Женевьева Шастенэ - Лукреция Борджа
Став женой человека утонченного, увечье которого трогало ее, Барбара почувствовала, как она возвращается к жизни. Она подарила поэту дочь, а восемнадцать дней спустя его не стало.
6 июня на заре у дворца Парески, ближайшего к дворцу семьи Строцци, и недалеко от укрепленной стены дома Ромеи было обнаружено тело Эркуле Строцци. Он был завернут в свой плащ, лицо его было изуродовано двадцатью двумя ранами, волосы вырваны. Странно, что возле тела не было следов крови. Близкие догадывались, что преступление было совершено далеко отсюда и убийцы сознательно захотели устроить эту мрачную инсценировку, положив костыль возле жертвы и разложив вокруг его головы несколько его золотистых прядей.
На следующий день, когда новость облетела город, все встревожились. Строцци был знаменит в Италии как самый остроумный поэт своего времени, друг Бембо и Ариосто, которому покровительствовала герцогиня. И вот он уходит во цвете лет, ему едва исполнилось двадцать семь. Никто не осмелился открыто выдвинуть гипотезу о том, кто совершил преступление, «чтобы не украсить своей головой крепостные стены», — писал Просперо Изабелле Мантуанской. Франческо Гонзага предложил награду в 500 дукатов тому, кто сообщит сведения об убийцах, однако никто не явился. Правосудие Феррары, обычно столь скорое, на сей раз вело себя удивительно сдержанно, особенно если учесть, что жертва была членом суда Совета Двенадцати. Что касается герцога Альфонсо, то он ограничился заявлением, что «случившееся — злосчастное происшествие».
Разумеется, Эркуле Строцци имел право на пышные похороны, однако никто из д'Эсте на них не присутствовал. Одни лишь гуманисты проводили своего друга. Челио Кальканьини под сводами кафедрального собора в своей надгробной речи воздал должное герцогине: «…Как велик труд, проделанный им за эти годы. Столь блестящее дарование объясняет, почему его так уважала супруга государя, Лукреция Борджа, которой он всегда был благоговейно предан». Напоминание о покровительстве, которое герцогиня оказывала Строцци, свидетельствует об отваге Кальканьини, поскольку ходили самые странные слухи. Одни говорили, что герцог страстно влюбился в Барбару и велел избавиться от докучливого Строцци, чтобы добиться своего. Другие утверждали, что Лукреция, влюбившись в своего наперсника, была против его женитьбы. В 1916 году историк Луцио, найдя письма Лукреции к маркизу Мантуанскому, счел, что можно предположить, что Альфонсо пришел в ярость, обнаружив, какую роль играл Строцци, способствовавший нежным чувствам его супруги к маркизу Мантуанскому, приглашенному в Феррару в его отсутствие.
На самом деле Лукреция и ее муж не имели отношения к этому преступлению. Письмо вдовы позволяет с гораздо большей степенью вероятности обвинить в этой смерти семью Бентивольо, поскольку поэт, даже знаменитый, ничего не значил по сравнению с тираном Болоньи. Лукреция, чьей защиты могло оказаться недостаточно, посоветовала Барбаре укрыться в городе дожей и из своих личных средств оказала существенную помощь молодой женщине. В Венеции, хотя жадные Бентивольо не оставляли ее в покое, Барбара сумела дать маленькой Джулии воспитание и образование. Ее дочь Джиневра вышла замуж за Лоренцо Строцци, младшего брата Эркуле, и больше не была на ее попечении.
Естественно, Барбара заняла свое место среди венецианских гуманистов и эрудитов. Несколько лет она чтила память покойного, заказывая поминальные службы, после чего нашла утешение в объятиях сеньора Фолегино, доверенного лица Гонзага в Венеции. «Он отважно занимается любовью с той, что была супругой мессира Эркуле Строцци», — сообщает оратор Феррары в Светлейшей республике.
