Дэвид Годман - Воспоминания о Рамане Махарши. Встречи, приводящие к трансформации
Новость о болезни Бхагавана и о том, что его несколько раз оперировали, разлетелась по всей Индии. Многие приезжали специально для того, чтобы получить его даршан, зная, что потом такой возможности может не быть. Приезжало много старых преданных, приходили огромные толпы новых людей. Временами из-за них в ашраме было очень людно и шумно. Я слышал истории о «старых добрых временах», когда трое-четверо человек могли сидеть с ним в молчании по несколько часов кряду. Сколь благая карма была у этих людей, имевших возможность находиться рядом с ним практически наедине!
Я сказал об этом Роде, и она отметила: «Здесь никогда не было тихо и пусто, по крайней мере с тех пор, как здесь я. Люди приходили в любое время суток, днем и ночью, и никто не пытался заставить их вести себя тихо, даже сам Бхагаван. Несколько лет назад один человек подарил Бхагавану радио, и его поставили в холле. Помощник по имени Кришнасвами решал, когда включать его и когда выключать, и по многу часов в день оно было включено. Оно очень мешало всем, кто находился в холле, особенно иностранцам, не привыкшим к индийской музыке. Одна женщина попросила Кришнасвами выключить его.
„Почему вы всегда включаете радио, когда мы приходим сюда медитировать? – спросила она. – Неужели вы не понимаете, что оно мешает людям, которые тихо сидят, сосредоточившись на Бхагаване, или медитируют?“
Вместо ответа Кришнасвами сделал радио еще громче. Бхагаван заметил, что отказ Кришнасвами создать в холле атмосферу тишины еще больше возмутил эту женщину. Повернувшись к ней, он сказал: „Зачем вы ввергаете свой ум в смятение? Этот спор взбудоражил вас больше, чем музыка. Если радио раздражает вас, вы можете уйти. Вам ведь необязательно медитировать здесь. Если вам нужна физическая тишина, есть много тихих мест, куда вы можете пойти медитировать, и никто вас там не потревожит. Если здесь для вас слишком шумно, почему бы вам не найти такое место и не медитировать там [206]?“
Бхагаван ожидает от нас, что мы будем сохранять внутреннее безмолвие посреди шумного мира. Он не говорит нам, чтобы мы убегали и прятались в тихие места».
У меня не было ни малейшего желания убежать и найти тихое место. Для меня живое присутствие Бхагавана было наполнено такой безграничной мощью, что ничто не могло отвлечь или потревожить меня. Однако, походив на даршаны Бхагавана пару недель, я стал замечать, что экстатические состояния, в которые я погружался в его присутствии, постепенно сходили на нет, когда я возвращался в свой маленький домик напротив ашрама.
Сидя в присутствии Бхагавана, я ощущал тишину и ясность. Все мысли и проблемы исчезали, сгорали в неистовом пламени его присутствия. Но когда я оставался один в своей комнате, через несколько часов обнаруживал, что эти состояния временны – мои старые мысли и проблемы в конце концов появлялись вновь. Во мне начал просыпаться бунтарский дух. Я чувствовал, что должен рассказать Бхагавану об этой проблеме. Я пришел к нему не ради экстатических переживаний – я пришел к нему, чтобы навсегда покончить со своим умом и всеми его проблемами.
В тот день, когда я пришел на послеполуденный даршан, я отказался сливаться с его сиянием. Раньше это было моей каждодневной привычкой. Я отказался от благословенной тишины ума, которую он даровал мне каждый раз, когда я входил в его присутствие. От этого дара было труднее всего отказаться – его излучение, дарующее покой, было таким мощным, что я ощущал огромное искушение вновь погрузиться в него. Когда я сидел, упрямо отказываясь от этих даров, у меня возникло чувство стыда, словно я дал пощечину собственной матери. Я упорствовал в своей неуступчивости, ведь не этих минут блаженства я желал! Я желал навсегда освободиться от невежества.
В тот день, когда я проходил перед ним и поприветствовал его традиционным индийским способом, по его лицу пробежала мимолетная улыбка. Больше он не подавал никаких знаков, но я каким-то образом почувствовал, что он знает, зачем я сегодня пришел. Улыбался ли он смелости моего запроса? Или же он знал, что я наконец пришел к пониманию того, что он может мне предложить нечто неизмеримо более ценное, чем преходящее состояние блаженства? Я сел среди людей в переполненном холле и стал ждать, что будет. Бхагаван не обратил на меня никакого внимания – по крайней мере, никак этого не показал – но мне уже было известно, что он знает о состоянии и обо всех душевных движениях каждого находящегося в холле. Он распространял свое сияние на всех вновь приходящих людей, время от времени потирал голову, и, когда никто из присутствующих не занимал его внимание, наблюдал за бурундуками. Он выглядел абсолютно самодостаточным, полностью отстраненным от всего, что происходит перед его глазами, но я знал, что на каком-то тонком уровне он поддерживает контакт со всеми и чувствует все мысли и желания, изливающиеся на него из собравшейся перед ним толпы.
Даршан в тот день проходил на северной стороне нового холла, на открытом пространстве, где сейчас находится зал с самадхи. Бхагаван, сидя на своем диване, прислонился спиной к гранитной стене нового холла. Его закрывал от солнца навес над проходом, который в то время был частью храмового комплекса.
Я сидел очень близко от того места, где позже похоронили тело Бхагавана.
Я начал бомбардировать Бхагавана мыслями. Я собрал всю ментальную энергию, какую только мог, и выстрелил в него своей жалобой:
«Бхагаван, какой мне прок от всего этого света, если я не могу решить проблемы своего ума, как только ухожу от вас?»
Эту фразу с небольшими вариациями я повторял снова и снова.
Бхагаван не обращал на меня внимания. Он продолжал делать то, что делал ежедневно, никак не показывая, что слышит мои мысленные жалобы. Разочарованный, я концентрировался на нем еще сильнее. Я пытался поколебать его безразличие своим напором. У меня было ощущение, будто я трясу его, как трясут яблоню, чтобы с нее упало яблоко. Вся моя воля была сфокусирована на одной мысли: «Я должен получить ответ! Я должен получить ответ!»
В конце концов мое упорство принесло свои плоды. Он повернулся ко мне с улыбкой, на его лице было написано крайнее удивление.
«Чего ты хочешь?» – говорила его улыбка.
Затем выражение его лица изменилось, теперь на его лице читалось: «Ты ищешь свои очки, а между тем они у тебя на носу!»
Он не издал ни звука, но тем не менее я услышал эти слова с необыкновенной ясностью. Не было сомнений, догадок или работы воображения. Бхагаван продолжал пристально смотреть на меня. Возможно, он ждал какой-то реакции с моей стороны.
