Михаил Михалков - В лабиринтах смертельного риска
Дверь в дом была не заперта, я вошел внутрь, старшина остался снаружи. В обширной кухне стоял бледный и испуганный старик, смотрел на меня расширенными глазами. Я сел к столу и по-мадьярски спросил вина. Старик сразу успокоился и, хотя дрожь в руках не унялась, налил мне стакан, расплескивая вино по столу. Попробовав, я одновременно изучал помещение и оставил стакан недопитым. В кухне никто не прятался, надо было проверить погреб, люк был посреди кухни. Старик с готовностью, суетясь, зажег лампу и открыл погреб, готовясь достать еще вина. «Там тоже никого», — подумал я, поднимаясь с табурета и раскрывая дверь в комнату…
В большой комнате, возле раскрытого окна сидели две девицы и заботливо делали вид, что ничего не слышат, ничего не видят, занятые только собой. За окном цвел сад. В комнате, в пепельнице дымила папироса, один стул был опрокинут.
Они бежали через окно.
Закрыв дверь, я взял старика за руку с зажженной лампой и, выхватив пистолет, угрожая ему, тихо спросил: — Где Шандор?
Какое-то мгновение старик боролся с собой, затем молча глазами показал мне на входную дверь, и мы вышли с ним из дома. С порога я твердо взял его за плечо и, так как он был на голову выше меня, пошел, прикрываясь его телом, не столько для собственной защиты, скорее от глаз бандитов, если они будут наблюдать.
Поступая так, я исходил из знаний привычек Шандора, он, как и многие уверенные в себе люди, первым стрелять не будет, значит, старик сослужит службу, отвлекая его внимание, давая возможность собраться мне.
Старик повел нас к большому стогу сена и молча показал на лаз, чуть заброшенный клочком сена. Я хотел лезть туда, но старшина протянул мне свой автомат, вытащил нож-финку и, взяв ее в зубы, полез в лаз.
Его не было минуты три. Затем из лаза была выброшена командирская сумка, пять гранат-лимонок, два рожка от советского автомата и гимнастерка с погонами лейтенанта. Там бандитов не было. Старшина вылез наружу, и старик повел нас в лес.
За стогом шла канава, и доска, переброшенная через нее, показала свежий след с еще пузырящейся водой, обрисовав подметку сапога большого размера — человек широкими прыжками пробежал на другую сторону. А там сплошной уже зеленой стеной стоял частокол молодого осинника и в траве извивалась тропинка, уводя в глубину.
Мы сразу сошли с тропки. Сохраняя дистанцию, преодолели неширокую посадку и вышли к лугу. Заливной луг зеленел поднявшейся майской травой и вправо от себя я увидел отпечатки подметок двух людей, бежавших прямо к лесу. Некоторые травинки только выпрямлялись, и я подумал: «Они рядом!» и тут же отметил, что третьего с ними нет, значит, он сзади нас…
Лужок, метров сто в диаметре, почти правильным радиусом вписывался в старый и могучий лес, стеной ограничивавший поляну. Я знал, что перед лесом течет ручей. Передо мной встал вопрос: ушли или затаились в кустах?
То, что пока в нас никто не выстрелил, говорило, что, очевидно, бандиты ушли. Мы двигались вперед, уклоняясь влево. Следы показали, что бандиты вошли в ручей, но середина была чиста, и на другом берегу ряска и тина не нарушены. Я понял, что мы оба на мушке и малейшее неверное движение закончит наше существование, кусты от меня располагались в двадцати метрах, а старшина подходил ко мне, и мы оба сейчас будем рядом, под одним прицелом, под одной очередью. Была шальная мысль прыгнуть в ручей, спастись от первой очереди, а там вести бой, прикрываясь берегом… но это только мгновение, и тут же пришло решение — я отбрасываю уже ненужное прикрытие из старика, поворачиваюсь спиной к кустам, в которых буквально слышал сдержанное дыхание бандитов, вкладываю пистолет в кобуру и громко говорю старшине:
— Ушли в лес гады… но мы все равно возьмем их, — а сам отхожу от берега, обхожу кусты и отвлекаю от берега старшину (чтобы он не увидел следов), говорю ему:
— Смотри, старшина, тебе придется вести сюда ночью засаду, вот ориентир первый — сосна, там удобное место для пулемета, вот второй — старая осина, она недалеко от тропинки, там поставишь отделение автоматчиков… вот еще левее тропинки, смотри внимательно… — и, поднимая руку, — уставной сигнал: «Внимание!», затем переводя его на: «Делай как я!» — падаю, выхватывая пистолет и в падении стреляю по кустам, над бандитами…
Хорошо, что автоматная очередь пронеслась надо мной. Старшина на долю секунды опоздал с падением, и ему бы достался весь заряд очереди. Но теперь и старшина запустил очередь — уже точно зная, откуда стреляют. Я бросаю гранату с двухсекундной выдержкой, чтобы часом не вернули обратно, и она, рванув за их ногами в воде ручья, облила, охладив их пыл илом и водой. Винтовка оттуда стрелять перестала, но автомат опять перенес огонь на меня.
Вторая граната, брошенная старшиной, положила конец перестрелке — сначала один, а после моих выстрелов, положенных впритык к голове Шандора, сдался и он…
Связывая, я спросил: «Где третий?» Старший лейтенант-власовец пробурчал, что его тут нет, ушел раньше.
Мы вели их по деревне, а сзади нас шли два полицейских, тащили свои и наши велосипеды. Люди замолкали, когда мы проходили мимо. Большинство удовлетворенно качали головой, бросали реплики с угрозой Шандору, но некоторые молчали, зло щуря глаза, а одна старуха кинулась на колени, сложив руки молитвенно, она Шандора считала героем. Да, он «преуспел» в своей пропаганде и запугивании. Мы его взяли вовремя!..
Капитан Ерохин влетел в деревню на машинах и, не останавливаясь, махнув мне радостно рукой, ринулся к лесу — выполнять главную часть операции — громить банду. Мне оставалось только слушать у микрофона, как мангруппа действует. Я ничего не видел, но слышал все хорошо, и чувствовал, что операция идет успешно. Примерно через час Ерохин сказал мне: «Сопротивление сломлено, они бегут в направлении оврага, там их встретит Кустиков… мы преследуем». Рации у Кустикова не было, и только после окончания всей боевой операции я все узнал во всех подробностях.
Цыганка подошла ко мне и сказала: «Это он, Шандор, убей его. Почему ты не убил его там?» — Что мне было ответить ей? Рассказать, что пограничники не убивают своих врагов? Что его будет судить суд? Что мы, русские, не такие, какими нас рисуют фашисты и прочие причастные к войне и кровопролитию? Я ответил ей, что он не уйдет от кары…
Я не любил допрашивать задержанных — для этого существуют другие люди, они все выспросят, оформят, а мне и так ясно, без допроса, кто такой Шандор, какие цели он преследовал и даже для кого он старался. Поэтому я только рассмотрел их документы и среди них увидел фотографию Шандора… он в щегольском костюме эсэсовца стоял, опираясь на стек на ступенях… Брестского вокзала. «Брест-Литовск» — надпись готикой, и он с хлыщом в высокой фуражке, в бриджах в обтяжку, с крестами, с тяжелым кольтом на животе… В глазах у меня помутилось, я живо представил себе, как он зверствовал там, в Белоруссии, как расстреливал Тосю с Иринкой, как прежде пытал ее…
