Эйми Уоллес - Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой
И что означало для женщины-нагваля иметь наперсницу в мире, где признания запрещались? Что происходит, когда болезнь разрушает авторитет нагваля?
Несколько раз в неделю мне приходилось красться по темному переулку к Муни, чтобы пойти посидеть с ней в китайском ресторане. Она настаивала, чтобы мы прятались, иначе Клод увидит нас и с ней случится припадок ревности. Мы садились в темную машину, шутили и смеялись, а запотевшие окна скрывали нас.
— Почему ты думаешь, что Клод и Фифи позволяют себе такие дурные поступки? — рискнула спросить я.
— О, он любит их абсолютный эгоизм и холодность, это возбуждает его!
Ее слова звучали уныло, как слова автора Правил. Я постигала тайну вкусов Карлоса. Моя страсть возбуждала его, но и отказ тоже. Мое место было где-то между ледяными девами и трутнями. Я поделилась этой догадкой с другом, не входящим во внутренний круг, которому посчастливилось остаться свободным и все же находиться достаточно близко к нему.
— Ах, — рассмеялся он, — ты всегда была далека от Карлоса. Тебе только кажется, что ты не замечаешь этого. Разве ты не захотела купить свой собственный дом, вместо того чтобы ждать, когда он поселит тебя у себя, как он делал с другими женщинами? Ты привела Карлоса в ярость, когда без его разрешения нашла свою первую квартиру в Лос-Анджелесе, и не ждала, что он выберет тебе соседа. Помнишь, ты сама решила поехать в Европу, а он не пускал тебя в свою спальню до тех пор, пока ты не нашла в Англии магические стилеты, чтобы «повторно открыть дверь»? И разве не ты рассказывала мне, что отказалась юридически оформить перемену своего имени на Эллис Финнеган?
— Ты же знаешь, это был бы идиотский ход. Эйми Уоллес издала тринадцать книг! Кроме того…
— И сколько раз Карлос велел тебе сделать это?
— По крайней мере, дюжину, но…
— И ты говорила «нет»?
— Конечно. Я сказала ему, что это не обсуждается.
— Обвинение изложило факты, ваша честь.
На этой же неделе мы с Ридли встретились снова, Мы больше не говорили о Муни, а снова занимались любовью и делились своими воспоминаниями, сомнениями, тайными ранами и желаниями. Я еще раз убедилась, что разрешение объединяться в пары внутри группы представляло серьезную опасность для власти Карлоса. Близость порождает нежность, объединение рождает силу, способную нарушить — даже сломать — иерархическую структуру Карлоса.
Мы с Ридли провели прекрасную, нежную ночь, едва ли предполагая, что течение нашей повседневной жизни — какой бы легкомысленной она ни была, но она была, несмотря ни на что, нашей, — скоро нарушится самым плачевным образом.
глава 37
АСТРИД СЖИГАЕТ СВОЕ ПРОШЛОЕ
Один лишь ласковый поцелуй, и мы разлучимся,
Одно лишь «прощай навсегда».
Роберт Бернс «Поцелуй»
Вскоре наши с Муни роли затрещали по швам. Кто был «мамой», кто «дочкой»? Кто был «учителем», кто «учеником»? Были ли мы друзьями, ровней, ведьмами? Могла ли женщина-нагваль иметь доверенное лицо в мире, где доверие было запрещено? Что произойдет с нами, когда болезнь уничтожит власть нагваля?
До сих пор ведьмы не говорили мне, насколько болен Карлос, но теперь они делали пугающие, жуткие намеки, указывающие на его неминуемую смерть.
Флоринда говорила: «Он плох, Эллис, очень плох, может быть, он протянет год, может быть, только неделю».
Однажды, оставив Карлоса спящим, Муни обратилась ко мне с ужасной просьбой: «Эллис, я не хочу уходить вместе с ним. Только ты и Гвидо достаточно сильны, чтобы удержать меня здесь, быть моим якорем. В вас много жизненной силы, мне нужна ваша ци, вы мне нужны. Вы — стропила, поддерживающие всю конструкцию. Вы меня удерживаете, чтобы я не сошла с ума. И если вы не поддержите меня до конца, все рухнет. Поэтому вам придется делать вид, будто все они важны!
Продолжать все им отдавать, — это защитит меня от безумия, а то они высасывают меня до дна… Не допустите, чтобы этот конец ничего не означал. Поможет ли ваше намерение мне остаться?»
Я согласилась утвердиться в намерении, как научил меня Карлос. И наедине громко разговаривала с Духом, прося его удержать женщину-нагваля на земле и добавить ей моих сил. Я знала, что вступаю в противоречие с желанием Флоринды. И это пугало меня, — у меня не получалось угодить моим воюющим «родителям». Флоринда Доннер была непостоянна, я рисковала потерять ее любовь.
Однако она не просила меня разделить с ней смерть или жизнь, и мой инстинкт выживания победил.
Муни была одна и не собиралась бросать меня. Как высказалась Зуна: «Если Муни уйдет, то это будет так плохо, что хоть ложись и помирай». Через несколько дней после признания Муни Флоринда позвонила — теперь она стала более настойчивой и очень торопилась:
— Можно Астрид придет и сожжет свои бумаги у тебя в камине?
— Конечно.
Все это было зловещим предзнаменованием. Мои страхи подтвердились, — Астрид пришла всего через несколько минут. — Бумагорезкой получается так медленно, — объяснила она. — Большое тебе спасибо. — Ее глаза были задумчивы, я никогда не видела у нее такого взгляда — в них читалась ностальгия вместо неумолимого чувства долга.
Я увидела, что у нее только одна сумка и подвела ее к маленькому камину в спальне. Помогая ей бросать бумаги в огонь, я видела гранки книг Карлоса, личные бумаги Астрид: стихи, рисунки и дневник.
— Это было нужно для моих занятий перепросмотром, — пояснила она. Я увидела горящие слова «…я опять беременна, как это могло случиться…», «…что я буду делать… я хочу покончить с собой… опять аборт?»
— Астрид, как ты думаешь, что сейчас происходит?
— Я точно знаю, что делать, — она смотрела на меня своим открытым ясным взглядом. — Если я не уйду с ним, обязательно сделаю то, что должна. Для нас с тобой уже слишком поздно оставаться в мире… Думаю, что ты правильно поняла, что я имею в виду. Нам уже давно слишком поздно.
— Ну… Муни попросила меня и Гвидо помочь ей остаться. Я дала ей слово, Астрид…
Она понимающе кивнула:
— Да, я что-то слышала об этом. Нагвалю все равно, так или этак. Тайша тоже спокойна на этот счет. Но Флоринда растеряна. Она не согласна и хочет, чтобы Муни ушла.
Астрид смотрела на гаснущее пламя. — Я не возражаю, — сказала она, — Но я боюсь, что будут самоубийства, ты понимаешь? Среди нас, может быть, среди них… Мы сказали нагвалю, что это нас очень волнует. Он спросил «Что?!», как будто не понял, о чем мы говорим!
