Александр Боханов - Царь Алексей Михайлович
Пресловутая «европеизация», к которой стремились многие представители элитарных слоев, на практике означала дехристианизацию и расцерковление. Русский провидец святитель Феофан Затворник (Говоров, 1815–1894) с болью душевной восклицал: «Западом и наказывал и накажет нас Господь, а нам в толк не берется»[530]. Святитель Феофан оказался одним из многих православных мыслителей, кто видел губительный для России ход времен, кто предугадывал, что надежды на будущее нет, пока между социальными «верхами» и «низами» зияет духовная пропасть, как казалось, непреодолимая. Русское Православное Царство приговорено было суетой людской к забвению и погибели.
Совершенно неожиданно, что абсолютно противоречило всем теориям «о поступательном прогрессе истории», отблеск Московского Царства явился миру в век железных дорог, телефона и телеграфа. Олицетворением этого мироявления стал Последний Царь Николай II (1868–1918) и Его Семья. Эти люди Своей жизнью и смертью выразили такую полноту религиозного чувства, которое не только было давно неведомо людям из «прогрессивной» Европы, но и позабыто многими в России.
И совсем не случайно, что Николай II, чтивший всех своих предков, отдавал особое предпочтение именно Царю Алексею Михайловичу[531]. Он никогда никому не объяснил причину симпатии, но нетрудно предположить, почему она возникла. Дух Православного Царства, его полнота и сокровенный смысл — ярче и глубже всего раскрывались как раз в той давней эпохе, после которой прошли два с лишним века. Но времени не существует там, где властвует Бог, где трепещет живое чувство Христапреданности; там только — Вечность…
Конечно, Последний Царь не мог изменить весь имперский миропорядок, установленный его предками. Государственный чин, придворный протокол и имперские традиции должны были соблюдаться и соблюдались безукоризненно. Однако по складу своей натуры, по строю мыслей, представлений и чувств Николай II являлся традиционным русским человеком, верным историческим заветам и преданиям. Блестяще, по-европейски образованный, в совершенстве владея мастерском светского политеса, Он в первую очередь являлся православным человеком, столь же искренне преданным Вере, как и его далекий коронованный предок Алексей Михайлович.
Потому Он и Его Супруга Александра Федоровна так хорошо, легко и надежно чувствовали себя в храме, среди «народа православного». Это был их мир, их среда. И когда Последний Царь легко и непринужденно общался с простыми монахами, крестьянами, солдатами или матросами, шел с ними в многокилометровом паломническом ходе, как то, например, случилось в 1903 году, во время прославления Серафима Саровского[532], христосовался с сотнями караульных в дни пасхальные[533], то это являлось выражением непоказного, внутреннего душевно-духовного единения Царя и народа.
Когда Царица Александра Федоровна (1872–1918) с началом Первой мировой войны в 1914 году вместе со старшими Дочерьми — Великими княжнами Ольгой и Татьяной — пошла служить операционной медсестрой в госпиталь, ассистировала при операциях, промывала и бинтовала страшные раны солдат и низших офицеров, служила потом при них сиделкой, то она и не думала ни о какой «рекламе», ни о каком «величии сана». Туда рвалась Ее душа — помогать бедным и страждущим. Когда-то, на заре христианской истории, один из первых апологетов новой веры Тертуллиан (ок. 150 — ок. 220) заключил: душа человеческая по природе своей христианка[534]. Эта вневременная формула так замечательно ярко проявилась и раскрылась в России в образах Николая II и Александры Федоровны[535].
Конечно, во времена Московского Царства, не говоря уже о почти двух веках имперской истории, царицы ничего подобного не являли. Ни первая супруга Алексея Михайловича Мария, ни вторая — Наталья, солдатские раны не обмывали и сиделками не служили. При господствующем патриархальном укладе не было того заведено; женщина вообще не имела права прикасаться к посторонним мужчинам. Но они делали то, что и должны были делать в годины военных ненастий: каждодневно молились за супруга, за Русь и за воинство, прося Всевышнего милости и победы Земле Русской.
Последние Царь и Царица были нравственно совершенны, так как всегда и во всем старались руководствоваться заповедями Спасителя. Потому мудростью церковного мира они и были прославлены в чине Страстотерпцев, т. е. людей, отдавших жизнь за Иисуса Христа и Его Церковь. Ни один Царь за века существования Царской России не был удостоен чести стать Угодником Божиим. И только Последние Царь и Царица в XX веке, в эпоху цинизма, рационализма и атеизма, смогли явить миру великое чудо Богопреданности. Этот несказанный феномен имеет всемирное звучание.
Потому уж скоро минет сто лет, как беснуются духовно невежественные, но шумные толпы хулителей и очернителей Царственных Страстотерпцев. В этом неблагом деле упражнялись все, кому не лень. И чего же добились? По крупному счету — ничего. Изданы библиотеки сочинений об «ужасах царизма», сняты многие фильмы, поставлены спектакли на ту же тему. Имена авторов подобной исторически низкопробной продукции, как и сами эти «творения», давно преданы забвению, а Царские Лики сияют на иконах в православных храмах и обителях во всех уголках мира. Им с трепетом душевным молятся миллионы — за себя, за своих близких, за Россию, за род человеческий.
Трудно надеяться на то, что антицарские беснования утихнут. Ведь существам из мира бездуховной тьмы невозможно ощутить и принять немеркнущий Свет Христа, который несут миру Его Угодники.
Что бы там ни писали сочинители и ни кричали с телеэкранов различные «знатоки Февральской революции» 1917 года, но тогда произошел фактически придворный переворот, приведший к всеобщему краху. Приближенные Самодержца, как военные так и штатские, отражая настроения «высших слоев», условно говоря, 2–3 процентов «прочно европеизированного» населения, отстранили от власти Помазанника Божия, самонадеянно полагая, что выражают «чаяния всей России». До сего дня распространенные в историографии, просто ритуальные утверждения о том, что якобы «вся страна» в 1917 году желала «свержения Самодержавия» — только революционная пропагандистская фальшивка. И не более того.
Кучка дехристианизированных краснобаев, авантюристов, глупцов и безумцев покусились на незыблемый канон христианского мироустроения. «Кругом измена и трусость и обман», — записал Государь в дневнике, когда под напором неодолимых окружающих обстоятельств 2 марта 1917 года сложил с себя имперские властные прерогативы[536]. Эти слова — историческая эпитафия Петровской Империи, взрастившей поколения «русских европейцев», не умевших понимать Россию, ее вековые принципы и основы, ее исторический дух.
