Алексей Шерстобитов - Ликвидатор. Книга вторая. Пройти через невозможное. Исповедь легендарного киллера
Странно было и то, что он совершенно не принимал никакого участия в жизнедеятельности суда. Переложив все на плечи защитников, он даже не считал важным озвучивать самостоятельно пришедшие мысли, а обращался с этим к ним. Так оставшись после очередного своего приезда на его суд в зале, где проходило заседание, я остался по разрешению судьи наблюдать за происходящим, чтобы хоть чуть набраться опыта. Очередной свидетель на вопрос: «Какая кличка была у господина Пылева Андрея Александровича?» — не задумываясь ответил: «Карлик». Но вот что странно — так его окрестили журналисты, его же если и называли, то «Малой», в крайнем случае «Руки-ноги», но почти всегда просто Андрей или с прибавлением отчества (это уже позже).
При таком ответе мои брови поднялись и я покачал головой в знак возмущения на явную ложь, пусть и мелкую, но все же. Андрей заметил и бросился к адвокату Миндлину, который отмахнулся, посчитав это не важным. А ведь нет на судах ничего не важного, каждая капелька дорога и задай бывший шеф своему бывшему подчиненному вопрос, ответ на который он уже знал из моей реакции…
Мне кажется, что измени он даже на заседании базу своей позиции, судья обязательно дала бы ему шанс отделаться не таким огромным сроком, который он получил. Кстати, как показалось, весьма добрая женщина, принимающая суровые решения, переступая через себя, но ведь каждый из нас сам выбирает направление пути своей жизни.
Я не могу оправдывать этих парней из ОПГ, как и себя, но глаза обществу раскрыть хотелось бы. Кем мы стали? И кем станем? Как жить с этим? Как справиться с потоком негатива, идущим изнутри нас, как бы старательно мы ни пытались забыть всё прошлое? Как справиться с негативом, исходящим от обычного мира людей, пусть, может быть, и заслуженного? Правда, я более чем уверен, что подавляющее большинство хоть и относится с осуждением, но старается понять нас, и всё же примет как людей, хоть и с поломанным судьбами.
Мы все, проходящие по этому делу - несколько десятков мужчин, — уже не юноши, начинающие освобождаться сегодня находимся в возрасте 40 и более лет. Большая часть жизни прожита, оборачиваясь и глядя на то, каким образом прожита, понимаешь, что ещё и не жил.
Обращаясь назад, стоя у микрофона трибуны свидетеля, отвечая на вопросы и всматриваясь в лица обвиняемых, я пришёл к мысли, что если кому-то мы и были и врагами, то прежде всего — самим себе! Мы убивали, защищаясь или предотвращая опасность, но, как оказалось, убивали просто так! И эти пули не оставались в других телах, а возвращались в наши же сердца. С точки зрения происходящего тогда в стране, мы сами почти полностью «вырезали» весь генофонд своего поколения, в большинстве своём — служа «пушечным мясом», а теперь — информационным поводом. Беда в том, что процесс этот бесконечен, а подхлёстываемый наркозависимостью и социальной несправедливостью - вряд ли пойдёт на спад и будет становиться всё более бесчеловечным и, не дай бог захватит тех, кто поставлен на стражу закона.
Мы стреляли в друг друга —
«Валили» как лес,
Мы не знали испуга
Торопясь с поднебес.
Мы молили иконы,
Подавая на храм
И живя вне закона,
Плевали на срам!
Признавая лишь силу
И ее же губя,
Вырывали могилу
Для себя, для себя!
Мы богами хотели
На земле обрестись,
Но о Боге забыли
И проклятья сбылись!
Мы погостами ветхими,
Гнилью в лесах
Позабылись — застыли
Распылившись как прах.
За решеткой по тюрьмам
Иль в бегах вдалеке,
Мы в России погибли
Захлебнувшись во зле!
Мы не знали пощады,
О спасеньи моля
И прожили в пустую,
Только горе неся.
Помолитесь о нас,
О грехах, о страстях
И душой трепещите
Разглядев Божий страх!
Признавая лишь силу
И ее же губя,
Поколеньем пропали!
Спасайте себя!
Ольга
Всякие мысли, приходящие в голову во время чтения дела, скрупулёзно собранного следователями в многочисленных томах, выступают между строчками и судьбами родственников. Никто не знал и не узнает о них, кроме тех, кого это касается. Но и им бесполезно рассказывать — каждый из нас по-разному воспринимает прошлое и по-разному переживает. Кто-то предпочитает о мне тогдашнем совсем забыть, но помнить обо мне сегодняшнем.
Конец 80-х и начало 90-х связаны с человеком, который остался до сих пор мне дорог. Хотя бы потому, что это первая моя супруга, не только подарившая мне первенца — сына Илью, но и мужественно переносившая отсутствие мужа, нелепости и невзгоды, до конца оставаясь мне преданной, по крайней мере, до моего исчезновения и признания меня пропавшим без вести, прождав и после этого еще два года.
Наша совместная с Ольгой жизнь состояла почти из одних расставаний. Сдержанность и рассудительность,лежащая в основе её характера, сглаживали многие углы и шероховатости, создаваемые и мной, и жизнью.
Познакомились мы ещё в мою бытность курсантом высшего военного училища. Она сразу понравилась родителям и задолго до свадьбы была принята в семейный круг. Именно при ней происходили все изменения моей судьбы, она была очевидцем всех попыток и потуг наладить жизнь после моей демобилизации. На её глазах (конечно, не явно и не открыто) прошла смена рода занятий курсанта-офицера, до телохранителя-шефа безопасности и, в конечном итоге, — участника группировки.
Не знаю, насколько она понимала происходящее и как его воспринимала, но в редкие наши встречи эта женщина делала всё, чтобы домашний очаг был как можно теплее и надёжнее. Лишь иногда я слышал от неё редкие вопросы, не прямые, но всегда понятные, без претензий и вызовов. Вряд ли какая другая смогла бы терпеть ради семьи и испытываемых чувств, что-то подозревая, а то и впрямую понимая. Всё, что выпадало на нашу совместную долю, она тихо перемалывала и несла на женских плечах, не оставляя никаких отпечатков на общей атмосфере семьи.
Даже, несмотря на мое частое отсутствие, наверняка неудовлетворенность и, возможно, подозрения, она никогда не позволяла себе никаких вольностей.
После расставания с армией и окунания в новую, непривычную жизнь, у меня не было ни времени, ни сил на них с сыном, хотя очень этого хотелось — на сон оставалось не больше пяти часов, в тренажёрный зал я попадал после полуночи, приходя домой уже ночью. Всё, что я мог сделать для молодой мамы и нашего сына — постирать и прополоскать пелёнки. Тем не менее, рано утром меня всегда ждал тёплый завтрак и тёплый поцелуй на удачу.
Может быть, всё испортило моё стремление во что бы то ни стало обеспечить достойное, на мой взгляд, их существование? Желаемого я добивался, но какой ценой? Разваливая наши отношения, лишая нас, тех бесценных часов, сегодня уже не восстановимых, ради которых люди и сходятся, и заключают браки.
