Бруно Винцер - Солдат трех армий
– Возможно, но средства уничтожения становятся вес чудовищней.
– Вы имеете в виду атомную бомбу? Вспомните Хиросиму! Вы ведь знаете, что говорят в свое оправдание американцы; эту бомбу надо было бросить, чтобы вынудить японцев к капитуляции; если бы война продолжалась, она унесла бы гораздо больше жертв, разумеется, среди американцев.
Я тогда еще не знал истинного положения вещей, не знал, что Япония была на грани катастрофы еще до разрушения Хиросимы и Нагасаки, поэтому я ответил:
– Но жертвой атомной бомбы стали почти без исключения только мирные жители.
– Это говорил и пилот той машины; но ему запретили рассказывать, объявили его помешанным и засадили в сумасшедший дом.
– Представляю себе, как мучит этого человека мысль о том, какое страшное дело он совершил.
– Господи, Винцер, надо же все-таки знать, ради чего ты что-то делаешь. Позвольте в этой связи задать вопрос, на который вы, как офицер по связи с прессой, наверняка мне ответите: что я должен говорить своим солдатам, как им разъяснить, за что они сражаются. Скажите мне, пожалуйста, вы за что?
Я смотрел на него, онемев от изумления. Этот офицер, бывший командиром штабной роты, обращается ко мне с вопросом, который он должен был давным-давно обсудить со своими солдатами. Я ответил ему:
– За свободу, конечно.
– Да, как говорится в наших лозунгах. Но что понимается под словом «свобода»?
– Ну, например, хотя бы возможность свободно говорить то, что думаешь, или свобода от гнета всяческого страха, или свобода нашей родины.
– Хорошо, но что я должен говорить своим солдатам?
– Объясните им, что они должны сражаться, когда на них нападают. Тогда они сражаются за то, чем они обладают сегодня.
– А чем они обладают?
– Всей человеческой жизнью, она у них впереди. Разумно прожитая жизнь – это как-никак ценность.
– Да, конечно, но, кроме того, нам нужна еще и конкретная цель. Ведь стоит вопрос о тех, кто там, в Восточной зоне{54}. А что, если поставить себе задачу освободить людей по ту сторону?
– Как вы это себе представляете?
– Очень просто. Разумеется, не с помощью атомных бомб, тогда от людей ничего не останется. Но с помощью, дорогой мой, обычного оружия.
– Для меня самое важное – это чтобы мы жили спо-. койно, и я полагаю, что люди по ту сторону хотят того же. Мы защищаем то, что имеем. Это и есть наша задача.
– Вы не обидитесь, если я скажу, что у вас несколько странный взгляд на вещи? Разве мы можем жить спокойно, пока наши братья и сестры в Восточной зоне лишены свободы? Можно ли это допускать?
– В данной ситуации ничего изменить нельзя, а уж с помощью войны и подавно. Опять повсюду были бы развалины.
Мой собеседник попрощался со мной. Его подразделение уже построилось и готово было двинуться вперед.
На ходу он, смеясь, сказал:
– Вижу, вижу, работа с прессой вас вконец испортила. Но в одном пункте мы с вами единомышленники: на бомбу я тоже не соглашусь.
Зазвучали слова команды, и подразделение двинулось в путь. Я смотрел ему вслед и думал: «Что ж, одиночка со своим особым мнением, придется этим субъектам включаться в общую колонну».
Рота прошла несколько шагов, и до меня донеслось:
– Запевать! Три, четыре!
И у стен домов загремела песня:
О родина моя,
Силезия моя,
С тобой на Одере увижусь я!
И роту ведет такой «одиночка с. особым мнением»? Это подразделение частью состояло из добровольцев, согласившихся на продленный срок службы под влиянием нашей пропаганды в печати.
Бывали дни, когда у меня почти не оставалось времени для обычной работы, в которую входило и реферирование газет. Об «отрицательных» статьях полагалось рапортовать в Бонн.
Таких журналистов мы «брали на мушку». Каждый офицер по связи с прессой начинал с того, что заходил к ним в редакцию, пытался переубедить в беседе, воздействовать увещанием. Если это не помогало, их «замораживали». Когда происходило что-нибудь интересное, мы ставили об этом в известность все редакции, и только «отрицательные» не получали-"по недосмотру" – извещения. Большинство всегда сами начинали давать желательную для бундесвера информацию.
Другим средством воздействия были приглашения по совсем особому поводу. Немало было журналистов, которые весьма охотно соглашались слетать в Париж, получая изрядные командировочные и живя на полном и роскошном содержании у бундесвера, чтобы посмотреть главный штаб НАТО в Центральной Европе, а заодно ознакомиться с некоторыми другими, гораздо более соблазнительными достопримечательностями столицы Франции. И едва ли нашелся хоть один столь «отрицательный» журналист, которому удалось устоять.
Не раз вызывали нападки огромные затраты на бундесвер, о которых только немногие имели ясное представление. Один журналист предложил мне такой тест:
– Спросите ваших солдат, сколько миллионов содержится в миллиарде, и вы удивитесь.
Итог опроса меня и в самом деле поразил. На вопрос ответила правильно только горсточка солдат, я и сам ловил себя на том, насколько грандиознее выглядит в моем представлении почти десятимиллиардный бюджет бундесвера на 1958 год, когда я сознаю, что это целых десять тысяч миллионов марок.
Мне вспомнились бесконечные дебаты в комиссии по делам строительства в Гамбурге, когда надо было утвердить расход – смехотворную сумму в одну-две тысячи марок на туалет в какой-то школе или на перестройку одной больницы. Однако я отбросил это напрашивавшееся сравнение, вспомнив, что в некой листовке, агитировавшей против ремилитаризации, мне на глаза попалось подобное же противопоставление. Когда я встретил журналиста, предложившего мне тест на тему о миллионе, я попытался объяснить ему, почему необходимы расходы на вооружение. Но он мне ответил:
– По-моему, вы обходитесь нам слишком дорого, если сопоставить с этим расходы на другие, более необходимые вещи. Например, обучение пилота реактивного истребителя стоит около миллиона марок. К сожалению, очень дорого, если мы сравним это, скажем, с расходом на обучение студента-медика. Один учится летать, другой– лечить больных. Однако будущий врач должен сам платить за обучение.
– По ту сторону, в Восточной зоне, тоже есть армия. Прикажете нам это терпеть?
– Надо бы сперва разобраться, кто раньше начал. Позвольте вам напомнить, что у нас уже было ведомство Бланка с господином фон Манштейном в качестве консультанта, когда у них было только одно подразделение полиции. Но пусть об этом спорят другие. Пожалуйста, не воображайте, что я замаскированный коммунист, Я же не могу не думать о том, какую уйму домов мы построили бы за эти денежки. А мы делаем ракеты и бомбы, чтобы использовать их там, где что-то еще уцелело.
