Сергей Ларьков - «Враги народа» за Полярным кругом (сборник)
Поначалу ГУСМП было передано для освоения несколько крупных месторождений полезных ископаемых, например, в том числе трест «Норильскстрой». Видимо, быстрое освоение чрезвычайно важного для оборонной, прежде всего танкостроительной, промышленности месторождения никеля и других руд наёмной рабочей силой оказалось для Главсевморпути задачей непосильной, и уже через год (в июне 1935 года) трест был передан в ведение НКВД, быстро перебросившего в специально созданный Норильлаг тысячи заключённых.
Впрочем, расширенные функции Главсевморпути просуществовали всего пять лет, пока в 1938 году не были резко сокращены и ГУСМП не был возвращен в ранг специализированной организации, решающей конкретный вопрос – организацию регулярного сообщения по Северному морскому пути. Не исключено, что это было победой НКВД, ибо иногда возникает ощущение, что Главсевморпуть и ОГПУ-НКВД вели довольно беспощадную борьбу за владение наиболее важными для страны месторождениями сырьевых ресурсов, прежде всего золота и редких металлов. Примером такой борьбы является, вероятно, передача «искони главсевморпутской» территории Чукотки в 1938 году тресту «Дальстрой», к тому времени вошедшему в систему НКВД. Не с этой ли борьбой связаны несоразмерные репрессии 1936–1938 годов в организациях и подразделениях ГУСМП? (см. статью «„Враги народа“ за Полярным кругом» в настоящем сборнике)
* * *Со дней всенародного ликования прошло почти четыре года. 3 января 1938 года члены Политбюро ЦК ВКП(б) Жданов, Молотов, Каганович и Ворошилов визируют поданный НКВД «Список лиц, подлежащих суду Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР по Москве, Московской области и железной дороге им. Дзержинского». Это один из так называемых «Сталинских расстрельных списков», изданных «Мемориалом» в электронном виде [«Жертвы политического террора» ]. В этом огромном, на несколько сотен фамилий списке, в разделе 1-й категории осуждения, предусматривавшей приговор к расстрелу, значится и Бобров Алексей Николаевич. Он к моменту ареста 25 сентября 1937 года занимал пост заместителя начальника морского и речного транспорта Главсевморпути и жил в знаменитом «Доме на набережной». 11 января 1938 года Военная Коллегия оформляет приговор (вряд ли её 15-минутные на человека заседания можно считать судом) Боброву по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации (пункты 7, 8 и 11 58-й статьи УК). Приговор к «высшей мере социальной защиты» приведён в исполнение в тот же день на спецполигоне НКВД «Коммунарка» под Москвой, где в общей могиле и лежит прах челюскинского комиссара. Бобров был расстрелян в группе из одиннадцати руководящих работников ГУСМП и Наркомводтранса, через пять дней будет расстреляно еще 9 членов той же «контрреволюционной организации» в ГУСМП и НКВТ. Через 18 лет, в 1956 году он реабилитирован той же Военной Коллегией. Его имя включено в «Книгу памяти жертв политических репрессий. Бутово-„Коммунарка“» [«Расстрельные списки» ]. Как было положено, подверглась репрессиям и семья Алексея Николаевича. Елизавета Ивановна, врач-терапевт 4-й московской больницы, была арестована через сорок дней после расстрела мужа и по постановлению ОСО НКВД «как социально-опасный элемент» выслана на пять лет в Казахстан. Ещё через месяц Постановлением того же ОСО от 26 марта высланы на пять лет в Свердловск «как члены семьи А.И.Боброва» старшая дочь Елизавета, 25-летняя студентка Московского института тонкой химической технологии, и 19-летний сын Владимир (документов о пребывании их в Свердловске не найдено). Не тронули, к счастью, вторую дочь, 23-летнюю Татьяну. В сборнике «Славным завоевателям Арктики» 1934-го года издания опубликовано трогательно-возвышенно-благодарственное письмо «Семьи челюскинцев – товарищу Сталину» Среди подписей – и четыре подписи членов семьи А.Н.Боброва.
