Ю. Герасимов - Черкасов
За сорок дней они успели посетить Бомбей и Дели, Калькутту, Мадрас и другие города этой удивительной страны. Пересекая Индостан с запада на восток и с севера на юг, они проделали тысячи миль самолетом, поездом, а в основном автомобилем. Это было очень утомительно, но именно на дорогах Индии Черкасов ближе всего познакомился с жизнью трудолюбивого мирного народа: с земледельцами, рыбаками, ремесленниками и торговцами, с представителями разных каст, народностей и племен.
Черкасов и Пудовкин были первыми посланцами советского кино в Индии. На встречах с деятелями искусства, на митингах, перед демонстрацией фильмов они рассказывали об успехах коммунистического строительства в СССР, отвечали на многочисленные вопросы. Отвергая клевету империалистической пропаганды и местной реакции, изображавших нашу страну агрессивным казарменным государством, в котором существует якобы лишь строго регламентированное искусство, они говорили о стремлении народов СССР к миру, о положении художника и о развитии искусства в советском обществе.
В недавно завоевавшей независимость Индии тогда решался вопрос о путях ее социального и экономического развития. Крайние консерваторы и сторонники буржуазного прогресса пытались опорочить пример Советского Союза, обладавший огромной притягательной силой для широких демократических слоев индийского общества. Как и в творчестве, в своих выступлениях Черкасов умел так воздействовать на умы и души людей, что слушатели и не замечали, когда непринужденная беседа об искусстве касалась важнейших политических проблем. Даже сама личность актера, человека открытых мыслей, доброго сердца, веселого и общительного, как нельзя более подходила к роли парламентера культурного сближения двух великих народов.
Во время этой поездки у Черкасова было много импровизированных выступлений на вечерах с монологом Дон Кихота (из постановки 1940 года), со стихами, призывающими к миру, с баснями Крылова, с игрой на рояле (из Мусоргского, Римского-Корсакова, Глазунова), а однажды в завершение необыкновенно дружеской встречи — даже с фокусами, имевшими шумный успех, и не где-нибудь, а на родине факиров! Этот живой, высокий, худощавый «руси» очень нравился индийцам.
На листках календаря был январь 1951 года. Но в Индии время часто казалось невластным, ощущение сегодняшнего дня куда-то исчезало. Это состояние Черкасов испытывал перед совершенной красотой построек Тадж-Махала и при встрече с лесным племенем тодди, умеющим гипнотизировать животных, перед чудом древних пещерных храмов Эллоры и Аджанты и в городе священных обезьян, на берегу вечного Ганга, в долине Джумны, где пылали погребальные костры. И все же, когда Черкасов побывал на 10-тысячном митинге прогрессивных организаций Мадраса, он поверил, что Индия накануне больших перемен. Ему стало ясно, что рикши, дети-рабочие, «неприкасаемые», тысячи бездомных и нищих в каждом городе, ночующих прямо на земле под жалким тряпьем неподалеку от сказочных дворцов магарадж и английских банков, — все, что вызывало глубокое сострадание и одновременно возмущение в душе советского человека, — это уже вчерашний день Индии, сбросившей цепи колониального рабства.
Интерес к своему северному соседу, возглавлявшему мировой лагерь социализма, был в Индии очень большим. Фестиваль советских фильмов проходил с огромным успехом. Черкасов и Пудовкин, налаживая и осуществляя культурное общение с интеллигенцией Индии, заметно способствовали начинающемуся упрочению дружбы Двух великих народов, жизненно необходимой не только для них, но и для мира во всем мире. «Они доказали в течение ^своего визита в Индию, — писал о советской делегации журнал „Блитц ньюс мэгэзин“, — что можно построить мост доброй воли и взаимопонимания через реку предубеждений, непонимания и полной ненависти пропаганды поджигателей войны».
В Бомбее на митинге, устроенном прогрессивными творческими организациями города и проходившем в кинотеатре «Эксцельсиор», присутствовал премьер-министр Индии Джавахарлал Неру. Для гостей из России церемония надевания венков из роз, которую они уже не раз проходили, оказалась не из простых: на каждого досталось по четырнадцать венков!
Домой Черкасов возвращался через Каир — Рим — Прагу, тем же кружным путем, которым летел в Индию. Прямое воздушное сообщение было закрыто из-за бушевавших над Гиндукушем метелей. Оба раза в Риме у Черкасова оказалась возможность познакомиться с достопримечательностями «Вечного города» и его окрестностей. После Индии он иными глазами смотрел на камни Колизея и на шедевры галереи Уффици во Флоренции.
Он теперь был убежден, что Индия с ее полумиллиардным населением в будущей судьбе мира сыграет роль более значительную, чем самые крупные из государств Западной Европы.
Когда командир самолета вошел в салон и сказал: «Товарищи, граница пересечена, я поздравляю вас, вы на родной земле», Черкасов припал к стеклу иллюминатора лбом и замер…
Весь 1951 год, а затем и 1952-й Черкасов провел в поездках.
Поездок было даже слишком много. Они отнимали массу времени и сил. Бывало, маститые коллеги выражали ему свое недоумение: почему он не тяготится своими многочисленными общественными обязанностями? Но он и помыслить не мог о том, чтобы хоть как-то уклониться от участия в прямой борьбе за те великие идеи, которые утверждал в своем творчестве. Он полагал, что «между внутренним миром актера и внутренним миром близких ему по душе героев нет и не может быть большого водораздела». Черкасов говорил: «Круг наиболее любимых образов, определивших мою творческую программу в искусстве, вместе с тем помогал мне, как бы сопутствовал мне в моей общественной деятельности борца за мир и дружбу между народами, за светлые идеалы передового человечества».
Это единство в Черкасове художника и гражданина было замечено и обсуждалось зарубежной печатью, называвшей его «самым политическим актером нашей эпохи». Даже те буржуазные газеты, которые придавали этому понятию осуждающий смысл, были вынуждены признать выдающийся талант актера-коммуниста. Он стал одним из самых известных и почитаемых представителей советской культуры за пределами нашей Родины. С полным правом заявлял Черкасов перед зарубежной аудиторией:
— Я никогда не играл ролей, призывающих к грабежу, убийству или разврату. За всю свою жизнь мне ни разу не пришлось со сцены или экрана подстрекать зрителей к изменам и предательствам, к подлым, черным делам. Никогда ни в чьих интересах ни мне, ни моим товарищам не приходилось унижать историю и искусство, облекая в соблазнительные формы гнусные человеконенавистнические идеи.
