Дмитрий Донской - Борисов Николай Сергеевич

Неведомая сила

Средневековая история редко обходится без проявлений чудесной силы. Действует такая сила и в «Повести о Митяе». Уже в ранней ее редакции рассказывается о загадочном явлении, последовавшем за смертью фаворита:

«Неции же поведаша, яко корабле тъи стояше на едином месте и не поступаа с места ни тамо, ни семо, а инии мнози корабли плаваху мимо его, минующе семо и овамо. И вложиша Митяя в варку, еже есть в меншее судно и привезоша его мертваго в Галату, и ту погребен бысть» (43, 129).

Вторая редакция «Повести» представляет этот эпизод с некоторыми существенными отличиями:

«Поведаху же тамо бывшеи на корабли том, и глаголаху: егда разболеся Митяй, тогда корабль той стояше на едином месте, ни поступя ни семо ни овамо, а инии мнози корабли миноваху его сюду и овоуду. Вложше же Митяя в раку умертваго, и везше в Галату погребоша его» (39, 31).

Итак, согласно второй редакции, рассказ записан со слов очевидца событий, находившегося на корабле. Другое отличие — время внезапной остановки корабля. В первой редакции это случилось после кончины Митяя, во второй — во время его предсмертной болезни.

Третья редакция «Повести о Митяе» почти дословно воспроизводит здесь текст первой редакции.

Таким образом, этот сюжет по каким-то причинам казался важным всем книжникам, работавшим над «Повестью». В первой и второй редакциях он имеет подчиненное значение, оставляя публицистическое поле для главного события — внезапной кончины Митяя. В третьей редакции сюжет приобретает самостоятельное значение и обрастает аллегорическим толкованием. Однако это толкование — как будет показано ниже — восходит к некоторым реалиям злополучного путешествия.

Для дальнейшего рассказа необходимо церковно-историческое пояснение. Согласно средневековым представлениям, тексты Священного Писания имели несколько смыслов: буквальный (исторический), аллегорический, анагогический (высший символический), иносказательный, нравственный и мистический. Следуя этому подходу, древнерусские книжники и в свои рассказы вкладывали несколько смыслов. В данном случае, образ неподвижного корабля с телом Митяя имеет как минимум два смысла.

В буквальном (историческом) смысле — это живая подробность в воспоминаниях участника посольства. Ее реальный смысл можно понимать по-разному.

Первое толкование: «иные корабли», которые сновали туда и сюда, в то время как корабль с послами стоял неподвижно, — это боевые корабли венецианцев и генуэзцев, сражавшиеся друг с другом. «29 сентября, когда, по нашим расчетам, корабль с русским посольством на борту приблизился или приближался к Царьграду, в константинопольских водах произошло сражение флотилий двух итальянских республик», — пишет Г. М. Прохоров. Это сражение было эпизодом династической усобицы — конфликта между императором Иоанном V Палеологом и его старшим сыном Андроником IV. Усобица сопровождалась морскими сражениями, в которых принимали участие корабли венецианцев и генуэзцев. В этой ситуации корабль с русскими послами не мог подойти к городскому причалу и вынужден был несколько дней ожидать на внешнем рейде прекращения боевых действий (270, 87).

Но упоминание о плавающих туда и сюда «иных кораблях» не есть реалистическая деталь (на чем построена приведенная выше схема). Оно необходимо автору «Повести» по чисто литературной причине: без нее читатель не поверит в чудо и быстро найдет естественную причину остановки корабля с русским посольством — безветрие, полный штиль на море.

Предложим более простое буквальное (историческое) понимание этого эпизода. После внезапной кончины Митяя (или во время его внезапной тяжелой болезни) корабль с московскими послами несколько дней стоял на рейде из-за отсутствия единства относительно дальнейших действий. Сходить на берег и отправляться на прием к патриарху имело смысл только после выработки общего плана дальнейших действий, общей «легенды». Споры на эту тему заняли несколько дней. В то время как бояре препирались с иерархами, рядовые участники посольства с тоской смотрели на неподвижное море и сияющий вдалеке великий город.