«Тов. Баевский рассказывает о Монголии». Рис. Ф.Решетникова [«Поход „Челюскина“», т. 2]
Если на легендарном «Челюскине» уже в 1933 году были люди, которых теперь принято называть жертвами политических репрессий, то, конечно, челюскинцев в годы Большого террора вряд ли могли спасти звание орденоносца и народного героя. Напрямую по политическим обвинениям после 1934 года было, вместе с А.Н.Бобровым, репрессировано пятеро челюскинцев, то есть, с точки зрения статистики, сравнительно немного, один из 25-ти. Мне довелось заниматься политическими репрессиями против участников экспедиции 1928 года ледокола «Красин» по спасению экспедиции У.Нобиле; среди её участников по политическим обвинениям было репрессировано 19 человек, то есть каждый седьмой, причем 11 из них – расстреляны (см. статью «Судьбы участников знаменитой экспедиции» в настоящем сборнике). Вряд ли такую статистику по челюскинцам стоит относить к чувству гуманности и высокой оценке их заслуг перед СССР работниками ГУГБ (Главное управление государственной безопасности – авт.) НКВД, НКГБ и МГБ, скорее тут ведущую роль играли правила «русской рулетки». По некоторым же, прежде всего ведущим членам экспедиции, судьба в лице упомянутых органов могла ударить и ударила очень больно.
И.Л.Баевский. Тюремная фотография 1937 г. [«Расстрельные списки» ]
В том же «Сталинском расстрельном списке», что и А.Н.Бобров, значится другой заместитель начальника экспедиции, Илья Леонидович Баевский. Он был осуждён по тому же обвинению («участие в контрреволюционной террористической организации»), осуждён в тот же день, что и А.Н.Бобров, и в тот же день, 11 января 1938 года, расстрелян в той же «Коммунарке». В «Книге памяти жертв политических репрессий» [«Расстрельные списки» ] справка о нём сопровождается тюремной, последней в его жизни фотографией. Уроженец Саратова, Илья Леонидович имел два высших образования, окончив в 1916 году медицинский факультет Саратовского университета и в 1925-м – факультет общественных наук Московского университета. С 1921 года – член РКП(б). После окончания МГУ он четыре года работал старшим научным сотрудником Госплана РСФСР, потом на два года был направлен в Монголию советником правительства республики по делам здравоохранения и труда, в 1931–1933 годах был членом Президиума Госплана РСФСР, с организацией Главного Управления Севморпути был направлен в него начальником планово-финансового управления, став одновременно членом Коллегии. На первом её заседании, посвящённом организации экспедиции на «Челюскине», 31 марта 1933 года, он вместе с И.А.Копусовым назначается заместителем начальника экспедиции. Зачем было идти в полярную экспедицию сугубо кабинетному работнику, какие планово-финансовые вопросы он собирался решать среди льдов – не очень понятно. Эта ошибка, опять-таки вызванная абсолютной уверенностью в успехе экспедиции, как и отвлечение от основной работы заместителя директора Арктического института Копусова, выявилась достаточно скоро (см. выше радиограмму Шмидта Куйбышеву и Иоффе от 3 января 1934 года). В ледовом лагере Илья Леонидович оказался, однако, очень полезным человеком. Вместе со Шмидтом он был основным лектором на самые разные темы, организовал выпуск знаменитой стенной газеты, всячески стимулировал ведение челюскинцами записок и дневников, а по возвращении в Москву стал по существу руководителем издания серии книг о челюскинской эпопее, в частности, двухтомника «Поход „Челюскина“» (где есть и его заметки), сборника воспоминаний «Как мы спасали челюскинцев». Кроме Шмидта и Баевского, в редактировании этих изданий принимал участие тогда ещё мало известный, но недобро прославившийся вскоре Л.З.Мехлис.
