Борис Соколов - Михаил Тухачевский: жизнь и смерть «красного маршала»
Быть может, судьба Жукова сложилась удачнее, чем у Тухачевского (хотя отнюдь не безоблачно), потому, в частности, что он был не столь блестящ и талантлив. Сам Георгий Константинович цитирует слова начальника связи РККА Р. В. Лонгва о Тухачевском: «Не подхалим, он не будет восхвалять Сталина…» Жукова трудно обвинить в подхалимстве, но нельзя не признать, что если он и спорил со Сталиным, то лишь по конкретным оперативным вопросам, а не по проблемам большой стратегии или организации вооруженных сил в целом. В разговоре с Константином Симоновым Жуков вспомнил эпизод, как Тухачевский не побоялся в резкой форме возразить Ворошилову, когда докладывал проекты уставов: «При всем своем спокойствии Тухачевский умел проявлять твердость и давать отпор, когда считал это необходимым… Ворошилов по какому-то из пунктов… стал высказывать недовольство и предлагать что-то не шедшее к делу. Тухачевский, выслушав его, сказал своим обычным, спокойным голосом: „Товарищ нарком, комиссия не может принять ваших поправок“. — „Почему?“ — спросил Ворошилов. „Потому, что ваши поправки являются некомпетентными, товарищ нарком“».
На подобную издевательскую вежливость по отношению к вышестоящим лицам Жуков не был способен. Хотя не надо забывать, что его карьера разворачивалась в основном уже после казни Тухачевского, и «маршал победы» хорошо понимал, до каких пределов можно спорить со Сталиным и другими членами Политбюро и чем грозит выход за эти пределы. Погорел же Георгий Константинович, по сути, за хвастовство. Слишком многим и слишком часто говорил о своей решающей роли в разработке и провидении основных операций Великой Отечественной. Чем задевал самолюбие не только Сталина, но и других генералов и маршалов. Но в политической фронде или даже в попытке сделать армию независимой от партийного и чекистского контроля генералиссимус, похоже, Жукова все-таки не подозревал. И ограничился не расстрелом, а почетной ссылкой во второстепенный военный округ. Жукова Сталин не испугался. Видно, увидел, что кроме твердости, граничащей с жестокостью, за душой у полководца ничего нет. И его, сталинской, неограниченной власти тот угрожать не может. А вот в блестящем, умном, талантливом Тухачевском угрозу разглядел безошибочно. И предпочел от него избавиться. Пусть в грядущем походе в Западную Европу Красную Армию поведут не столь выдающиеся и яркие, зато преданные полководцы — Ворошилов, Буденный, Шапошников, Жуков, Кирпонос, Павлов… Последнего, правда, вождь предпочел расстрелять в первые недели войны, дабы свалить на него ответственность за катастрофу. А до победы на высокой командной должности удержался один только Жуков. Остальные — Рокоссовский, Конев, Василевский, Черняховский и другие — выдвигались на командование фронтами уже в ходе войны. Но в целом генералиссимус не просчитался: генералов и маршалов для сокрушения вермахта и оккупации Восточной Европы у него хватило. Незаменимых людей нет. А Тухачевский ли, Уборевич, Петров, Сидоров — не всё ли едино?
Известный авиаконструктор А. С. Яковлев, обласканный Сталиным и удостоенный чести обедать у него на даче, вспоминал, как однажды в разговоре генсек привел почерпнутый из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона пример вражды древнегреческих полководцев Мильтиада и Фемистокла, каждый из которых завидовал славе другого. Наверняка Иосиф Виссарионович знал и другое хрестоматийное предание из античной истории, приведенное, в частности, в «Политике» Аристотеля, где рассказывается, как тиран Коринфа Периандр ничего не ответил на переданную через глашатая просьбу своего друга тирана Милета Фрасибула посоветовать, как лучше управлять государством, а, «вырывая те колосья, которые слишком выдавались своей высотой, сровнял засеянное поле; глашатай, не уразумев, в чем дело, доложил Фрасибулу о том, что видел, а тот понял поступок Периандра в том смысле, что следует убивать выдающихся людей». Тухачевский как раз и был для Сталина таким возвышающимся над другими колосом, который рано или поздно придется вырвать вон, чтобы сровнять военное руководство по серым посредственностям типа Ворошилова. Вождь ждал только срока. Срок настал в 37-м.