Назовем и еще одну вполне возможную и естественную причину остановки. Владельцы корабля, перевозившего послов, имели определенные денежные договоренности с Митяем как главной фигурой посольства. С кончиной Митяя и русские, и генуэзцы попытались изменить эти договоренности в свою сторону. В результате корабельщики отказались плыть дальше, пока не будут приняты их условия.

Наконец, причиной стоянки мог быть карантин для кораблей, прибывавших из районов, где гуляла чума. Северное Причерноморье в 70-е годы XIV века было именно таким районом. Наличие на корабле только что умершего по непонятной причине человека усиливало опасения византийцев.

Судя по тому, что стоянка эта запомнилась автору «Повести», она была долгой, томительной и непонятной для рядовых членов посольства. Корабль словно держала на месте неведомая сила.

У корабельщиков был сильный аргумент в денежных спорах с московскими послами: тело Митяя стало разлагаться, издавая невыносимый запах. На корабле не было ни льда, чтобы его заморозить, ни дубового гроба и смолы, чтобы его засмолить. Похоронить усопшего фаворита в море, утопив тело в парусиновом мешке, послы не решались, опасаясь гнева великого князя Дмитрия Ивановича. Наконец обе стороны не вынесли этого испытания и пришли к договоренности по спорным вопросам. После этого корабельщики дали послам лодку («барку»), на которой тело Митяя спешно отвезли на ближайшую сушу — северный пригород Константинополя генуэзскую Галату — и там предали земле. Когда провожавшие Митяя в последний путь клирики и бояре вернулись на корабль, он тотчас снялся с якоря и двинулся в порт.

Таково могло быть буквальное (историческое) содержание этого эпизода. Однако эти несколько дней ожидания на константинопольском рейде были вписаны книжником в «Повесть о Митяе» не только как историческая подробность, но и как проявление некой мистической силы. Провидение не допускало Митяя в Константинополь ни живым, ни мертвым. Корабль с мертвецом неподвижно стоял среди снующих туда и сюда «живых» судов. Привыкшие всему искать прообразы в Священном Писании книжники быстро нашли аллегорический смысл происходящего.

Третья редакция «Повести о Митяе» (Никоновская летопись) содержит интересное рассуждение на сей счет.

«Неции же поведаша, яко корабль той стояше на едином месте и не поступаа с места, ни семо, ни тамо, а инии мнози корабли плаваху мимо его семо и авамо, и един той люте томим, аки Ионы ради. Егда бо тогда Иона в корабли, море волняшеся и корабль потопляшеся; егда же Иону в море ввергоша, и море преста от влънениа и корабль свободися от потоплениа; сице же и ныне: егда Митяй бе в корабле, море не даше постулата кораблю; егда же Митяа выняша из корабля, и корабль свободися и хожаше, аможе хотяше. И вложиша Митяа в варку, иже есть в меншее судно, и привезоша его мертва в Галату, тамо же и погребен бысть» (42, 39).

Итак, создатель третьей редакции «Повести» счел возможным увидеть прообраз сюжета о «неподвижном корабле» в истории библейского пророка Ионы — одного из двенадцати так называемых «малых пророков». Действительно, в библейской истории пророка Ионы содержится целый ряд образов и ситуаций, имеющих аналогии в «деле Митяя». Пророк Иона вопреки Божьему повелению проповедовать в Ниневии плывет на корабле в Фарсис. На море поднимается буря и кораблю грозит гибель. Корабельщики догадываются, что эта буря — проявление гнева Божьего на кого-то из находящихся на корабле. Жребий падает на Иону. Его бросают за борт — и буря тотчас стихает. Корабль, освободившись от грешника, благополучно продолжает свой путь. Но Божий промысел и далее следует своему таинственному пути. Пророк Иона не утонул, а был проглочен огромной рыбой, во чреве которой провел три дня. Бог услышал его молитвы. Рыба выбросила Иону живым и невредимым на берег. После этого приключения он вновь узнал волю Божью — идти возвещать скорую гибель городу Ниневии — и на сей раз исполнил ее без ослушания.