Рудольф Баландин - Михаил Ломоносов
Катон, в отличие от Анакреонта, избрал себе трудную судьбу. То, что его усилия оказались тщетными, не значит, будто «коллективная ценность» (что бы это значило?) его жизни равна нулю. Это относится к Анакреонту, который заботился только о себе. С Катоном ситуация прямо противоположная.
О нем можно сказать словами Федора Тютчева (1850):
Пускай Олимпийцы завистливым оком
Глядят на борьбу непреклонных сердец.
Кто, ратуя, пал, побежденный лишь Роком,
Тот вырвал из рук их победный венец.
И у Анакреонта, и у Катона своя правда. Но в первом случае это правда обывателя, во втором — героя. Неужели между ними нет разницы?! Память о беззаботном поэте отличается от посмертной славы героя. Ломоносов в первом же своем ответе без обиняков признался: Героев славой вечной / Я больше восхищен.
Неужели он изменил свое мнение? Обратимся к последнему стихотворению цикла. Анакреонт предлагает лучшему мастеру написать портрет любимой. Воздав должное ее прелестям, поэт заключает:
Надевай же платье ало
И не тщись всю грудь закрыть,
Чтоб, ее увидев мало,
И о прочем рассудить.
Что на это ответишь? Ломоносов отмечает одну важную деталь:
Ты счастлив сею красотою
И мастером, Анакреон,
Но счастливей ты собою
Через приятной лиры звон…
Многолика любовь. Обращенная к возлюбленной, она может оказаться упоением самим собою, стремлением удовлетворить свою похоть. Такова разновидность любви к самому себе.
Анакреонт привык услаждать себя. Его мир, ограниченный тесными рамками собственной личности, превращен в маленький уютный мирок. Таков один из способов существования.
Ломоносову тесно, скудно, неуютно в этой скорлупе. Он просит живописца изобразить «возлюбленную Мать», свою Родину. Величественный образ России вдохновляет поэта-ученого:
Огонь вложи в небесны очи
Горящих звезд в средине ночи,
И брови выведи дугой,
Что кажет после туч покой…
Одень, одень ее в порфиру,
Дай скипетр, возложи венец,
Как должно ей законы миру
И распрям предписать конец…
Мир и согласие призвана предписать миру Россия. Чувства и мысли Ломоносова не замыкаются и в пределах любимой Родины. Он воспринимает весь мир как единое целое.
Сопричастность Отечеству и народу, чувство кровной связи с этими таинственными великанами, доступными лишь умственному взору, — нечто мистическое, вне рационального объяснения. Как писал наш выдающийся мыслитель отец Сергий Булгаков: «Родина есть священная тайна каждого человека, так же как и его рождение. Такими же таинственными неисследимыми связями, которыми соединяется она через лоно матери со своими предками и прикрепляется ко всему человеческому древу, он связан через Родину и с матерью-землей, и со всем Божиим творением. Человек существует в человечестве и природе… Нужно особое проникновение, и, может быть, наиболее трудное и глубокое, чтобы познать самого себя в своей природной индивидуальности, уметь полюбить свое, род и Родину, постигнуть в ней самого себя, узнать в ней свой образ Божий».
Николай Гоголь в статье о существе и особенности русской поэзии сказал о Ломоносове: «Всякое прикосновение к любезной сердцу его России… исполняет его силы чудотворной». Совершенно верно!
В беседе с Анакреонтом Михаил Васильевич показал две жизненных установки. О них в XX веке писал наш поэт-философ Максимилиан Волошин:
Лишь два пути раскрыты для существ
Застигнутых в капканах равновесья:
Путь мятежа и путь приспособленья.
Мятеж — безумие; законы
Природы неизменны. Но в борьбе
За правду невозможного безумец
Пресуществляет самого себя.
А приспособившийся замирает
На пройденной ступени…
Какой избрать путь? Каждый делает выбор сам. Единственное, что следует знать: приспособление неизбежно влечет за собой сползание вниз, под уклон — деградацию.
Подъем опасен и труден. Но с каждым шагом преодоления раскрываются все более широкие горизонты. Человек открывает мир и самого себя, становится сильнее, мужественнее, умнее. И так — из века в век — для каждого разумного существа.
Настало время новых мятежей
И катастроф: падений и безумий.
Благоразумным: «Возвратитесь в стадо!»
Мятежнику: «Преодолей себя!»
Если человек сотворен по образу и подобию Бога, или, говоря иначе, создан творящей Природой, Богоматерией (биосферой, пронизанной солнечной энергией), то ему изначально предназначено быть творцом. Но есть у каждого свобода воли, а потому и возможность отречься от этого предначертания.
Ломоносов сделал свой выбор. Сильно заблуждаются те, кто подумал, будто для него были равноценны принципы жизни Анакреонта и Катона. Один жил только для себя, другой был готов отдать жизнь за Родину. Один — обыватель, другой — герой.
Петр Яковлевич Чаадаев писал: «Прекрасная вещь — любовь к Отечеству, но есть еще нечто более прекрасное — это любовь к истине. Любовь к Отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества. Любовь к Родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения, приближает людей к божеству».
Верно сказано. Добавлю: Михаил Васильевич Ломоносов достойно прошел свой славный, трудный и счастливый жизненный путь, руководствуясь любовью к Отечеству, сыновней преданностью своему народу, чувством единства с Природой, неутолимой жаждой познания и стремлением к истине.
ПРИЛОЖЕНИЯ
I. ПО ХИМИИ.
1) Прежде его бывшие профессоры химии не имели попечения о выстройке Лаборатории и не делали никаких опытов, а он исходатайствовал от Кабинета сумму и построил своим старанием при Академии казенную Лабораторию.
2) Читал в ней студентам химические лекции, показывая опыты.
3) Делал насылаемые из разных команд химические пробы металлов, солей, красок и других вещей.
4) Изыскал фарфоровые составы.
5) Делал опыты разных красок для употребления, а больше для теории цветов, которым сделал новую систему.
6) Изобрел все составы к мозаичному делу, для чего сделал больше четырех тысяч опытов, коих не токмо рецепты сочинял, но и материалы своими руками по большей части развешивал и в печь ставил, несмотря на бывшую тогда жестокую ножную болезнь. И сверх сего мозаичное художество, как делать из оных составов картины живописные, великими и неусыпными трудами привел в совершенство, против римского, чего там больше двухсот лет доходили.
