Сергей Михеенков - Дорога смерти. 43-я армия в боях на Варшавском шоссе. Схватка с «Тайфуном». 1941-1942
Приходят и патриоты, будущее родины, своим словом участия и соболезнования желающие облегчить страдания раненых. Им мы передаем свои письма с просьбой отправить по восстановлении почтовой связи. Это письмо идет таким же путем.
Родные мои, как бы я хотел знать, что с вами, здоровы ли вы! Я трепещу за вашу судьбу. Крепко целую Вас заочно и рвусь к вам.
Ваш Леня».Второе и последнее письмо Л.А. Кулика из плена «28.10.1941 г. Всходы (село такое!). Временный лазарет в родильном доме для советских раненых. Глухая полночь. Густой трупный смрад от загнивших ран – во всех палатах; плотный тягучий липкий воздух насыщен стонами, животным воем, дикими выкриками. В детской комнате (тоже жертвы войны!) – та же картина плюс вонь мочи и кала. Нестерпимо душно. В тусклом полумраке (от коптилки) страдальчески светится голубой глаз (другой – выбит!) мальчика, хорошего мальчика с разорванным осколком животом. А с другой стороны в верхнюю шибку окна кровавым глазом гипнотизирующе глядит все она же, кошмарная планета Марс; и жутью веет от этого недремлющего огненно-красного ока, от мысли, что над всей родной землей распростерлась эта эмблема войны, горя, разорения и гибели культур!»
Из письма Марии Францевны Заккис – учительницы с. Всходы
«…Числа 12 октября заходит ко мне в квартиру старичок высокого роста, в длинном клеенчатом фартуке и просит утюг, чтобы погладить белье (для уничтожения паразитов). Разговорились. Познакомились. Семья моя большая была, его окружили трое внучат с расспросами. Жену моего сына зовут Лидия Ивановна, а младшая дочь Тамара оказалась ровесницей Вашей Ирочке, и вот Л.А. и потянуло к нам. Работал он санинструктором, а потом и санитаром в госпитале. Работал так, как почти никто, и свободные минутки проводил у нас…
…Иногда Л.А. усаживался за стол и писал. Написал статью о черной крысе в журнал «Юный натуралист» и писал статью об астрономии, окончить ее не удалось, говорил он, но статья даст такую новость, которая еще никому не известна. Приходя к нам, он всегда приносил свой паек (50—100 г конины), чтобы его превратить во что-либо съедобное. У меня тоже имелась конина, и вот нам с дочерью удавалось что-либо сготовить, а Новый год, между прочим, мы даже с пельменями встречали.
…Утром 12 марта немцы решили бежать со Всход, приказали населению, а также военнопленным спешно готовиться в дорогу. Я выбрала минутку и забежала к раненым…
Большинство готовилось к чему-то страшному. Л.А. сказал, что останется во Всходах (в этот момент уже решили население оставить на месте) и вечером будет в моей квартире…
Но много вечеров прошло, а Л.А. не приходил. Я твердо знаю, что к побегу Л.А. все было готово, а почему он не остался, я и сейчас не знаю».По рассказам жительницы Всходов Лидии Азаровны Баклановой Именно она должна была проводить Леонида Алексеевича в партизанский отряд «Северный медведь», где находился ее старший брат. Придя в условленное время в госпиталь за Куликом, она по его просьбе увела в отряд женщину-врача. А Леонид Алексеевич заверил ее, что сам пойдет в следующий раз. Но когда Лида вернулась из отряда во Всходы, было уже поздно… Раненых немцы вывезли в Спас-Деменск. Тогда, весной 1942 года, мало кто сомневался в близком освобождении Спас-Деменска, ведь линия фронта проходила совсем близко. Но спас-деменский выступ просуществовал еще почти полтора года. Уже прогремели бои на Волге, развертывалась Курская битва, и немцы были вынуждены перебрасывать резервы на юг. Тут и началось наступление наших войск по ликвидации спас-деменского выступа. В августе 1943 года наконец-то Спас-Деменск был освобожден.
Письмо в Московскую академию наук жителя г. Спас-Деменска Я.И. Гольцова
«Сообщаю, что 14 апреля 1942 года в 19 часов 30 минут умер профессор Кулик Леонид Алексеевич от тифа в г. Спас-Деменске Смоленской области и погребен на городском кладбище. Могила сохранена до сих пор, несмотря на 2-годичную оккупацию города немцами… Условия его жизни последнего времени известны мне, так как он похоронен мною и жил в квартире моей родственницы. Все, что необходимо знать о покойном, я всегда сообщу на запрос… Оставшиеся после смерти покойного его труды вчера, то есть 20-го сего августа, мною по требованию особого отдела НКВД сданы последнему. Наш город только еще 3 дня как освобожден от немцев.
Адрес жены покойного я потерял, поэтому прошу, если возможно, сообщить ей об этом, это была просьба Леонида Алексеевича при его жизни. Память покойного чту и могилу его сохраняю. 21 авг. 43 г. Я. Гольцов».Из письма И.Ю. Качинской «…11 марта 1942 года, когда к д. Всходы подходили войска Красной Армии, наш госпиталь был эвакуирован в г. Спас-Деменск. Леонид Алексеевич остался в госпитале на Морозовской горке. В этом госпитале была эпидемия тифа. Здесь проф. Кулик заразился сыпным тифом и умер. Бытовые условия в лазарете были скверные. Проф. Кулик жил вместе с санитарами, спал на полу, на соломе, так как никакого постельного белья не было, также не было и носильного белья. Проф. Кулик и другие пленные спали не раздеваясь. Преждевременная смерть Кулика наступила от невыносимых условий, созданных оккупантами».
Из письма медсестры А.М. Победоносцевой
«…B один мартовский вечер была метель, к нам в лагерь привели отряд – человек 30 русских пленных медработников. Среди них был и Леонид Алексеевич. Большая часть медработников, так же, как и больных, с которыми они прибыли, были отправлены в г. Рославль, а Леонид Алексеевич и еще несколько человек были оставлены у нас. Вот тут-то я и узнала о том, что с октября 41-го он, попав в плен, был санитаром во Всходах до закрытия этого госпиталя. Исполнял всю тяжелую работу, а также занимался и тем, что помогал на перевязках и сам перевязывал. Время было трудное, никакого пайка не выдавали. Жили тем, что собирали мерзлый картофель и всякую падаль, лошадей главным образом. Попав к нам, он попал на такое же довольствие, если даже не худшее. К тому же мы содержались под строгой охраной… Один раз при посещении госпиталя заведующим, или как они, то есть немцы, называют, «шеф артц», ему наш старший русский врач сказал, что у нас есть русский ученый. Нельзя ли как-либо улучшить его питание, принимая во внимание его возраст. Он усмехнулся, пожелал его видеть. Через переводчика с ним говорил, Леонид Алексеевич не захотел с ним говорить по-немецки. Врач предложил ему дать свои труды им, но он категорически отклонил это предложение. Положение его не было улучшено.
В госпитале у нас в то время свирепствовал сыпной тиф… а мы, работающие в палатках, были завшивлены до невероятности, и он заболел в первых числах апреля, а 14.04.42 г. умер.
