Алексей Шишов - Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона
— Есть передать: в преследование не ходить.
Когда корнет ускакал, Дроздовский послал с новой вестью гонца к Казановичу. Сам же он приказал 2-му Офицерскому конному полку пойти вдогон тех отступающих, которые с обозами уходили от Кореневской в противоположную сторону по полю.
Тогда многие задавались вопросом: почему командир 3-й дивизии не начал преследование пехотой? Такой же вопрос задал ему при ближайшей встрече и сам Деникин.
— Почему? Антон Иванович, вы же знаете, что у Кореневской полегло более трети пехоты моей дивизии.
— Знаю, поэтому и не сужу вас, Михаил Гордеевич, строго за выигранное дело. А потом вас могли легко отрезать.
— Разумеется, отрезать. В тот день у Сорокина конницы было гораздо больше, чем у нас с генералом Казановичем.
— Верно. В Академии Генерального штаба у вас, полковник, были хорошие учителя. Но…
— Извините меня, Антон Иванович. Но уложить за Кореневской вторую треть своих стрелков я не мог…
…Опасения того, что красные могут вновь отрезать «дроздов» от остальной Добровольческой армии, оказались не напрасными. Это показали уже ближайшие события. 1-я дивизия генерала Казановича уходила от Кореневской для действий против северной группировки противника. 3-я дивизия получила задачу удержать взятую железнодорожную станцию.
Сорокин Иван Лукич владел ситуацией не хуже своих соперников. Он в тот же день узнал, что половина белых оставила станцию и быстрым походным маршем двинулась к северу, где шли ожесточенные бои. Ответный ход не заставил себя ждать: уже 19 июля красные многократно атаковали Кореневскую.
Однако взять в лоб Кореневскую сорокинцы в тот день не смогли. Тогда они начали глубокий обход оборонявшихся, чтобы замкнуть кольцо вокруг станции, которую удерживала целая дивизия белогвардейцев, о чем было известно. Положение тех становилось критическим.
Вечером того дня, 19 июля, полковник Дроздовский послал с конным разъездом донесение в деникинский штаб. Он был краток: «С наступлением темноты оставляю Кореневскую. Выхожу из кольца. Буду прорываться на Бейсугскую».
Дивизия «дроздов» оставила станцию с наступлением темноты, когда батареи противной стороны заметно ослабили обстрел Кореневской. За ночь белые прошли в уже привычном для них марш — броске тридцать верст, полностью оторвавшись от красных и избежав таким образом окружения. Наутро дивизионный авангард уже вступал в станицу Бейсугскую.
Тем же утром полковник Дроздовский доложил главнокомандующему о жестоких потерях дивизии и о потребности в отдыхе для людей и лошадей.
Генерал-лейтенант Деникин, прочитав полученное только-только донесение, приказал начальнику армейского штаба Романовскому:
— Иван Павлович, подготовьте приказ о новом наступлении екатеринодарской группы на город.
— Будет исполнено, Антон Иванович. Задачу Дроздовскому уточняем?
— Да. Ему предписать, несмотря на переутомление войск, вернуть Кореневскую и тем облегчить положение 1-й дивизии Казановича в боях под Журавкой.
— Мы можем усилить 3-ю дивизию?
— Нечем, Иван Павлович. В резерве у нас нет ни одного батальона, ни одного орудийного расчета.
— Значит, «дроздам» приходится надеяться только на себя, Антон Иванович?
— Значит, так…
..Дроздовский, получив приказ Деникина, оставил большую часть дивизии для прикрытия операции против Кореневской. Он начал наступление от станицы Бейсугской. Но по прохождении половины пути офицерский разведывательный дозор донес, что на железнодорожной станции сосредоточились крупные силы Сорокина, которые продолжали прибывать.
Тогда Дроздовский от атаки Кореневской под утро отказался и заночевал в хуторе Бейсужек. В это время дивизия Казановича вела тяжелый бой, оказавшись, таким образом, без поддержки: сорокинцы получали возможность усиливаться у Журавки за счет войск, находившихся на станции Кореневская.
Впоследствии такое решение командира 3-й дивизии вызвало немало споров среди белых мемуаристов. Деникин, к примеру, сетовал на случившееся в таких словах: «…Многие военачальники с чрезвычайной неохотой подчинялись друг другу…»
Здесь не надо сбрасывать со счета самолюбие Михаила Гордеевича: он не забыл того, что всего неделю назад властный Казанович объявил себя старшим над ним, поскольку носил генеральские погоны, а его соратник был только полковником. К тому же натянутыми оказались и отношения дивизионных штабов.
Но все же думается, что не из-за мелочной обиды Дроздовский придержал в ту ночь свои войска. А сил-то у него для атаки станции Кореневская набиралось меньше половины стрелкового полка измученных боями добровольцев. Они сражались на пределе человеческих возможностей в меньших силах.
..Дав на отдых «дроздам» всего полночи, их командир в последующие дни действовал привычно решительно и требовательно. Он словно очнулся после того психологического срыва, когда вместе с Казановичем безуспешно штурмовал Кореневскую.
Утром 25 июля дивизия Дроздовского вышла в тыл Журавской группе красных и двинулась на Выселки. Там вела бой 1 — я дивизия добровольцев. Стороны повели маневренные действия.
«Дрозды» обошли противника, но вскоре и сами оказались обойденными. Михаилу Гордеевичу пришлось лично встать во главе Солдатского полка, чтобы отражать атаки сорокинцев. Те в итоге оказались сами в кольце полуокружения, и им пришлось прорываться в рукопашных схватках через боевые порядки белых, что обошлось красным большими потерями.
Журавская их группа оказалась преследуемой добровольцами генерала Казановича В горячке боя Марковский полк даже попал под пули дроздовцев. К четырем часам дня того же 25 июля группировка большевистских войск под Журавкой оказалась полностью разгромленной.
Значение успешно проведенного боя для белых оказалось велико: теперь они могли развивать наступление на недалекий Екатеринодар. 27 июля Дроздовская дивизия захватывает станицу Кирпильскую на пути к Усть-Лабе. Это был заметный успех: противник отступал в беспорядке.
Развернув опять дивизию в боевой порядок, Дроздовский начал движение на Усть-Лабу. 29 июля он атаковал ее одновременно со станицей Воронежской. Красные, державшиеся здесь, оказались отрезанными от своих главных сил. Тогда Сорокин сильно контратаковал фланги «дроздов», и тем самим пришлось перейти к обороне.
Трудно сказать, как бы развивались события в ближайшие дни, если бы не личная инициатива полковника Генерального штаба Запольского. Он командовал у Дроздовского внештатным батальоном 2-го Офицерского полка — Кубанским пластунским, составленным из пеших казаков-кубанцев, добровольцев последних дней из близлежащих станиц и хуторов.
