Г.Гасфорд - СТАРИКИ И БЛЕДНЫЙ БЛУПЕР
Жалкие беженцы сидят на корточках в будках, сооруженных из краденой фанеры, краденого картона и краденого брезента. Но на палубе не так много американских военных, как было в старые плохие времена. С тех пор как оперативная база Кхесань была оставлена, из американцев в этой зоне тактической ответственности бывает лишь персонал небольших гарнизонов при вертолетодромах и базах огневой поддержки.
Следуя за связником, мы идем по деревенскому черному рынку. Здесь энергичные капиталисты, привыкшие говорить быстро и путешествовать налегке, торгуют краденым военным снаряжением и добром из солдатских лавок, разложенным на расстеленных пончо: сухпай, фотоаппараты "Кодак инстаматик", сухие завтраки "Коко-Пафф" и дорогие гонконгские часы, которые отдают оптом по два доллара за дюжину.
Двое арвинских сержантов из армии, девиз которой "грабь давай, опосля повоюем", спорят со старой мамасаной по поводу цены на бронзовую статуэтку буддистской богини милосердия, отлитой из расплавленной гаубичной гильзы. Старая мамасана в этой схватке – как рефери на ринге, она тычет в обоих мужиков маленькими костлявыми кулачками, безостановочно говорит и угрожает им смертельным насилием. Реально крутая курва старая.
Старикан в широкополой шляпе австралийской армии преграждает мне путь. Улыбается беззубыми деснами и хохочет как сумасшедший. Вся шея его покрыта уродливыми шрамами. Сумасшедший смахивает муху с лица и продолжает хохотать, смех его странный и булькающий. Лучше зрителя во всем мире не найдешь, развеселить его легко, но вот глядит он все это время на меня как-то по-особенному, так же, как жители деревни Хоабинь глядели весь первый год моего плена, с той же смесью страха, восторга и желания убить, как будто я и не человек совсем, а какая-то диковинная ядовитая змея.
Сумасшедший протягивает маленького стеклянного Будду и выбрасывает три пальца; тридцать пиастров. Он издает жуткие звуки откуда-то из глубины глотки, как будто пытается заговорить.
Смеющегося сумасшедшего грубо отпихивает удивительно соблазнительная, поразительно сексуальная девчушка-подросток с черной повязкой на глазу. У девчушки стройное тело, но груди уморительно большие. Груди у нее объемные, распухшие, и торчат, выпирая из тела, как носы черных линкоров. Она вся в черном, и на голове ее черная шаль.
За этой красивой девчушкой пристроился, молча и незаметно, маленький мальчуган, который только что научился ходить, крохотным кулачком он вцепился в штанину черных пижамных брюк девчушки, а она таскает его за собой и, похоже, даже не замечает его присутствия.
Девчушка не переставая лопочет на туземном английском. "Ты. Ты. Бум-бум картинка ты? Ты купить. Ты. Ты купить. Ты купить сейчас, о'кей?" Вытаскивает из лифчика грязную книжку с картинками. "Ты купить сейчас". Она перелистывает страницы у меня перед глазами. Фотографии в книжке предоставляют неопровержимые доказательства существования вечной непреходящей любви между женщинами и бандами байкеров, женщинами и женщинами, а также женщинами и животными с датских ферм.
Я мотаю головой и надменно отмахиваюсь от нее – офицер, римский центурион, приказывающий сборищу жителей провинции разойтись. Девушка моей мечты оказалась обычной плоскогрудой шлюхой в лифчике, набитом тихуанскими библиями. Всю жизнь так. "Ди ди, мау лен, – говорю. – Пошла отсюда".
* * *
Наша проводница с бельем на голове приостанавливается перед шалманом Бобра Кливера, всего на мгновение, и идет дальше не оборачиваясь.
При свете дня, когда я не полупьян от горячего пива, шалман выглядит как реально вонючая помойка, пусть и безвкусно яркая и цветастая по сравнению с окружающими его будками беженцев. Шалман представляет собой уродливый дворец из фанеры, добытой из ящиков для военных грузов. Фанера покрыта разноцветным слоем ржавых пивных банок, которые сначала расплющили, а потом приколотили гвоздями с нахлестом, и получилось нечто вроде рыбьей чешуи.
Снаружи на шалмане большая выцветшая вывеска, на которой печатными буквами сообщается: "ПОМОЕМ КАК МАШИНУ И ТРАХАТЬСЯ ДАДИМ". В самом шалмане – нагретые булыжники и вода в тыквенных черпаках, и двенадцатилетние девчонки, готовые отсосать.
Вот в этом-то строении я и видел, как мистер Гринджинс взял Бобра Кливера с поличным вместе с вьетконговскими агентами, когда он сбывал им грузовик гранат за ранец, набитый героином-сырцом.
Этот шалман – самый известный и популярный бум-бум салон в I корпусе, потому что в нем предлагают круглоглазых шлюх, и каждая без исключения не старше пятнадцати лет.
Когда мы проходим мимо, одна из девчонок, принимающих завлекательные позы у дверей шалмана, обращается ко мне: "Эй, капитан, я тебя любить наверно. Вьетнам подруга есть?" Сексуальная чернокожая девчонка, говорит с вьетнамским акцентом, на ней розовые шортики и туфли на высоких каблуках. Желтая маечка такая тонкая, что никакого простора для воображения не оставляет. Губы слишком красные от слишком обильной помады. "Десять долла ты. Номер один потрах".
– Меня звать Пегги Сью. Любить тебя совсем. Сос-подсос номер один. В ее наглом голосе столько презрения, что хочется дать ей по морде. "Ты платить сейчас. Сегодня без халявы".
* * *
Несколько морпчел окружают Пегги Сью. Старший у морпчел – главный старшина, его спину во всю ширину украшает надпись: "СУПЕРХРЯК". Суперхряк выдергивает из кармана толстую пачку военных платежных чеков. Это маленькие бумажки тех же цветов и размеров, что "деньги" в "Монополии".
– Писька, – говорит Суперхряк. – Ужас как люблю.
Морпчелы ржут.
Пегги Сью, чернокожая шлюшка-пацанка, перестает меня любить так бесцеремонно, что сердце рвется на куски. "Скорячок? – говорит она Супрхряку. – Ты платить сейчас. Любить тебя совсем". Пегги Сью виснет на руке Суперхряка и затаскивает его в шалман.
Остальные морпчелы разбиваются по парам с другими девчонками. Один из морпчел говорит: "Э, бебисана, ты мне засувенирить один бум-бум?"
Бейбисана хихикает. "Ты дешевый Чарли".
Один из них произносит: "А знаешь, если не считать гуковских шлюх, я еще девственник!"
* * *
Из шалмана выходит Сранни-Ганни, компаньон Бобра Кливера. Он толстый, в очках в роговой оправе и с толстыми стеклами. Из-за толстых стекол глаза его кажутся чересчур большими.
Сранни-Ганни ест жареную курицу и смеется. Довольный – как свинья в говне и даже больше того. Он обгладывает куриную ножку, лыбится и кивает каждому входящему клиенту.
Сранни-Ганни обвивает рукой белокожую девчонку, которая выглядит как младшая сестренка какой-нибудь прошмандовки. У девчонки миловидное детское личико, но накрашенные глаза глядят сурово.