Василий Минаков - Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика)
— Сегодня у нас страховочка, — кивнул Жуковец на огромную мину, висящую под фюзеляжем. — Вернуться же с ней нельзя. Не сядешь. И сбросить куда попало — слишком накладно. Небесная канцелярия это должна учесть, какие бы бюрократы там ни сидели...
Привычный уже тысячекилометровый ночной полет. Снижаемся до ста метров, идем над Дунаем. Небесная канцелярия оказалась на высоте, видимость прекрасная. Снижаемся до пятидесяти, сбрасываем мину.
Берем курс на Меджидию. На освещенной, как в лучшие довоенные времена, железнодорожной станции — [372] эшелон. Сбрасываем на него бомбы, свет моментально гаснет по всей округе. Этого нам и надо. Уходим в сторону, сбрасываем на кукурузное поле разведчика. Убеждаемся, что парашют раскрылся, желаем в душе отважному парню успехов. Всё!
Оказалось, что не совсем.
Через несколько дней нас вызвал представитель разведывательного отдела. Стал подробно расспрашивать, где мы произвели сброс. Пришлось со всей тщательностью описать место, перечислить характерные ориентиры. Потом нас еще дважды приглашали на подобные разговоры.
Как после выяснилось, дело было в том, что по какой-то причине разведчик не мог выйти на связь в течение двух месяцев. Командование, возлагавшее на него большие надежды, естественно, было обеспокоено. Затем все наладилось. Отважный «фельдфебель» установил прочную связь с разведотделом флота и до конца боевых действий на Черном море передавал из Констанцы ценнейшие сведения — о времени выхода конвоев противника из порта, об их составе...
* * *
В разведсводках все чаще отмечалось сосредоточение плавсредств противника у севастопольских причалов. К порту то и дело подходили железнодорожные составы, колонны автомашин. Враг эвакуировал из Крыма свои долговременные склады с военным снаряжением, вывозил награбленное добро.
24 сентября нам стало известно: командование авиадивизии приняло решение нанести мощный дневной бомбоудар по кораблям и судам противника в Севастопольском порту. Был разработан план звездного налета десяти групп бомбардировщиков 5-го гвардейского, 36-го и 40-го авиаполков под прикрытием истребителей 11-го гвардейского авиаполка. В течение двух дней велась тщательная подготовка экипажей и самолетов. [373]
Для дальних бомбардировщиков расстояние до Севастополя составляло лишь половину их тактического радиуса действия. Трудность была с использованием Пе-2. Однако выход был найден. Инженеры полка срочно сконструировали дополнительные бензобаки, которые позволили увеличить запас горючего за счет бомбовой нагрузки.
Решено было идти четверкой и пятеркой самолетов Ил-4, тремя пятерками «бостонов», пятеркой и семеркой Пе-2. Все группы — в строю «клин».
Накануне вылета в эскадрильях прошли партийные собрания. У нас с докладом выступил новый наш комэск капитан Саликов. Николай Дмитриевич пользовался огромным авторитетом не только как командир, но и как отважный и опытный летчик. Имея за плечами более двухсот двадцати вылетов, он не упускал случая лично возглавить группу бомбардировщиков или торпедоносцев. И каждый раз его экипаж выполнял задание с честью. Летчики видели в нем образец воздушного бойца. Соединяя богатейший боевой опыт с глубокими теоретическими познаниями, Саликов умел безошибочно оценить обстановку в воздухе и моментально принять необходимое решение.
По-деловому, точно и кратко он изложил особенности предстоящего удара, обратил внимание на возможные ошибки, указал, как их избежать. Молодые летчики и штурманы ловили каждое его слово: речь шла о чести гвардейцев, об успехе большого дела, об их собственной жизни. Долго еще после собрания они горячо обсуждали между собой советы бывалого командира.
Затем выступил штурман эскадрильи Федор Николаевич Аглотков. Признанный мастер бомбовых и торпедных ударов поделился опытом промера ветра над морем, некоторыми «секретами» безошибочного выхода на цель. [374]
Было что рассказать и таким испытанным воздушным бойцам, как Панов и Некрасов.
Все выступавшие коммунисты заверяли командование и боевых друзей, что выполнят задание с честью.
В полку царило знакомое нам приподнятое боевое настроение, которое всегда предшествовало успеху.
Утром 26 сентября воздушная разведка установила, что в бухтах Севастополя сосредоточены крупный транспорт водоизмещением в восемь тысяч тонн, два танкера, много других судов и кораблей. На берегу — железнодорожные составы с грузом.
Первой поднялась четверка, возглавляемая командиром дивизии полковником Токаревым. В ее числе был и наш самолет. На то была своя причина.
— Ты, Минаков, как я наблюдал, большой мастер по аварийным посадкам, — улыбаясь глазами, сказал перед стартом комдив. — Так вот. Если меня подобьют и я сяду на земле противника, на Качинском аэродроме, садись и ты. Заберешь нас, и улетим перед носом фрицев. Договорились?
Кажется, не шутил. Я-то, по крайней мере, шутить не собирался. Так что этот полет обретал для нашего экипажа еще и особый, почетный смысл.
За нами ушла в воздух пятерка капитана Лобанова. Затем подняли свои группы командиры полков подполковники Ефремов и Корзунов. Собравшись в единый боевой порядок, тридцать шесть бомбардировщиков двинулись к цели. Маршрут им прокладывал знаменитый на флоте майор Петр Ильич Хохлов — флагманский штурман дивизии. В августе 1941 года он первый сбросил бомбы на Берлин.
Воздушную армаду бомбардировщиков сопровождали истребители. Их возглавлял капитан Борис Михайлович Литвинчук из славного 11-го гвардейского, которым командовал подполковник Любимов — «неистовый истребитель», стальной человек. [375]
Иван Степанович Любимов летал с протезом ноги. И лично бил гитлеровцев так, что ему мог позавидовать любой из его питомцев.
С таким прикрытием мы чувствовали себя уверенно.
Показался мыс Фиолент. Сигнал. Истребители ушли вперед. Группы бомбардировщиков разделились, взяли курс к цели. Комдив повел нашу четверку на удар по кораблям в Южной бухте.
Севастополь... День-деньской, видимость отличная. Разрывы буквально облепили нас. Один из снарядов попал в крыло самолета Василия Скробова, летевшего рядом со мной. Срезал всю плоскость. Однокрылый самолет, перевернувшись, стал беспорядочно падать. Выпрыгнул кто-то один...
Штурманы уже сбрасывали бомбы. Комдив резко увеличил обороты, строй растянулся. Я неотступно следовал за ведущим. Скорость вдвое превышала допустимую, машина дрожала, вибрировали плоскости. Еще немного, и самолет развалится...
Но над большим транспортом у причала уже вспыхнуло яркое пламя. Другие группы бомбардировщиков били по танкерам, баржам, катерам, складам, портовым сооружениям, эшелонам. Дым пожаров окутал бухты...
