Петр Капица - В море погасли огни
На каменных плитах, которых на кладбище множество, на указателях и памятниках нет малейшей щелки, куда бы .не были воткнуты, запиханы медные, серебряные монетки и всякая еда: конфеты, пряники, сухарики, крашеные яйца, изюм и... кусочки хлеба.
Я не знаю, как у других, но у меня эти кусочки хлеба на могилах вызывают горячую влагу в глазах. Хлеб, конечно, приносят наивные малыши, чтобы хоть сейчас его было вдоволь у тех, кто умер от голода.
Милые, дорогие ленинградские ребятишки, как вы добры и трогательны в своем стремлении накормить голодавших. Вам ничего для них не жалко.
Случайно я познакомился с Изольдой Семеновной Вышковской, женщиной удивительной судьбы. В блокаду ей было восемь лет. Она ходила в детский садик на Лермонтовском проспекте, а ее мама, Сусанна Константиновна, жила на казарменном положении в цеху завода. Дочку свою, Изу, не видела по два - три дня. За девочкой присматривала бывшая домработница. Но и та мало бывала дома, так как дежурила на крыше и в отряде дружинниц.
Изочка имела свой ключ от квартиры, самостоятельно отпирала дверь, укладывалась спать в холодной комнате, а проснувшись чуть свет - бежала в детский садик.
Однажды в январе Сусанна Константиновна на грузовой машине везла изготовленные в цехе корпуса снарядов для начинки их взрывчаткой. По пути решила заглянуть в дочкин детсадик. Но как только машина свернула на Лермонтовский - Сусанна Константиновна обомлела. Детсад и соседний дом пылали ярким пламенем.
Матросы, оцепившие пожарище, задержали машину. Они не пропускали к горящим домам, где орудовали пожарники. Стоявшие в толпе женщины наперебой рас
сказывали, что в детский сад попала бомба и никого из детишек спасти не удалось.
- Все до одного погибли, - плача, причитала старушка.
Шофер втянул в кабину потрясенную, онемевшую от горя Сусанну Константиновну и поехал дальше.
Несчастная мать вернулась на завод словно ослепшая, она едва ходила. Чтобы хоть как-нибудь утешить подругу, сослуживицы принялись хлопотать: звонили по телефону, наводили справки, добывали машину.
В столярке был сколочен гробик и сделан небольшой деревянный обелиск, в который под стекло вставили фотокарточку девочки. Внизу написали:
"Изочка Вышковская,
родилась в 1933 году,
погибла при пожаре детского садика
в январе 1942 года".
Съездили на пепелище, наскребли золы с детскими пуговками и слитками расплавленных металлических игрушек и сказали матери, что в нем останки девочки.
На Пискаревку, где в ту пору в братских могилах хоронили военных, поехали вместе. Могилу рыли в поле. Лопата замерзшую землю не брала, пришлось ее долбить ломом. Опустив гробик в могилу, насыпали над ним холмик и поставили обелиск.
В опустевшей квартире Сусанне Константиновне появляться не хотелось, но она все же решила заехать домой за необходимыми вещами. И... у дверей увидела свою девочку, прикорнувшую на ступеньке...
Этот момент, как ее нашла мать, Изольда Семеновна хорошо помнит, рассказывает с подробностями:
- В суматохе я потеряла ключ от квартиры. Мне некуда было пойти. И я стала ждать няню и задремала. Мама меня так схватила, что мне нечем было дышать. И глаза у нее были большие, не такие, как всегда. Молча она отнесла меня в кабину газогенераторной машины. И мы тут же поехали на кладбище.
По пути я стала объяснять, что была всю ночь одна, проснулась и побежала в детский садик. Но когда подошла - он уже горел. Матросы не давали пройти к огню, а я просила их:
- Пустите, это мой садик...
Началась воздушная тревога. Какой - то моряк схватил меня на руки и отнес в бомбоубежище. Там были и другие из нашего садика. Моряки принесли железные кружки, напоили нас кипятком, дали хлеба. В подвале было тепло и хорошо. Я заснула...
Мама слушала мой рассказ и почему - то всхлипывала. Глаза у нее были сухими, а пожилой шофер плакал. По его щекам то и дело катились слезы.
На кладбище светили синие фары. Кружила поземка. Подъезжавшие машины сваливали мертвецов в одно место. Здесь они лежали грудой голыми и в одном белье на холоде. Мне стало страшно.
Сойдя с машины, мама потянула меня к могилке, присыпанной снегом. Желая вытащить из обелиска мою фотокарточку, она голой рукой ударила по стеклу и сильно поранилась. Могилка обагрилась ее кровью. Рана оказалась глубокой. Хорошо, что на кладбище очутился военврач. Он разорвал индивидуальный пакет и перевязал маме руку. Узнав о происшедшем, он поцеловал меня и сказал:
- Сто лет жить будешь!
Это памятное событие не прошло бесследно: Сусанна Константиновна стала плохо видеть и говорить с запинками, а маленькая девочка в одну ночь сделалась седой.
В марте 1942 года Сусанну Константиновну и ее дочь эвакуировали по "дороге жизни" на Большую землю. В тылу она стала работать в военном госпитале сестрой - хозяйкой. Девочка же училась. И никто из мальчишек не позволял себе таскать ее за седые косы.
Мать и дочь вернулись в Ленинград в 1944 году и первым долгом поехали на Пискаревское кладбище взглянуть: что сталось с блокадной могилкой? Они разыскали ее и были поражены. За могилкой кто - то ухаживал: бугорок был облицован дерном и сверху лежали цветы. Не было только деревянного обелиска. Его, видно, сожгли в холодную блокадную зиму. Изочка вместе с матерью на это место посадили куст сирени.
С тех пор в выходные дни они ходили на кладбище. Война уже кончилась, а людей все хоронили и хоронили. Это умирали в госпиталях тяжелораненые защитники Ленинграда. На похороны приезжали отцы и матери бойцов. Сусанна Константиновна знакомилась с ними и давала обещание присматривать за могилками. Слово свое она сдержала: весной сажала цветы, летом приходила их поливать.
В раннем детстве Изочке хотелось стать балериной. Но в балетную школу она опоздала: в нее брали только семилетних девочек, а ей уже шел двенадцатый год. Она стала учиться в балетном кружке Дворца культуры имени Кирова, которым руководил Федор Васильевич Лопухов. Опытный балетмейстер сумел хорошо подготовить учеников. Они успешно выступали в самодеятельных балетных спектаклях. В "Лебедином озере" Изочка танцевала в группе маленьких лебедей.
Изольда кончила десятый класс.
Однажды на кладбище к Сусанне Константиновне и ее дочери подошла скульптор Вера Васильевна Исаева. Узнав, почему они так часто бывают здесь, она спросила:
- Не разрешите ли вы своей дочери позировать мне?
Исаева вместе со скульптором Тауритом готовились к конкурсу на мемориальный памятник. Они долго мучились с фигурой скорбящей Матери Родины, а она не получалась. Вера Васильевна ходила по кладбищу и присматривалась к безмолвно застывшим и плачущим матерям, но не могла найти нужного образа. Скульпторы понимали, что Мать - Родина должна олицетворять мощь и молодость страны. Они нашли такой образ - Марию Михайловну Алферову. Молодая работница выросла в семье потомственных питерских рабочих, в блокаду была ранена. Но у здоровой, цветущей девушки скорбь вызывали лишь воспоминаниями о погибших братьях.
