Владимир Аллилуев - Сталин – Аллилуевы. Хроника одной семьи
Постановление было достаточно жестким и требовало за хищение грузов на железнодорожном и водном транспорте, а также колхозного и кооперативного имущества ("урожай на полях, общественные запасы, скот, кооперативные склады и магазины и т. п.") применять "высшую меру социальной защиты — расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже десяти лет с конфискацией всего имущества".
Очевидность принятия решительных мер по пресечению разграбления государственной собственности сомнений не вызывает. Сегодня, например, наша железная дорога стала натуральной растащиловкой, воруют все — от рельсов до вагонов с тем, что в них перевозят — будь то промышленные или продовольственные товары.
Свою роль "закон о колосках" сыграл, но, как всегда, были перегибы, зависящие от уровня компетентности и культуры работников правоохранительных органов.
Жестким был Указ Президиума Верховного Совета СССР "О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений", принятый 26 июня 1940 года: страна готовилась к войне. Этот указ по своим прямым последствиям был самым "урожайным" — за год было осуждено более трех миллионов человек, 83 процента из них составляли осужденные за прогулы (они карались исправительно-трудовыми работами на срок до шести месяцев с удержанием из заработной платы до 25 процентов) и самовольный уход (удерживалось до 16 процентов). Указ действовал в войну и был отменен в апреле 1956 года.
"Закон о колосках" и особенно указ о прогульщиках ударил в основном по простому люду, но в народном сознании они отложились как мера необходимая. Когда Генсеком стал Ю.В. Андропов и начал наводить порядок, дисциплину труда, бороться с расхитителями народной собственности, его трудящиеся горячо поддержали, и хотя в этой борьбе дров было наломано достаточно и дурных благоглупостей хватало (вспомним, как в магазинах отлавливали людей из очередей, как милиция гонялась за подвыпившими и т. п.), народная психология, воспитанная на драконовских законах 30—40-х годов, впитала в себя целый ряд необходимых нравственно-правовых регуляторов, что и позволило в 80-е годы применять более мягкие меры наказания к нарушителям.
А теперь сопоставим некоторые цифры. На 1 января 1942 года в СССР, по данным В. Земского, насчитывалось заключенных в количестве 1 415 506, а в середине года — 1 096 876 человек, и это была самая высокая цифра, за исключением 1941 года, начиная с 1930 года (190 000) и кончая 1947 годом (1 048 127 человек) — см. "Аргументы и факты", 1989, № 45.
В США массовых репрессий не было, но в мирное время, в наши дни здесь числится немногим более миллиона заключенных, что считается нормальной судебной практикой. Следовательно, число репрессированных в нашей стране и США примерно равно.
Тема репрессий, ловко подброшенная из-за океана сначала шестидесятникам — оттепельцам, а потом прорабам перестройки и взятая в нашей стране на "мощное вооружение", почему-то носит односторонний характер. Ни в нашей прессе, ни у американских борцов за права человека до сих пор не появилось желания восстановить равновесие и обсудить эту проблему как. общечеловеческую.
Пытались ли во времена Сталина затормозить прожорливую деятельность этого молоха — репрессий? Безусловно! Как только репрессии принимали массовый характер, шлагбаум снимал свой предохранитель.
В начале 30-х годов, когда коллективизация сельского хозяйства приняла репрессивно-принудительный характер, крестьян насильно загоняли в колхозы и начались массовые выступления против этого насилия, ЦК партии "вынужден был осадить увлекающихся товарищей. Это был один из самых опасных периодов в жизни нашей партии", — признавался И.В. Сталин.
Позднее был принят совместный приказ прокурора СССР и наркома юстиции СССР "О пересмотре уголовных дел в отношении колхозного и сельского актива и отдельных колхозников, осужденных в 1934–1937 гг.", в нем отмечалось, что к ноябрю 1938 года были пересмотрены уголовные дела в отношении 1 179 998 человек, из которых с 480 373 досрочно сняли судимость, в отношении 106 719 человек дела были прекращены вовсе, снизили наказание и освободили от дальнейшего его отбывания 22 785 человек.
В 1937 году репрессии стали принимать угрожающий характер, в партии, в обществе стали подозревать, что происходит что-то неладное. Таким шлагбаумом выступили решения мартовского (1937 года) и январского (1938 года) Пленумов ЦК ВКП(б), осудившие массовые репрессии. Виновные в беззакониях были наказаны. Отставка Н.И. Ежова с поста наркома внутренних дел и объявленная борьба с "ежовщиной" вселяла уверенность, что справедливость восстанавливается. Пришедший в НКВД Л.П. Берия, которому Сталин доверял, начал выпускать из тюрем и лагерей репрессированных.
В 1939 году из ГУЛАГа было освобождено 327,4 тысячи человек, в том числе из лагерей — 223,6 тысячи и из колоний 103,8 тысячи.
Одновременно осуществлялся пересмотр дел офицеров, уволенных из армии по различным мотивам в 1937–1939 годах. В результате из общего числа уволенных — 36 офицеров, среди которых насчитывалось 9579 репрессированных, к 1 января 1941 года было возвращено в армию свыше 13 000 человек. Из уволенных по политическим соображениям оставались невосстановленными к тому времени 14 000, из них — около 8000 находились под арестом.
Поясню, что до начала пересмотра этих дел в 1936–1937 годах полная фактическая убыль из армии по всему комплексу причин — по возрасту, состоянию здоровья служебному несоответствию, аморальному поведению и собственно репрессиям — составляла 6,9 процента списочного состава, а в 19381939 годах — 2,3 процента.
XVIII съезд ВКП(б), состоявшийся в марте 1939 года, подтвердил курс, осуждавший массовые репрессии.
Так что, строго говоря, вопрос о массовых репрессиях был впервые поставлен не на XX съезде партии, а стоял в повестке дня всей партии, начиная с февральско-мартовского Пленума 1937 года и кончая XVIII съездом партии. Работа по пересмотру дел незаконно репрессированных продолжалась вплоть до начала войны и даже в ее ходе.
В те же годы был принят ряд мер по расширению внутрипартийной демократии, XVIII съезд утвердил новую редакцию Устава, были отменены массовые чистки, усилены контрольные механизмы. Но, как верно заметил И.В, Сталин на мартовском Пленуме ЦК 1937 года, "наши товарищи не признают середины между двумя крайностями". К.Т. Мазуров в кругу моих знакомых рассказывал, что в 1938 году наступило "половодье демократии", "мы не могли провести партийное собрание на одном из крупных белорусских предприятий, потому что ровно неделю избирали только. президиум собрания".
