Светлана Пожарская - Франсиско Франко и его время
Несмотря на недуги, Франко не отказался от своего замысла отметить 39-летнюю годовщину его пребывания на посту главы государства. Он полагал, что это оправдано, так как реакция внешнего мира напоминает ему декабрь 1946 г. Тогда, 9 декабря, накануне голосования в ООН проекта резолюции по испанскому вопросу, десятки тысяч мадридцев собрались на площади Ориенте в Мадриде. По замыслу Франко эта акция должна была сыграть роль «национального плебисцита» против иностранного вмешательства. Над толпой возвышались плакаты: «Богатый или бедный, не забудь, что ты испанец», «Дух 2 мая 1808 г. (день начала восстания против Наполеона. — С.П.) пробуждается!»
Как и 29 лет назад, Франко, обращаясь к 150-тысячной толпе, собранной на площади Орьенте, обвинил отдельные «развращенные страны» в пособничестве «левомасонскому заговору», перед угрозой которого, по его мнению, «вновь оказалась Испания».
Диктатор рассчитывал на пресловутую национальную чувствительность испанцев в отношении любых форм внешнего давления. И хотя собравшиеся на манифестацию весьма выразительно продемонстрировали свое возмущение поведением внешнего мира, реакция страны в целом на речь диктатора, равно как и на заявление испанского премьер-министра о «нетерпимом наступлении на суверенитет страны», не оправдала ожидания властей: консолидации режима не последовало. Изведавшая в свое время все тяготы международной изоляции Испания 1975 г. болезненно реагировала на угрозу свертывания связей с внешним, прежде всего с европейским, миром. На этот раз Франко не удалось повязать испанцев круговой порукой национальной гордости, так как именно в режиме и его акциях многие из тех, кто осуждал террор экстремистов, склонны были усматривать источник унижения и угрозу нового тура международной изоляции.
Но тогда, заключает известный биограф Франко Поль Престон, диктатор был полон сил, теперь же на балконе королевского дворца перед огромной толпой предстал старичок в солнечных очках, чьи щеки казались сделанными из воска. Он приветствовал всех собравшихся трясущейся от спазмов паркинсонизма рукой, голосом, едва слышным, несмотря на микрофоны, установленные на площади и прилегающих улицах, благодарил собравшихся за оказанную ему поддержку[551].
Позади Франко, рядом с кардиналом-примасом Таранконом, оставаясь неподвижным, с непроницаемым лицом стоял Хуан Карлос. Он не поднял руки в приветствии «а-ля Рим», как делали все, кто окружал генерала.
Толпа скандировала под пение фалангистского гимна «Лицом к солнцу»: «Смерть коммунизму!», «ЭТА к стенке!», «Хотим не апертуры, а твердой руки!».
Франко прослезился.
Для самого Франко церемония 1 октября была губительной: он простудился, заболел гриппом. На этом неблагоприятном фоне 14 октября он перенес сильнейший сердечный приступ. Тем не менее вопреки советам врачей 17 октября он присутствовал на заседании кабинета министров — в последний раз. На другой день, также в последний раз, он работал в своем кабинете. Предполагают, что он редактировал свое завещание.
Сердечные приступы следовали один за другим. Обнаружились симптомы перитонита. Конец был близок — это понимал и сам Франко. 30 октября, задыхаясь от удушья, он произнес: «Статья 11-я Органического закона, выполняйте статью 11-ю». Это означало, что Франко слагает свои полномочия главы государства. 4 ноября он был перевезен в Мадридский больничный комплекс «Мир». Здесь его и посетил в последний раз Хуан Карлос.
Отвечая на вопрос, какими были последние слова Франко, обращенные к королю на пороге смерти, Хуан Карлос ответил: «Когда я увидел Франко в последний раз, тот уже не был в состоянии говорить. Последняя связная фраза, вышедшая из уст генерала, когда он находился практически в агонии, касалась единства Испании».
Но больше, чем слова, принца поразила та сила, с которой руки Франко сжимали руки Хуана Карлоса: «Это было впечатляющим. Единство Испании было его манией. Франко был военным и для него были вещи, с которыми он не мог шутить. Единство Испании было. Одним из них»[552].
В 5 ч 25 мин 20 ноября 1975 г. Франко не стало — такова официальная дата его смерти. По совпадению, нередкому в истории, 39 лет назад, 20 ноября 1936 г., по приговору военного трибунала в Аликанте был расстрелян основатель фаланги Хосе Антонио Примо де Ривера. После окончания их земного существования они оказались вместе — их прах покоится почти рядом, в алтарной части подземной крипты мемориального комплекса «Долины павших».
21 ноября было обнародовано политическое завещание Франко, хранившееся у его дочери, — все газеты, радио- и телепередачи донесли его текст: «Испанцы, наступает час, когда я предстану перед Всевышним. Я хотел жить и умереть, как католик. Моим желанием всегда было быть верным сыном церкви, в лоне которой я умираю. От всего сердца прошу простить всех, кто объявлял себя моими врагами, хотя я их таковыми не считал. Хочу поблагодарить всех, кто с энтузиазмом сотрудничал со мной во имя благородной миссии воссоздать Испанию единой, великой и свободной. Во имя любви к нашему отечеству, я прошу вас всех пребывать в единстве и мире и сплотиться вокруг будущего короля Хуана Карлоса де Бурбон…
Не забывайте, что враги Испании и христианской цивилизации не дремлют. Не отступайте от достижения социальной справедливости и культуры для всех испанцев, что должно быть вашей главной целью. Придерживайтесь единства всех земель Испании во всем богатом многообразии ее регионов как источника укрепления единства Испании. Хотел бы объединить в последние мгновения моей жизни Бога и Испанию, чтобы обнять всех и воскликнуть в последний раз на пороге моей смерти: «Арриба Испания!», «Вива Испания!»»[553]
В завещании не упоминалось ни о «Движении» (фаланге), ни об институтах режима.
Не упоминал о них и Хуан Карлос, когда на другой день, 22 ноября 1975 г., был провозглашен кортесами королем Испании.
«После Франко, что?»
22 ноября 1975 г., когда еще не завершилась процедура прощания в Колонном зале королевского дворца с Франко, накануне перенесенного из Эль Пардо, Хуан Карлос был провозглашен кортесами королем Испании.
Накануне этой церемонии в кортесах Т. Фернандес Миранда, генеральный секретарь «Движения» с 1969 г. и вице-президент правительства с 1973 г., к словам которого Хуан Карлос всегда прислушивался, не уставал повторять, что все будет зависеть от первой речи: «Надо сказать испанцам, что Вы хотите сделать и как Вы это сделаете»[554].
Король вспоминает: «В своей первой тронной речи я сказал очень ясно, что хотел бы стать королем всех испанцев». И пояснил: «Эта первая тронная речь была моя, только моя… Тогда мы еще не имели конституции, и я был наследником всей власти Франко, которая была огромной. На протяжении всего года я был единственным владыкой моих слов и моих дел. И я использовал свою власть, в первую очередь, чтобы сказать испанцам, что в будущем они станут теми, кем захотят стать, какова будет их воля»[555].
