Иван Миронов - Замурованные. Хроники Кремлёвского централа
Дождавшись с соседних нар мерного храпа сокамерников, я пригласил Грабового за стол на ночной полдник. Мое предложение, подкрепленное «сникерсом», он принял без колебаний. Преодолев соблазн стенографировать предстоящую беседу, я отложил канцелярию в сторону и разлил по кружкам жасминовую заварку.
— Крепко тебя, Григорий, по телевизору приложили, — ляпнул я для затравки. — Значит, детей Беслана воскрешал?
— Это все ложь, — спокойно отрезал Грабовой. — На суде все подтвердили, что такого не было. Ни одна мать не дала против меня показаний.
— Так, говорят, ты деньги за воскрешения собирал. Ущерб большой тебе вменяется?
— Нет. Всего двести семьдесят тысяч рублей, то, что собиралось за семинары другими людьми, которые по делу проходят как неустановленные лица. Я-то занимался чистой наукой. Диагностикой оборудования. Я давал технические заключения по безопасности АЭС.
— Как это?
— У нас было запатентованное оборудование, которым мы делали замеры. Снимали данные, и я рассчитывал по специальным формулам. Кстати, когда меня арестовали, оборудование тоже исчезло, а там компьютеры специальные, металл дорогой.
— Так вы официально работали?
— Конечно. Официально с МЧС сотрудничали. Доступ же нужен к АЭС.
— Так у вас, получается, доступ ко всем серьезным объектам?
— По-другому нельзя прогнозировать ситуацию. Я, уже когда в Лефортово сидел, просил, чтобы мне отдали компьютер для уточнения данных по Балаковской АЭС в Саратовской области. Там мы обнаружили трещину в реакторе, которая неизбежно спровоцирует взрыв, но по силе и последствиям он будет гораздо тяжелее Чернобыля.
— И когда рванет?
— В течение трех лет, не позднее.
— И каковы примерные последствия?
— Заражение в радиусе полутора тысяч километров и от одного до двух миллионов летальных потерь. Но самое страшное, что взрыв на АЭС развяжет ядерную войну.
— Каким образом?
— Дело в том, что у наших спутников, которые входят в ПРО, все «мозги» старые, у них отсутствует система сканирования траектории возможного удара, поэтому любой ядерный взрыв на территории России будет распознан как ядерная атака, и тут же будет нанесен безусловный ответный удар по вероятному противнику. Подобный инцидент чуть не случился при министре Сергееве. Пошла автоматическая команда «пуск» на две ракеты, шахты уже открылись. Команду удалось отменить лишь в последний момент.
— Лихо! Выходит, самое безопасное — получать срок и уезжать куда-нибудь за Урал, по крайней мере на ближайшие три года. Кстати, кроме тебя кто-то еще в курсе начала ядерной войны?
— Конечно, мы официально давали все прогнозы, но получается, что никто не хочет принимать никаких мер…
— Григорий, а ты будущее предсказывать можешь? — дабы удержать сюжетную линию, я выдал Грабовому еще один «сникерс».
— Я могу лишь прогнозировать события с учетом оптимизации спектра развития возможных сценариев, — скороговоркой выдал он, чтобы освободить рот под шоколад.
— Судя по твоим планам выйти на свободу по кассации Мосгора, предсказатель из тебя хреновый, — разочарованно усомнился я.
— Я по жизни оптимист. Надо всегда надеяться на лучшее, — затряс головой в беззвучном смехе Грабовой. — Зря ты так. Это вполне реально.
— Слушай, Григорий, а как ты самолеты диагностировал? Помнится, по телевизору рассказывали, что ты дефекты выявлял по схемам.
— В принципе, по моим программам безопасности мы все оборудование так проверяли, — замялся Грабовой. — У нас была специальная аппаратура, кстати, запатентованная… снимали показания…
— Со схем? — Я не собирался скрывать иронию.
— Ну… по схемам. — Григорий нервно смял хрустящий фантик от шоколадного батончика и оттянул подбородок набок. — Существует запатентованная методика, которая позволяет исследовать оборудование через молитвенное зрение.
— Этому сложно научиться? — Я подобострастно закатил глаза, авансируя откровенность сокамерника.
— Нет. — Грабовой выпустил из рук фантик. — Надо просто пройти мой курс.
— Длинный?
— Около трехсот шестидесяти часов.
— Ну, а принцип, как оно работает, ты мне можешь объяснить?
— Читается определенная подборка молитв, затем идет концентрация на объекте, ты начинаешь видеть молитвенным зрением то, что тебя интересует.
— Какие молитвы-то читаются?
— Обычные христианские, но в определенном порядке.
— Все-таки конкретно — какие?
— Ну, разные, — заерзал волшебник. — Например, этот… Псалом девяностый. Эта система молитв называется «Лавсаик».
— И как долго молитвы читаются?
— Лавсаик читается до десяти дней подряд. Хотя можно и десять часов подряд, и три дня. В Лефортово было очень удобно, когда один сокамерник, ни на что не отвлекаешься, только молишься. Я там богословский курс закончил.
— Из чего он состоял?
— Из чтения Лавсаика, — как ни в чем ни бывало, выдал Грабовой и, покрутив головой, продолжил: — Ты поесть ничего не хочешь?
Я понял намек и достал очередной «сникерс». Беседа продолжилась.
— Лавсаик — это православные молитвы?
— Да, конечно.
— А по какой книге ты их читаешь?
— Сборник молитв, — с набитым ртом пояснил кудесник.
— Посмотреть его можно?
— Да, — неуверенно протянул Грабовой. — Он у меня в бауле. Завтра достану.
— Людей можешь лечить?
— Нет, я этим не занимаюсь, я специалист по безопасности…
— Это понятно, — перебил я заевшего на своей специализации колдуна и, чтобы снять напряжение с горячей темы, решил перевести разговор в бытовое русло. — В шахматы, Григорий, играешь?
— Я в юности, — обрадовался Грабовой отвлеченной теме, — очень увлекался шахматами. Особенно этюдами, которые изучил досконально. Для меня шахматы свое исчерпали и играть мне в них уже не интересно.
— Адвокатов-то на тебя много сейчас работает?
— Четыре или пять, — хихикнул кудесник. — Я даже со счета сбился. Это не я нанимаю, это разные общественные организации. По моему делу работает только двое, а остальные приходят по различным вопросам нашей партии. — Грабовой, отхлебнув «пепси», задумчиво уставился на бутылку. — Мне в Лефортово адвокат приносил «спрайт», а сюда нет. Странно…
— Не пустили?
— А я не знаю. Может, он и не приносил.
— Ну, и как впечатления от Лефортова?
— В основном в камере нас было по двое. Первый год, где бы я ни сидел, ко мне подсаживали с заданиями… Я с армянином одним очень долго просидел. Там, оказывается, в Карабахе очень сильная война была.
