Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001
«Царь-рыба» начинается с четвёртого номера и должна идти в трёх номерах.
В Москве слышал, что Юра Куранов думает о переезде в Москву. Считаю, что это для него целесообразно более чем для кого-либо, с условием, что он сохранит избу в Глубоком.
Марья моя Семёновна ездила на 12 дней в Индию туристом, но я так отупел, что и не послушал её многообильных впечатлений. Вот всё, что пока я в состоянии написать. Кланяюсь жене твоей, дитю. Желаю всего наилучшего.
Виктор Петрович
5 марта 1976
(Е.И.Носову)
Дорогой Женя
Как мы расстались под звон медалей, так с тех пор ни слуху, ни духу.
Я почти месяц был в Москве, сдавал в «Наш современник» повесть и в «Молодую гвардию» книгу. Очень устал и подпростудил лёгкие. Наш хитромудрый Серёга [С. В. Викулов, редактор журнала «Наш современник». — Сост.] добавил мне головной боли. В письме не хочу писать, но если он выкинет ещё такой же пируэт по отношению ко мне, я и его, и журнал этот выкину куда подальше. Из «Молодой гвардии» мне сообщили, что ты до се не прислал книжки на расклейку. Ты что, хвораешь или забыл, но ведь книжка-то должна выйти уже в нынешнем году. Тебе боятся лишний раз напоминать и надоедать, а сроки поджимают. Расклейку сделают в издательстве, и стоить это тебе будет рублей 18-20, так что сам себя и семейство своё клеем намажь.
Женя, я числа 20—25-го улечу в Туркмению с Марьей, греть свои превшие лёгкие, а после безвылазно, вплоть до съезда, буду в деревне, так что приезжай погреться на нашем незнойном солнышке, подёргать окунишек да сорожонку, которая ещё не выдохла. Если брюхо болит — наладим диетой: молоко в селе замечательное, птичек тебе настреляю. Приезжай обязательно, а то так и не увидимся до съезда. Привет твоим. Твой Виктор
4 апреля 1976 г.
Вологда
(В.Я.Курбатову)
Дорогой Валя!
Я сейчас только вернулся из Ашхабада, где маленько погрел свои лёгкие. Ну и, конечно, дел у меня накопилось, даже не мог за всю зиму вырваться в Сиблу.
Жду третий кусок «Царь-рыбы» (гранки). А ещё литом не благословлён и второй. Книга идёт со скрипом, немалым приходится попускаться во имя главного. Слава богу, в первом куске удалось сохранить и суть, и первозданность. Как-то будет дальше? Прошла премьера моей первой пьесы в театре Ермоловой [драма в двух актах «Черёмуха», режиссёр В. Андреев. — Сост.]. Спектакль идёт хорошо, среди вымученной и замученной словодрисни, которой затопили евреи сушу, моё неумелое, но русским языком написанное драмо-представление вдруг сделалось «откровением» для театральной публики. Сейчас спектакль готовится в Вологде. А я готовлюсь уехать в Сиблу, отдохнуть как следует и продолжить «Поклон» — четыре последние главы, две из которых почти написаны, а две ещё и не начаты. Буду завершать мою давнюю работу и расставаться навсегда с темой Сибири и детства и целиком переходить на поле брани. Надо, пока не поздно, написать всё же «свою войну». Никто её за меня не напишет.
А Женя Городецкий голову морочит тебе и себе — лучшие фотографии с меня сделал он на Нижней Тунгуске, вот пусть одну из них и пожертвует (одна там есть просто блеск — я весь облеплен комарами, в штормовке, лицо объеденное, чуть таёжное). А портрет, о котором ты говоришь, в пересъёмке выглядит совершенно чёрным, в цвете же они его не дадут.
Ну, дай бог удачи! Через 5—10 дней я стану дедом! Дома большое напряжение. Дочь ходит тяжело, последнее время сильно отекает.
Поклон от М. С. тебе и твоему разросшемуся семейству. Кланяюсь. Курановым поклон. Виктор Петрович
17 апреля 1976 г.
Вологда
(В.Я.Курбатову)
Дорогой Валентин!
Прими поздравления с весной и Победой! Здоровья и благополучия твоей семье!
А я позавчера стал дедом — Ирина подарила мне внука. Рожала тяжело, но всё уже позади, как сама пишет. Сам я в больнице — воспаление лёгких снова, но уже поправляюсь. Думаю в середине мая поехать в деревню.
Городецкий пишет, что заканчивает редактуру твоей книги, и хвалит тебя, но говорит, «шибко умно и мудрёно выражается Курбатов — борюсь!» А я думаю: зачем же тогда Курбатова столь учили, да сам он сколько книг прочитал, ажник голова 68-го размера сделалась.
А с избушкой, Валентин, я пока ничего не знаю. Хозяин её, Женя Капустин, приедет в середине мая и оставит кого или нет — неведомо. У нас же ныне тьма народу собирается, и я уж намечаю уголок — куда скрыться. Есть у меня такой на Урале, в селе Быковка. Позднее я напишу тебе, что и как, а пока низко кланяюсь, обнимаю и желаю всего хорошего. Твой Виктор Петрович
Апрель 1976
(В.Г.Распутину)
Дорогой Валентин!
Из далекой и сырой Вологды шлю тебе привет и поздравления с праздником весны и Победы! Желаю доброго здоровья тебе, ребятишкам твоим и всем близким, да чтоб повесть у тебя благополучно завершилась и комитет по охране гостайн не терзал её так, как терзает сейчас мою «Царь-рыбу», а я в больнице лежу. И самое им время надо мной издеваться и доводить до того, чтоб проклял я и себя, и эту зае... литературу. В больнице я с воспалением лёгких — болезнь дежурная и мне уже привычная. Есть и радость немалая — появился на свет мой внук, и я его буду пороть три раза на день и приговаривать: «Не пиши! Не пиши! Не пиши!»
Слышал я, что был ты у святых мощей, приложился к святому — Леонову. Я к нему не хочу идти, боюсь, что разговор наш кончится матюками — это они, литературные дворяне и баре, предали всё и вся, и нам теперь приходится работать с кляпом во рту и с завязанными глазами и руками. Как ещё и работаем? Часто удивляюсь! Как не посходили с ума, не спились с отчаяния — видно, шкура крепкая и душа до того избита. Скорее бы в деревню! Единственное место, где я ещё чувствую себя человеком и входит в меня успокоение и наслаждение одиночеством. Обнимаю, Виктор Петрович.
14 июня 1976 г.
Сибла
(В.Я.Курбатову)
Дорогой Валентин!
Я после больницы вот уже больше месяца в Быковке (описался!) в Сибле! Но всё недомогаю, долгое время даже читать не мог, погода меня измучила — бесконечные дожди, холод. Мария Семёновна занята в городе внуком, наезжает сюда на денек-другой, но вот и дороги размыло, и всё уже кругом плывёт, река вышла из берегов, в деревню уже въехать невозможно, так днями буду выбираться в город. Надо потихоньку складывать чемодан, ехать на съезд писателей, да и дел скопилось много.
«Царь-рыба» моя подошла к концу в печатании в журнале, потери в повести огромны, особенно досталось второму куску в пятом номере [Наш современник. 1976. № 4, 5, 6. — Сост.]. Много нервов, много сил взяла эта «редактура», на душе было горько и пусто, недоумение брало — уж если это режут и порют, то что же тогда будет, если поплотнее навалиться на то, что называется правдой? Страшна она, матушка, ох страшна! Вот и не подпускают, ведут отстрел с упреждением.
