Карен Брутенц - Тридцать лет на Старой площади
Противостояние приобретало такой характер, что в какой-то момент я вдруг подумал: а не стоим ли мы на пороге чего-то, похожего на новый 37-й год? И не отправится ли часть «дискуссантов» в места, не столь отдаленные? Дело было вовсе не шуточное, поскольку на наших оппонентах лежал «высочайший» отсвет: о близости Трапезникова к Брежневу было хорошо известно, Голиков же был близок по должности. Они бегали к Брежневу и, когда их тезисы были отвергнуты, обратились к нему с обширной запиской — меморандумом, где изложили свои инвективы в адрес международников.
Но единства не было и в наших рядах: и по вопросу об отношении к XX съезду, и по китайскому вопросу (надо, кстати, сказать, что, защищая съезд, «проблему Китая» мы воспринимали тогда слишком идеологически, не понимая ее глубоко и не видя корней китайского подхода). Однажды спор между нашим «антисталинистом» Жилиным и нашим «сталинистом» Толстиковым, предварительно слегка разгоряченными, едва не вылился в рукоприкладство. Причем Толстяков заключил «диспут» своеобразно: «Тебя надо будет расстрелять», заявил он Жилину. «А тебя, — продолжал он, обращаясь к присутствующему А. Белякову, — посадить». Этот эпизод подтверждает, что аппарат на самом деле уже тогда не был монолитным, и по-своему характеризует атмосферу и «температуру», царившие в Волынском.
Подготовленный вариант международного раздела подвергся разносу. Подчеркивалось, что надо «смелее» и «революционнее» ставить вопрос, «острее» сказать о борьбе с империализмом и т. д. Трапезников при обсуждении произнес бессмертную фразу: «Империализм обнаглел политически, экономически и идеологически». Говорил и о том, что «нужна генеральная линия на мировую революцию». Надо отдать должное Зимянину. Вопреки давлению, обвинениям и скрытым угрозам, вопреки неясности с позицией высшего начальства он, поддержанный Корионовым (за ним стоял Пономарев) и Толкуновым, держался стойко, не спасовал. Впрочем, международники понимали, в отличие от оппонентов, объятых идеологическим жаром и жаждой антихрущевского реванша, что речь идет о слишком серьезных вещах: надо отстаивать принцип мирного сосуществования, если мы не собрались воевать.
А там и наверху, видимо после некоторых размышлений, победило благоразумие. И международный раздел в основном выжил, не подвергся догматической вивисекции. Переломным моментом стало совещание у М. А. Суслова, который неожиданно для международников стал с ними обсуждать введение к докладу, подготовленное Голиковым и К0. В нем, в частности, заявлялось, что после Октябрьского пленума (т. е. снятия Хрущева) у партии «другая» генеральная линия.
И Суслов, к недоумению присутствующих, сделал Зимянину внушение. «Что это вы тут, — сказал он, как обычно «окая», — пишете? С каких пор генеральная линия партии делится пополам?» Зимянин стал оправдываться: «Мы это не готовили. Мы же работаем над международным разделом». Но Михаил Андреевич не обратил на это внимания: «Вы успокойтесь, дайте мне договорить. С каких пор генеральная линия партии делится пополам?» Зимянин же продолжал петушиться. Он никак не мог уразуметь, что Суслов таким образом дает понять: писавших введение несет «не туда», а действо развивается согласно любимой поговорке Пономарева: «Кошку бьют, чтобы невестка понимала».
После сусловской накачки мы стали работать автономно — остальная компания в международный раздел не вмешивалась. Линия на мирное сосуществование в докладе была сформулирована и как важнейшая часть концептуального подхода КПСС к внешней политике, и как обязательство в отношении ее практической международной деятельности.
Многим сегодня все это может показаться пустыми, схоластическими словопрениями, бурей в стакане воды. Но тогда речь шла о фундаментальных вопросах внутренней и внешней политики страны, о ее судьбах на многие годы вперед. За формулировками о «классовой борьбе» и т. п., которые нам навязывали, таилось намерение навести «порядок» в стране, вновь зажать ее в «сталинские» тиски. Во внешней же политике это вело бы к опасному авантюризму, чреватому серьезными конфликтами, если не масштабным столкновением.
Рассказ об этом «сидении» завершу выдержками из замечаний Брежнева на представленный ему проект международного раздела. Они довольно банальны и уж никак не отражают ни содержания, ни остроты разыгравшихся в Волынском баталий. Но от них «пахнет» временем и самим автором. Он еще не самонадеян и относительно скромен, считает нужным отдать должное правительству, то есть Косыгину, которого, впрочем, уже начинает ревновать, предпочитает (очевидно, в силу еще недостаточной собственной «укорененности») широко опираться в докладе на вердикт международного коммунистического движения (хотя международное совещание компартий состоялось за шесть лет до этого), избегает упоминания о «неполадках» в социалистических странах и т. д.
Итак, выдержки из замечаний Леонида Ильича к проекту международного раздела доклада на XXIII съезде КПСС:
«В отчетном докладе Центрального Комитета не должно в каждом абзаце повторяться «партия и правительство». Партия — это партия, а правительство — это правительство. В данном случае отчет делает ЦК, а не правительство, это отчет партии, а не советских органов. Сказать, конечно, надо о правительстве. Наше правительство выступает со многими акциями. Надо сказать, что Президиум ЦК направлял государственную деятельность по определенной линии, а то получается их смешение с ролью партии.
Надо как-то оттолкнуться от анализа, данного Совещанием братских партий. Может быть, это сделать по такой схеме: прошло 5 лет после Совещания братских коммунистических партий, которое дало всесторонний глубокий коллективный анализ и выводы о современном мировом развитии. Нам следует обратиться к основным положениям этого документа и дать по этим положениям подтверждающие выводы… Привести факты, цифры, сказать о событиях, лучшим образом подтверждающих мудрость и разум международного коммунистического форума. Показать, что нет возможности и оспаривать эти положения.
Наша партия — один из тех отрядов, которые борются на фронтах с империализмом. Она делает оценку событий не кустарно, сама по себе, а учитывает коллективные документы и выводы братских партий. Так надо и подходить…
Нельзя сбрасывать со счетов документы. Ведь мы хотим добиться единства и прийти в конце концов к новому международному совещанию. Надо поднять значение этих документов но существу… Я бы в этом разделе, говоря о прошлом совещании и о его роли, как-то сказал бы, что это лучшим образом подтверждает значение единства в коммунистическом движении и что только единство всего коммунистического движения может выработать и впредь правильную линию. Ни одна партия в мире не может это взять на себя в одиночку.
