Екатерина Сушкова - Записки
114
«Бал продолжился, но праздника уже не было». — цитата из сборника стихов графа Рессегье (род. в 1788, ум. в 1862 г.).
115
Некоторые детали этой мелодраматической ситуации использованы были Лермонтовым для пьесы «Два брата», над которой он работал в 1836 г. Ср. общие соображения об этом П. А. Висковатова (М. Ю. Лермонтов. М. 1891, стр. 234–235 и 283), подхваченные в очерках М. А. Яковлева («Лермонтов, как драматург». П. 1924, стр.162–164).
Однако, попытки последнего автора опереться в своих заключениях на некоторые текстуальные совпадения «Двух братьев» и записок Е. А. Сушковой не выдерживают никакой критики: в пору работ над своими воспоминаниями Е.А. были уже знакома о публикацией «Юношеских произведений Лермонтова» в «Русском Вестнике» за 1857 г., т. IX, стр. 330–342, откуда явно заимствовала и некоторые смутившие Мих. Яковлева тирады.
116
Почти портретную характеристику Е. А. Сушковой и историю своего «романа» с ней Лермонтов дал, как известно, в неоконченной повести «Княгиня Литовская», опубликованной лишь и 1882 г., т. е. много лет спустя после смерти мемуаристки.
117
В Лермонтовской биографической литературе нет никаких упоминаний о женщинах, имени и фамилии которых соответствовали бы этим инициалам. Впрочем, Е. А. Хвостова могла нарочно прикрыть в печати ложными буквенными обозначениями подлинные имена «жертв» поэта.
118
«Если бы вы знали г-жу Хвостову, писавшую о нем совсем не то, что она сама же мне рассказывала, — сообщила в 1880 г. Н. Д. Хвощинская-Заиончковская И. К. Михайловскому, явно путая, впрочем, переданные ей факты. — «Какой он был славный, Лермонтов, и как его не понимали эти барыни и барышни, которые только и думали, что об амуре и женихах! И хорошо они его ценили! Ведь, этой самой Хвостовой он написал свое Когда я унесу в чужбину, а, умирая, «как сестре», послал, сняв с своей руки, кольцо: я его видела — широкое, плоское. Она подарила это кольцо некоему гусару, сосланному сто раз по делом на Кавказ за сотню подвигов. При мне это было. Я кричала: «Помилуйте, да лучше бы вы мне отдали!» — «Mais il n'est done pas un gage d'amour, et puis deja quinze ans!» — «Видите какой резон. А потом пишут свои мемуары, да себя в них раскрашивают». («Русск. Мысль» 1890 г., кн. XI, стр. 100–101).
119
Е. А. Ладыженская в своих «Замечаниях» на Записки Е. А. Сушковой оспаривает некоторые детали как самого содержания, так и обстановки получения анонимного письма.
120
Как отмечал первый издатель «Записок», «в составлении этого письма Е.А., как сама и последствии рассказывала, подозревала М. Ю. Лермонтова; ко это подозрение родилось в ней не вдруг, а в последние уже годы ее жизни». Между тем сестра мемуаристки, живая свидетельница всех этих событий, удостоверяет, что с самого начала никаких сомнений в имени автора у Е. А. Сушковой быть не могло: «стоило бросить взгляд, чтоб узнать руку Лермонтова».
121
«Любить более, чем быть любимым — несчастье! Любить менее, чем быть любимым — отвратительно! Нужно выбрать!»
122
«Боже мой, как же вас любить? Вы будете недовольны всякой любовью. Однако, можно любить столько же, сколько быть любимым»
123
«Голова мертвого — единственная которая не лжет».
124
«Ее глаза, полные звезд»… «как ваши, — я воспользуюсь сравнением».
125
«Так хорошо около всего доброго».
126
Вероятно, Семен Алексеевич Юрьевич, полковник, один из воспитателей великого князя Александра Николаевича, в 1836 г., женившийся на племяннице E. С. Купфер, близкой Е. А. Сушковой.
127
Тетрадка эта была, как отметил в 1870 г. М. И. Семевский «зачитана у Е.А. одним из ее родственников, несколько лет спустя, и таким образом, без сомнения, пропала безвозвратно». Письмо Н. А. Фадеевой в редакцию «Современной Летописи» 1871 г., № 41, стр. 8–9 удостоверило, что эта «заветная тетрадь с разговорами Лермонтова» не погибла, а хранится в Одессе, среди семейных бумаг Фадеевых. Однако, М. И. Семевский ошибся только в своем указании времени гибели «тетради»: она исчезла, как видно из находящейся в Пушкинском доме переписки П. А. Висковатого с Н. А. Фадеевой, около 1884 г.
128
Ненависть, презрение и месть.
129
Прощение, преданность, смирение.
130
«Если я начал за нею ухаживать, то это не было отблеском прошлого» — писал Лермонтов весною 1835 г. А. М. Верещагиной о своем романе с Е. А. Сушковой — «В начале это было просто развлечением, а затем стало расчетом»… В чем самый «расчет» состоял, видно из продолжения этого же письма, включенного нами в вводную статью к настоящему изданию, стр. 3–5.
131
Материал, опубликованный М. И. Семевским в его «послесловии» к Запискам Е. А. Сушковой. объединяет записи случайных устных высказываний о поэте самой мемуаристки и сведения об их отношениях третьих лиц. Все эти свидетельства, степень достоверности, точности передачи и самого интереса которых далеко не одинакова, перепечатываются нами не как новые данные для биографии поэта и интерпретации его текстов, а как анекдоты, необычайно характерные для начальных элементов формации легенды о Лермонтове. Поэтому, отказавшись от воспроизведения скреплявших эти фрагменты общих рассуждений М. И. Семевского, мы даем собранный им фольклорный материал полностью, по тексту «Вестника Европы» 1869 г., а не по сокращенной редакции отдельного издания воспоминаний.
132
Когда это место «послесловия» М. И. Семевского прочитано было кузену и приятелю Лермонтова А. П. Шан-Гирею, тот, по словам И. В. Висковатова, «расхохотался и сообщил, что он в церкви был вместе с Лермонтовым и не только не видал его плачущим, но, напротив, в весьма веселом настроении». («Русск. Вестн.» 1882 г., кн, 3, стр. 338).
133
Е. А. Сушкова неправа: как свидетельствуют опубликованные в 1873 г. документы, М. Ю. Лермонтов родился в ночь с 2 на 3 октября 1814 г. («Русск. Стар.» 1873, кн. VII, стр. 113)
134
Анекдот этот, опубликованный M. И. Семевским в «Вестнике Европы», исключен был им из текста «Приложений» к отдельному изданию «Записок» Е. А. Хвостовой на том будто бы основании, что «Е.А. в этом случае основывалась на слухах совершенно неверных».
