Вильгельм Адам - Катастрофа на Волге
В ходе дальнейшей беседы генерал Шумилов предложил Паулюсу отдать приказ о капитуляции также «северному котлу». Паулюс отказался, сославшись на то, что этот котел подчинен непосредственно Гитлеру.
Что же теперь произойдет, подумал я. Ведь наша пропаганда всегда утверждала, что русские подвергают пыткам каждого, кто не подчиняется их требованиям. Я со страхом смотрел на советского командующего армией. Шумилов продолжал говорить спокойно и деловито. Ничего не произошло. Пока я пришел к этому весьма поразительному заключению, генерал поднялся. Майор перевел его последние слова:
— Скажите фельдмаршалу, что я прошу его сейчас перекусить, а затем он поедет в штаб фронта.
Неужели это серьезно? Советские солдаты помогли нам надеть шинели. Возбужденные, мы направились к выходу, где нас ожидал Шумилов в высокой меховой шапке на голове. Он пошел через улицу, сделав нам знак следовать за ним. Неужели это конец? Я оглянулся. Экзекуционной команды не было. Может быть, она там, за деревянным домом, к которому шел генерал?
Ничего подобного. Шумилов открыл дверь в сени, где хозяйничала пожилая женщина. На табуретках стояли тазы с горячей водой и лежали куски настоящего мыла, которого мы уже давно не видели. Молодая девушка подала каждому белое полотенце. Умывание было просто блаженством. В течение многих дней мы лишь кое-как оттирали грязь с лица и рук, пользуясь талым снегом.
После этого нас попросили пройти в соседнюю комнату. Там стоял стол со множеством разных блюд. Когда по приглашению Шумилова я сел за стол вместе с Паулюсом и Шмидтом, мне стало стыдно. Какой же ложью о кровожадных большевиках нас пичкали! И мы были такими простаками, что верили этому! Я подумал о нескольких генералах Красной Армии, которые проходили через штаб нашей армии как военнопленные. Ими интересовался только начальник разведотдела, ответственный за сведения о противнике. Мы, офицеры штаба, считали ниже своего достоинства сказать им хотя бы слово. Перед отправкой в тыл им давали порцию пищи из походной кухни.
Судя по всему, на Шмидта не произвело никакого впечатления рыцарское поведение советского командующего армией, одержавшего победу. Он тихо шепнул мне:
— Ничего не принимать, если они предложат нам выпить: нас могут отравить.
Эта опека была отвратительна и возмутительна. Я дал это понять Шмидту гневными взглядами. Если бы его слова понял и генерал Шумилов! Он как раз в это время заметил:
— Мне было бы намного приятнее, если бы мы познакомились при других обстоятельствах, если бы я мог приветствовать вас здесь как гостей, а не как военнопленных.
Налили водку, всем из одной бутылки. Генерал попросил нас выпить с ним за победоносную Красную Армию.
В ответ на это мы продолжали сидеть неподвижно. После того как переводчик тихо сказал ему несколько слов, Шумилов улыбнулся:
— Я не хотел вас обидеть. Выпьем за обоих отважных противников, которые боролись в Сталинграде!
Теперь Паулюс, Шмидт и я тоже подняли рюмки. Вскоре водка, выпитая на пустой желудок, начала действовать. У меня слегка закружилась голова. Однако это прекратилось, когда я маленькими кусочками съел бутерброд. Паулюс и Шмидт тоже принялись за еду.
С генералом Шумиловым мы просидели больше часа. Я жадно впитывал в себя все, что видел и слышал. Майор говорил на превосходном немецком языке. Впервые я услышал, что советские люди хорошо отличали гитлеровскую систему от немецкого народа. Советские офицеры заверили нас, что, несмотря на все случившееся, советские люди не потеряли веры в немецких рабочих и немецких ученых. Правда, они разочарованы тем, что многие немцы позволили Гитлеру использовать их в своих целях. Паулюс попросил позаботиться о раненых, больных и полумертвых от голода немецких солдатах, что советский командующий армией и обещал ему сделать в пределах возможного, как нечто само собой разумеющееся.
— У вас есть еще какое-нибудь пожелание, господин фельдмаршал? — спросил Шумилов, когда подошло время отъезда. Паулюс немного подумал:
— Я хотел бы просить вас, — сказал он, — оставить при мне моего адъютанта полковника Адама.
Генерал Шумилов отдал распоряжение одному из офицеров, который тотчас же вышел из комнаты. Вскоре после этого он встал и проводил нас к машинам, готовым следовать дальше. Он попрощался с каждым из нас пожатием руки, сказав при этом Паулюсу:
— Ваше пожелание будет выполнено. Когда автомашины тронулись, он стоял у дороги, отдавая честь. Это был действительно рыцарский противник.
В деревне близ советского штаба фронта
В качестве ближайшего пункта следования генерал Шумилов назвал штаб фронта, что примерно соответствовало нашему штабу группы армий. Автомашины, громыхая, ехали по полям боев между Волгой и Доном. Ночная темнота скрывала места трагических событий; ледяной холод проникал в автомашины. Скрючившись, я сидел в углу заднего сиденья, рядом со мной переводчик нашего штаба, передо мной — двое советских офицеров. Я мог ориентироваться по звездному небу. Мы ехали в северном направлении. Вскоре машины остановились. Блеснули карманные фонари. Контроль. Сопровождавшие нас офицеры ответили на заданные им вопросы. Все ясно. Автомашины двинулись дальше. В эту ночь мы останавливались так несколько раз и вновь ехали дальше. Шоссе было перекрыто шлагбаумами. Невольно я вспомнил о планах побега наших офицеров из окружения. При таком строгом контроле никому, пожалуй, выбраться не удалось.
Наша небольшая колонна снова остановилась. Я услышал свое имя. Какой-то офицер подошел к нашей автомашине и предложил мне выйти и следовать за ним. Его тон был не особенно любезным. Я пошел вслед за ним со стесненным сердцем. Мне дали понять, чтобы я сел в небольшой легковой вездеход в голове колонны. Едва успел я втиснуться между двумя офицерами на заднем сиденье, как мы быстро поехали дальше. Другие машины вскоре исчезли из виду. Несмотря на хороший прием у генерала Шумилова, я все же испытывал неприятное чувство. Я снова вздохнул свободнее только тогда, когда на следующей остановке нас догнало несколько машин и в одной из них я увидел Паулюса.
С 15 часов мы ехали при сильном морозе, наполовину окоченев, сидя почти неподвижно в машинах. Близилась полночь, когда мне разрешили выйти из автомашины у маленького деревянного дома. Выбираясь с негнущимися суставами из машины, я увидел, что Паулюс и Шмидт тоже вышли. Вслед за советским офицером мы все вместе подошли к дому, который охранялся стоявшими на каждом углу часовыми с автоматами на ремне.
Дверь открылась изнутри. Первое, что я почувствовал, входя, было блаженное тепло. Молодой старший лейтенант приветствовал нас на немецком языке. Он объяснил Паулюсу и Шмидту, что они должны разместиться в большой комнате с двумя кроватями, столом и несколькими стульями. Моя кровать находилась в первой комнате, напротив дверцы обмурованной печи, которая глубоко вдавалась в отведенную обоим генералам комнату.
