Джон Фуллер - Военное искусство Александра Великого
Затем пришел Гиммлер с его палачами и «российский народ вспомнил наполеоновские страсти», пишет Керн, «мы дали в руки большевикам такое орудие политического сплочения, какое им и не снилось, мы позволили им превратить эту войну в «патриотическую» (там же. С. 108). А Вальтер Гёрлитц заявляет: «Тот факт, что разрушение большевизма вскоре стало средством и простым стремлением уничтожить и обратить в рабство славянские народы, – был самой роковой ошибкой из всех неудач целой кампании»[243].
Многие историки считают, что неудача Гитлера в попытке взять Москву в 1941 г. стала поворотным моментом войны; однако у этого события есть политическая подоплека. Если бы он выступал в роли освободителя, а не палача, то весьма вероятно, что советская империя развалилась бы прежде, чем США вступили в войну, и следовательно, Гитлер избежал бы того, чего боялся более всего, – полномасштабной войны на два фронта. Несмотря на его военную несостоятельность, его трагической ошибкой была скорее политика, нежели стратегия: если бы он полагался на контрреволюцию, вместо завоевания, то не случилось бы и нежелательного для него поворотного момента в этой войне. Он потерпел сокрушительное поражение не от русских, а от своей глупости.
В Германии неприятие национал-социализма в 1933 г. также создало большой внутренний фронт, в который входило не только гражданское население старше сорока лет, но и многие высокопоставленные гражданские и армейские чины, включая главнокомандующего и командующего генеральным штабом. В соответствии с источниками информации британских разведывательных служб, в 1939 г. оппозиция Гитлеру была настолько сильной, что могла привести к восстанию и свержению национал-социализма. Когда 3 сентября 1939 г. британское и французское правительства объявили своей целью уничтожение Гитлера и гитлеризма, их стратегия была обращена в сторону революции. На следующий день это подтвердил британский премьер-министр мистер Невилл Чемберлен, который в обращении по радио к немецкому народу сказал: «В этой войне мы не собираемся бороться против немецкого народа, к которому не испытываем враждебных чувств, но против тиранического режима». Чтобы добиться успеха, все, что требовалось, – поддержать тех, кто выступал против Гитлера, обещать им лучшие условия, в случае удачного переворота, и помогать им, насколько возможно, на внутреннем фронте, в то время как военные операции были бы направлены против Гитлера на внешнем фронте.
10 мая 1940 г. мистер Уинстон Черчилль сменил на посту Чемберлена, и, хотя он был главным выразителем идеи идеологической войны против Германии и после объявления войны сказал в палате общин: «Мы боремся за то, чтобы избавить мир от чумы нацистской тирании», – выбросил на свалку политику Чемберлена, разграничивавшую немцев, настроенных против и за Гитлера, и принялся проводить войну лишь военными средствами; стратегически противоречивую и исключавшую вероятных союзников.
Через три дня после того, как он стал премьер-министром, он сказал, обращаясь к палате общин: «Вы спрашиваете, какова наша цель. Я могу ответить одним словом: победа, победа любой ценой, победа, несмотря на весь террор; победа, как бы длинен и труден ни был путь к ней… Пойдем же вперед, объединив все наши силы» (Вторая мировая война. 1949. Т. II. С. 24).
Хотя этот призыв был встречен с шумным одобрением, он отрицал политический фактор в ведении любого типа войны, поскольку в войне победа – не более чем способ ее закончить; мир есть конец, и если победа приводит к катастрофическому миру, тогда политически войну можно считать проигранной. Победа любой ценой – стратегический обман.
Спустя год, когда британскому правительству стало очевидно, что вторжение Гитлера в Россию весьма непопулярно в Германии и встречает сильное сопротивление в генеральном штабе, оно посчитало, что не может быть момента благоприятнее, чтобы одержать победу и поддержать антигитлеровские фракции Германии. Это должно было привести к укреплению внутреннего фронта сопротивления, который тщетно пыталось уничтожить гестапо в концентрационных лагерях.
В 9 часов вечера того дня, когда Гитлер вторгся в Россию, в обращении к английскому народу мистер Черчилль сказал: «У нас лишь одна цель и одно непреодолимое стремление. Мы твердо решились уничтожить Гитлера и любое проявление нацистского режима… Мы не пойдем ни на какие переговоры ни с Гитлером, ни с кем-либо из его шайки… Любой человек или государство, которое борется против нацизма, получит нашу помощь. Каждый, кто выступает вместе с Гитлером, наш враг – такова наша политика. Из этого следует, что мы будем оказывать любую возможную помощь России и ее народу» (там же. Т. III. С. 332).
Почему же тогда мистер Черчилль не поступал в полном соответствии с этой декларацией? Если каждый человек, который выступает против Гитлера, был союзником, почему же он не поддержал всеми возможными средствами антигитлеровскую «пятую колонну» в Германии, как, несомненно, поступил бы на его месте Александр? Очевидный ответ состоит в том, что он был настолько ослеплен огнем и дымом своей воинственной пропаганды, что просто не видел внутреннего фронта сопротивления Германии, он выказал ту же слепоту, что и Гитлер, когда тот отказался поддержать людей, настроенных против Сталина в СССР.
В Германии эту опасность ясно видел доктор Геббельс, который выступал против безумной политики Гитлера в отношении России; в своем дневнике он написал: «Если бы я был на стороне врага, я бы с первого дня воспринял лозунг борьбы против нацизма, а не против немецкого народа. Так начал Чемберлен в первый день войны, но, слава тебе господи, англичане не пошли этим путем. Немецкий народ должен оставаться в убеждении – как подтверждают и факты, – что эта война касается их собственных жизней и возможностей развития нации, и они должны сражаться изо всех сил» (Дневники Геббельса. 1948. С. 102).
Из – за этой близорукой политики возмездие постигло союзные державы. 22 января 1943 г. лидеры двух главных антигитлеровских фракций – те, кто хотели убрать Гитлера, и те, кто хотели подчинить его решениям Генерального штаба, – встретились в Берлине, чтобы выяснить свои позиции. На следующий день, прежде чем они пришли к взаимопониманию, из Касабланки прозвучал призыв Рузвельта и Черчилля к безоговорочной капитуляции. «Эта формулировка, – говорит Гёрлитц, – похоронила все надежды, которые могли вылиться в «теневой кабинет» или принять форму оппозиции в Генеральном штабе, так, чтобы их враги могли вести переговоры с «разумным» правительством» (Немецкий генеральный штаб. С. 430).
Что последовало за этими двумя судьбоносными словами? Ответ прост: поскольку Гитлер и все, кто его поддерживал, не стали бы безоговорочно капитулировать, чтобы не быть уничтоженными, а его оппонентам внутри Германии были подрезаны крылья отказом западных держав признать их, все население Германии откликнулось на отчаянный призыв Гитлера, как в свое время откликнулось население России на призыв Сталина. Это означало, что война будет продолжаться неопределенное время, что сотни тысяч убитых и раненых должны пополнить списки потерь, что масса немецких городов будет уничтожена и что стратегический вакуум будет создан в Восточной и Центральной Европе, который заполнит Советская Россия.
