Варвара Самсонова - Дочь Сталина
О муже Питерсе Светлана как-то обмолвилась, что он «весь на публику», как это принято в Штатах. Там очень заботятся о своем имидже и судят человека не по тому, кем он является на самом деле, а по тому, как он себя подает.
Но, несмотря на искусный грим, человеческая сущность все равно проступает, особенно трудно скрыть алчность, корысть и скупость. Без сомнения, равнодушие Светланы к деньгам, недвижимости и прочей собственности было вполне искренним.
Мягко, но настойчиво Светлане не раз напоминали, что пора выбрать школу для Ольги, что она должна учиться, как все нормальные советские дети. Знакомство с привилегированными московскими школами стало для Светланы еще одним хождением по мукам.
«Директор первой такой школы встретил нас с нескрываемым ужасом. Он прямо заявил мне, пока Олю водили по классам, что «будет очень трудно, очень трудно для нее и для всех нас!». Произнес он это с таким выражением, что мне стало понятно, что именно он имел в виду: Олиного деда, чьей тени он не желал в своей школе» («Книга для внучек»).
Светлана действительно позабыла советские реалии. Позднее ей объяснили, что у директора этой школы жена иностранка, следовательно, и без Ольги хлопот хватает, он живет словно «под колпаком». К тому же школа находится недалеко от университета, в ней учатся дети университетских преподавателей. Директор боялся, что научная элита будет недовольна присутствием в школе внучки Сталина. Светлана не пишет, сумела ли она понять обстоятельства несчастного директора. Обычно она не умела делать это — считаться с чужими обстоятельствами, но с каким-то детским эгоизмом требовала, чтобы окружающие безропотно входили в ее собственные.
В следующий по счету школе ни дети, ни учителя не говорили по-английски. Там Ольгу готовы были принять с распростертыми объятиями. «Ничего! — сказала радостная директорша. — К нам вьетнамские дети поступают — ни словечка не знают, а смотришь, через полгода уже заговорили!» Но Светлана никому не позволила бы так жестоко экспериментировать над своим ребенком.
В третьей школе директриса напоминала тюремную надзирательницу. Она до смерти напугала Ольгу, и та умоляла мать не отдавать ее в эту страшную школу. Светлана и не собиралась. Школа явно была «показушной», туда возили иностранцев и показывали им хороших советских детей. И Ольгу стали бы демонстрировать как одну из достопримечательностей.
А Ольга и была достопримечательностью среди советских школьников. Одевалась она слишком по-американски — в джинсы и свитера. На груди поверх свитера — непременно огромный крест, наверное, так принято было в квакерской школе. Нетрудно догадаться, что педагогический коллектив был не в восторге от новой ученицы. «Американка» могла оказать дурное влияние на детей. Русские девочки ходили в школу в темных юбках и светлых блузках. По крайней мере борьба за официальный стиль одежды продолжалась. Нарушителей наказывали. И только спустя несколько лет были сделаны некоторые послабления.
Учителя пытались экзаменовать Ольгу и обнаружили ее вопиющее невежество. «Она совершенно не знала русского языка, не знала она ни географии, ни истории СССР, ее знания по естественным наукам и математике были весьма примитивными. В школе квакеров ее учили и иным предметам, и иными методами, чем в СССР» («Свита и семья Сталина»).
Вряд ли Светлана согласилась бы с подобной характеристикой, хотя в своей книге «Далекая музыка» она довольно откровенно и проницательно оценивает характер дочери. Она любила Ольгу, но не утратила при этом способности судить о ней строго и объективно. Только не выносила, когда это делали посторонние.
«Ольга никогда не оставалась долго в плохом настроении и не помнила обид и огорчений. Эта легкость и эластичность была у нее от отца: когда-то в молодости он был очень жизнерадостным человеком», — с удовольствием отмечала Светлана эту замечательную черту в характере дочери. Но не скрывала, что порой Ольга была упряма, раздражительна, слишком самостоятельна для своих лет. От кого ей досталась по наследству эта переменчивость настроений — нетрудно догадаться.
Еще в Америке Светлана обнаружила, что ее одиннадцатилетняя дочь становится очень беспокойным подростком. Она жить не могла без телевизора, просиживала возле него часами, и больше всего на свете любила шумные компании сверстников. Тут у них обнаружились разногласия: Светлана не позволяла слишком часто устраивать «тусовки» у них в доме. Она сама любила больше ходить в гости и поощряла к этому дочь. Но вскоре возникли новые осложнения…
«В школе Олю характеризовали как «проблемного ребенка». Дочь вдруг начала испытывать отчуждение. Вдруг ее перестали приглашать в гости девочки. А некоторые учительницы вдруг начали находить в ней уйму недостатков… Ольга начала жаловаться мне на то, что девочки плохо к ней относятся. Это было нечто новое» («Далекая музыка»).
Она склонна объяснять такие перемены вовсе не характером Ольги, а тем, что в школе прослышали, чья она внучка. В это время Светлана уже страдала «манией преследования»: многие знакомые казались агентами КГБ или недоброжелателями ее отца. С годами эта болезнь все усугублялась…
Однажды утром Светлана обнаружила, что дочери нет в ее комнате. Ольга сбежала из дома, оставив ей записку. В то время по Америке прокатилась эпидемия побегов: подростки часто сбегали из дома, чтобы таким образом заявить протест против тирании родителей и учителей и вкусить свободу. Светлана во всем винила проклятый телевизор. Именно по телевизору ежедневно показывали, как вытряхнуть деньги из копилки, написать записку родителям и сразу же идти на автовокзал, а уж оттуда ехать куда глаза глядят.
Светлана была в отчаянии. Что, если дочь уже успела сесть в автобус и уехать куда-нибудь в большой город, где ее подстерегает множество опасностей? Хорошо, что сосед оказался отзывчивым человеком, быстро сел в машину и отправился на поиски Ольги. Вскоре он вернул ее, напуганную предстоящим объяснением с матерью.
После этого случая Светлана всерьез задумалась о переезде в Англию и о частной школе для Ольги, где ее держали бы в узде. Очевидно, сама она уже не справлялась с «беспокойным подростком». Были и другие причины для переезда, в том числе и ее «охота к перемене мест». Но все же проблемы с дочерью оказались решающим.
Об отъезде в Москву она до последней минуты боялась сказать дочери. В Москве Светлана продолжает бдительно наблюдать за ней, особенно когда они встречались с родственниками или с представителями властей. «Ольга вела себя замечательно», «Ольга вела себя хорошо», — то и дело замечает она на страницах «Книги для внучек», как будто это так уж важно. Для Светланы, наверное, немаловажно. А читатель, естественно, предполагает, что девочка могла вести себя и иначе.