Эта трагедия, гибель родной для нее души, повергла Лукрецию в смятение. Это убийство напомнило ей о прочих убийствах, оставшихся безнаказанными, таких, как, к примеру, совершенное одиннадцать лет назад убийство герцога Гандийского и еще более зверское, совершенное через два года после этого, убийство Алонсо Бишелье.
По распоряжению Лукреции в память об Эркуле Строцци дом Ромеи был превращен в монастырь Святого Бернардина. Когда, проведя неделю взаперти, Лукреция вновь появилась при дворе, окружающие заметили, что она изменилась, стала более боязливой, хрупкой, угрюмой и молчаливой. Она, обычно всегда готовая рассмеяться, замкнулась в своей печали. Альфонсо, чувствовавший, какая пустота образовалась после смерти поэта, стал более внимательным к Лукреции. Отныне каждый вечер он ужинал вместе с ней.
Смерть эта стала поворотным моментом в личной жизни Лукреции. Летом 1506 года из-за жары она направилась в Реджо, где в то время находился Бернардо Аккольти, прозванный Аретино. Для нее это был подарок богов. В свое время она оказала ему покровительство в Риме, вновь осыпала милостями в Ферраре, и эта встреча после разлуки показалась ей счастливым предзнаменованием.
По возвращении в Кастель Веккьо она встретила Эразма, приехавшего из Венеции, где его друг Альдо Мануций недавно опубликовал его «Пословицы». Феррара и ее университет сочли для себя долгом чести принять гуманиста из Роттердама. Лукреция посещала его лекции и удержала бы его в городе, если бы эрудит в конце концов не решил окончательно обосноваться в Сиене, которой в меньшей степени угрожали готовившиеся войны.
Усиление могущества Светлейшей республики тревожило итальянских государей, которые 10 декабря 1509 года собрались на заседание Камбрейской лиги, где было принято соглашение, и его подписали император Максимилиан, Людовик XII, Фердинанд Католический, Альфонсо Феррарский, требовавший Полезину и область Ровиго, а также и маркиз Мантуанский, желавший получить обратно прилегающие к его владениям территории, в частности озеро Гарда. Приблизительно четыре месяца спустя Юлий II, тщетно требовавший возврата городов и крепостей Романьи, в свою очередь присоединился к лиге. «Я подрежу когти льву Святого Марка», — заявил он Горджио Пизани, приближенному дожа Леонардо Лоредана, а тот ему ответил: «Мы сделаем Ваше Святейшество деревенским священником». После такого обмена вежливостями папа наложил интердикт на Венецию, однако Республика объявила отлучение от Церкви недействительным.
Чтобы привлечь к себе на службу феррарскую артиллерию, превосходившую артиллерию всех прочих государств Италии, папа провозгласил герцога Феррары гонфалоньером Церкви, выбрав своим посланцем Костабили, чтобы он передал государю Золотую Розу и ватиканское знамя. Альфонсо и Лукреция, которым были известны амбиции папы, охотно обошлись бы без этой почести. Однако Альфонсо, будучи вассалом церкви, был вынужден ее принять. Во главе 1500 солдат он отправился укреплять армию Его Святейшества и французские войска. Армии Людовика XII и герцога д'Эсте соединились сначала на берегах Адды, куда военачальник Светлейшей республики Альвиано тут же бросил своих бойцов «спешно и верхом, чтобы застигнуть противника в его лагере и его убежище». Знакомство с феррарской артиллерией стоило Альвиано больших потерь, недаром ее прозвали «дрожь земли». Она повергла в беспорядочное бегство его солдат, ей помог отважный авангард Байяра. После четырех дней противостояния 14 мая 1509 года венецианцы были разгромлены в Аньяделе. Поражение это показалось современникам столь же катастрофическим событием, что и битва при Каннах, когда в 216 году до Рождества Христова возле Барлетты Ганнибал разбил вдребезги римскую армию, а 50 тысяч воинов погибли. «В один день, — писал Макиавелли, — венецианцы потеряли то, что тяжелым трудом они собирали в течение восьмисот лет». Ее правительство было обязано вернуть завоеванные земли в Романье, города на материке, крепости Вероны, Виченцы и Падуи.
