколько реприз припева открывающей пластинку песни: хор, исполнявший «Maggie Maggie what have we done?», должен был повторять эти строки снова и снова, но уже без слов, что придало бы им еще больший вес. Когда, казалось, ни одно из предложений Ника не устраивало Уотерса, в минорном финале пластинки «Two Sun In The Sunset» -«предостережении» о гибели мира в ядерном апокалипсисе — Мейсона заменил виртуозный студийный барабанщик Энди Ньюмарк (Andy Newmark) (позднее работавший с ROXY MUSIC). To ли для того чтобы польстить разыгравшемуся самолюбию, то ли чтобы доказать, что это НА САМОМ ДЕЛЕ был сольный альбом, официально он считался «написанным Роджером Уотерсом и исполненным ПИНК ФЛОЙД».
Несмотря на близкую и долгую дружбу Уотерса и Мейсона (недавно Роджер даже выбрал Ника крестным одного из своих сыновей), в творческих и личных вопросах барабанщик постепенно переходил на позиции Дейва Гилмора. «Думаю, «The Wall», а уж тем более «The Final Cut», — говорит Мейсон, — наглядно продемонстрировали все более возрастающий интерес к текстам песен и усиление контроля со стороны Роджера. Я никогда не сомневался, что это — самая сильная его сторона. Он очень серьезно над ними работает, и сдается мне, что музыка как таковая интересует его меньше»…».
«Роджер со спокойной душой может использовать один и тот же музыкальный отрывок четыре раза с новым текстом, чтобы по-новому повернуть сюжетную линию, а это, в известной степени, халтура, но в качестве оправдания прозвучит: «Это необходимо сказать, мы легко можем впихнуть в репризу что-нибудь ИЗ ТОГО и Не думать о музыке». В то время как Дейв, наверное, помучился бы и нашел бы какие-нибудь четыре разных музыкальных фрагмента — и добавил бы к ним один и тот же текст».
Но поскольку за Гилмором в настоящее время присматривали, мелодических находок на «The Final Cut» было меньше, чем на любом другом альбоме. Такое случилось впервые с тех пор, как Уотерс и К° принялись за сочинение песен на актуальные темы. Только теперь это жужжание трудолюбивых пчел имело отношение не к фантазийным космическим сферам, а к прямолинейным антивоенным лозунгам. Напыщенную манеру пения не смягчали звучащие «на задворках» стенания гитары. Даже Роджер признавал, что его вокальные способности оставляют желать лучшего: «Любой может почувствовать напряжение, сквозящее буквально во всем». Процесс создания «The Final Cut» стал «абсолютно мистическим» и «отвратительным» периодом их жизни.
Он, тем не менее, гордится альбомом, записанным в течение шести месяцев второй половины 1982 года в ВОСЬМИ (!) различных английских студиях (в их число Britannia Row не попала: так же, как и Райт, Уотерс продал свою долю Гилмору и Мейсону, а в итоге единственным владельцем студии стал Ник). Некоторым образом «Последний удар» напоминает горячо принятый критикой «первородный крик» Джона Леннона, выпущенный по горячим следам после распада THE BEATLES в 1970 году.
Уотерс называл «Isolation» с этой пластинки одной из своих самых любимых композиций, добавляя, что «если бы мне пришлось составить список из 50 песен, которые я жалею, что не написал сам, то лишь несколько из них не принадлежали бы Дилану или Леннону».
«John Lennon/Plastic Ono Band» также состоял из горького, передающего острую боль и подкрепленного политикой обряда изгнания самых злых духов, из числа завладевших душой (только в случае с Ленноном это была смерть его матери), и был предназначен для чего угодно, только не для спокойного прослушивания. На «Последнем ударе» Уотерс предстает перед нами готовым «выставить напоказ мои обнаженные нервы» и «разорвать занавес в клочья» (как он сам написал в заглавной песне). В песне «The Gunner's Dream» Роджер даже позволяет первородному крику вырваться из его собственных легких. Этот крик таинственным образом превращается в стонущее соло тенор-саксофона Рафаэля Рейвнскрофта (Raphael Ravenscroft) — человека, который исполнил знаменитое саксофонное облигато в композиции Джерри Рафферти «Baker Street».
