Ричард Томлинсон - Большой провал. Раскрытые секреты британской разведки МИ-6
— Стонли.
— Нет, я спрашиваю твое первое имя. Стонли отвернулся от окна, бросил на меня сердитый взгляд и ответил:
— Не знаю.
Я повторил вопрос, но ответ был тот же, только более сердитый. Он сидел не двигаясь на краю кровати, но вонь все равно доходила до меня. Дверное окошко хлопнуло, и хитрые глаза Луковки, недавно назначенного уборщиком в отсеке, показались в окне:
— Все в порядке, Рич? — засмеялся он, гримасничая, как Стонли. Я погрозил ему пальцем, он, хихикая, захлопнул окошко. Сумею ли я сохранить здравый ум, всецело зависело от того, найду ли я способ отделаться от своего соседа Стонли, хотя мои возможности были очень ограниченными. Они не снимут меня с крючка так легко, потому что никто не мог бы находиться в одной камере с таким соседом. Охранники точно угадали, что не в моем характере было затевать драку, то есть выбрать тактику, к которой прибегли бы другие заключенные.
Во время вечернего часа общения я попробовал прямо попросить мистера Ричардса.
— Стонли должен находиться в больнице, а не в тюрьме. Вы меня превратите в психа, если я с ним останусь, — сказал я. Мистер Ричардс рассмеялся:
— Ты никуда не денешься, Томлинсон. Приказ врача. Стонли должен находиться в двухместной камере, чтобы научиться общаться с другими зэками.
— Ну, если так, пожалуйста, скажите, чтобы он выстирал свою одежду и вымылся в душе.
Мистер Ричардс приказал Стонли принять душ и сдать свое грязное белье в стирку несчастному турку-прачке.
Вернувшись обратно после часа общения, я обнаружил, что Стонли неаккуратно пользовался унитазом. Он никогда не стал бы чистить туалет, а так как другого выхода не было, я вычистил его сам. Пока я этим занимался, он сидел на краю кровати, сердито глядел в окно и теребил бороду. Я знал случаи, когда психи нападали на спящих сокамерников, поэтому боялся заснуть раньше его и продолжал играть в шахматы. Стонли быстро сходил в туалет, лег в кровать, накрылся одеялом с головой и занялся мастурбацией.
После беспокойной ночи меня утром осенило:
— Стонли, ты куришь? — спросил я, как только он проснулся.
— Не знаю, — ответил он сердито.
— Ты должен знать.
— Не знаю! — прокричал он. Как только нас отперли, я схватил свою телефонную карту, использованную только наполовину, два «Твикса», тюбик со сладким кремом и бросился к камере Луковки, где он пил чай с Добсоном.
— Привет, Рич. Как псих? — спросил он.
— Заткнись, ублюдок, — ответил я с улыбкой. — Луковка, у тебя есть табак?
— Что случилось, Рич? — усмехнулся Добсон. — Ты начинаешь курить? Что, так уж плохи дела?
Я выложил на кровать Луковки телефонную карту, «Твиксы», тюбик со сладким кремом.
— Я отдам тебе все это за унцию табака.
Глаза Луковки загорелись от удовольствия при таких щедрых условиях. Я поспешил уйти с кисетом и с остатками табака "Голден Вирджиния" и газетой.
Когда мы вернулись в камеру после завтрака, я спросил Стонли, не хотел бы он закурить. Он смотрел на меня подозрительно какое-то мгновение. Возможно, впервые кто-то предложил ему что-то в тюрьме. Я подтолкнул к нему кисет и газету.
— Это тебе, я не курю.
Он рассматривал все это подозрительно несколько секунд — так бездомный кот смотрит на лакомый кусок, предложенный незнакомцем, — затем набросился на мои дары, умело свернул самокрутку и зажег ее. Как только камера наполнилась дымом, я встал и нажал кнопку, чтобы вызвать охранника. Предполагалось звонить только в случае чрезвычайных обстоятельств, и я рисковал быть наказанным. Мистер Ричардс явился через несколько минут и спросил через дверное окошко:
— Томлинсон, что тебе надо?
— Мистер Ричардс, вы не сказали мне, что Стонли заядлый курильщик.
Мистер Ричардс посмотрел на меня в недоумении.
— Ну и что? — сказал он.
— Тюремные правила, пункт 12, — пояснил я. — Некурящий заключенный не может быть помещен с курильщиком против его воли.
— Томлинсон, я до тебя еще доберусь, — проговорил Ричардс раздраженно. Но он понял, что проиграл. Большинство зэков не знали этого, но мне помогло то, что я внимательно изучил книгу тюремных правил.
— Хорошо, забирай свои вещи, камера номер восемь на втором этаже свободна. — Мистер Ричардс подержал дверь открытой, пока я не собрал в узел свои вещи, и препроводил меня в мой новый дом — в одиночную камеру.
Несмотря на принимаемые изощренные меры предосторожности, чтобы не допустить проникновения контрабандных предметов в отсек, наркотики имелись в наличии в Белмарше. Для некоторых заключенных, особенно осужденных на длительный срок, единственным облегчением было наркотическое опьянение, которое на время избавляло их от цепенеющей скуки тюремной жизни. Наркотики проносили двумя способами. Один — через нечестного охранника, с которым договорился еще предыдущий жилец. Другой — через комнату для свиданий. Я теперь стал заключенным категории В и поэтому мог посещать более открытые помещения для визитов и лично увидел, как это делается.
Открытые свидания проходили в большом зале, заполненном шестью рядами кабин, в каждом ряду было по 20 кабин, отделенных низкими перегородками. По краям комнаты были приподнятые мостики, с которых могли наблюдать охранники. Мы ожидали в большой накуренной камере своей очереди, сначала нас быстро обыскивали, затем мы получали цветной фартук с номером. Цвет фартука и номер соответствовали кабине. Когда все заключенные усаживались в своих кабинах, разрешалось войти посетителям. Их проверяли с собаками, но обыскивать их тюремные служащие не имели права. Жены и девушки обманывали собак, завертывая наркотики в клейкую пленку и пряча пакетики под одеждой. Пакетики передавали в начале или перед окончанием свидания, когда разрешалось поцеловать друг друга. Нас всех тщательно обыскивали, особенно тех, кто подозрительно целовался, у таких осматривали даже рот. Контрабандисты поэтому вынуждены были проглатывать свои пакетики, рискуя умереть, если пакетики лопнут. Позже они возвращали эти пакетики, как говорил Ронни, "из того или другого отверстия".
К концу срока заключенные встречаются с инспекторами, наблюдающими за поведением, чтобы обсудить условия освобождения. Инспектор вызвал меня 29 марта в помещение для встреч с юристами, где я увидел молодую женщину-инспектора, ожидавшую меня.
— В вашем деле есть что-то странное, — сказала она хмурясь. — Обычно мы встречаемся первый раз с заключенными за три месяца до их выхода на свободу, но о вас нам сообщили в министерстве внутренних дел всего два дня назад, и начальник тюрьмы хочет переговорить со мной о вас после нашей беседы.