Заговор Тухачевского: правда и миф
6 июня 1937 года в газетах появились выдержки из выступления главы столичных коммунистов Никиты Сергеевича Хрущева на московской областной партконференции. Рассказывая коммунистам области о том, что происходило на городской конференции, он с возмущением сообщил, что, хотя в горком «были избраны проверенные, преданные делу партии большевики… в состав ГК попал также троцкистский предатель, изменник Родины, враг народа Гамарник. Этот факт еще раз говорит о том, что враг подло маскируется».
Слушатели наверняка испытали глубочайшее потрясение. Ведь подло замаскировавшийся предатель и изменник Ян Борисович Гамарник не только носил высокое звание армейского комиссара I ранга и занимал пост начальника Политуправления Красной Армии, но и был членом ЦК партии. Впрочем, к тому моменту его уже не было в живых. 31 мая, при появлении в его квартире сотрудников НКВД, Гамарник, уже знавший об аресте Тухачевского и не сомневавшийся, что разделит его судьбу, нашел единственный способ избежать позорного суда и неминуемой казни — застрелился. Ни делегаты конференции, ни читатели «Правды» об этом еще не знали. Слова Хрущева стали первым упоминанием в печати о том, что вскоре станут именовать «военно-фашистским заговором». Всем стало ясно: в верхушке армии что-то происходит. Но вплоть до 11 июня население страны оставалось в неведении, что же именно. В этот день в газетах появилось сообщение в рубрике «В прокуратуре СССР» о деле «арестованных органами НКВД в разное время Тухачевского, Якира, Уборевича, Корка, Эйдемана, Фельдмана, Примакова и Путны», обвиненных «в нарушении воинского долга (присяги), измене Родине, измене народам СССР, измене РККА». Утверждалось, что «следственными материалами установлено участие обвиняемых, а также покончившего самоубийством Я. Б. Гамарника, в антигосударственных связях с руководящими военными кругами одного из иностранных государств, ведущего недружелюбную политику в отношении СССР. Находясь на службе у военной разведки этого государства, обвиняемые систематически доставляли военным кругам сведения о состоянии Красной Армии, пытались подготовить на случай военного нападения на СССР поражение Красной Армии и имели своей целью содействовать восстановлению в СССР власти помещиков и капиталистов. Все обвиняемые в предъявленных им обвинениях признали себя виновными полностью». Рассмотрение дела было объявлено на закрытом заседании Специального судебного присутствия Военной Коллегии Верховного Суда СССР в порядке, установленном законом от 1 декабря 1934 года. Этот закон, принятый сразу после убийства Кирова, предусматривал ускоренное рассмотрение обвинений в терроризме и контрреволюции, без участия защиты и без права обжалования приговоров и прошения о помиловании, которые приводились в исполнение немедленно. Весь судебный процесс Тухачевского и его товарищей занял один день, 11 июня. Расстреляли их в ночь на 12-е и утром того же дня приговор обнародовали в газетах. Как тогда было принято, он получил единодушное одобрение рабочего класса, колхозного крестьянства и трудовой интеллигенции. Среди одобрявших были артисты Художественного театра Леонид Леонидов и Николай Хмелев, братья академики С. И. и Н. И. Вавиловы (одному из них через несколько лет суждена была смерть в тюрьме, а другому — президентство в Академии), писатели, «инженеры человеческих душ» — Александр Фадеев и Всеволод Вишневский, Алексей Толстой и Николай Тихонов, Михаил Шолохов и Леонид Леонов, Александр Серафимович и Антон Макаренко… Никаких материалов следствия и суда не публиковали вплоть до начала 60-х, но во второй половине 30-х интеллигенты, как и весь народ, знали, что органы не ошибаются, а думающий иначе рискует прямиком угодить в их цепкие лапы. Коллективное письмо мастеров культуры требовало «расстрела шпионов»: «Мы вместе с народом в едином порыве говорим — не дадим житья врагам Советского Союза». Прямо как у Булгакова: «Да, погиб, погиб… Но мы-то ведь живы». Правда, авторы писем и телеграмм еще не знали приговора, не знали, что опальные военачальники уже мертвы, но в приговоре не ошиблись, по тексту сообщения от 11 июня заключив, что Тухачевский и другие — народ уже мертвый, даже если поживут еще несколько часов или дней.
