Наталья Солнцева - Иван Шмелев. Жизнь и творчество. Жизнеописание
Фашистский режим в Германии Ильин характеризовал как антихристианский шовинизм. И хотя в конце июня ранее запрещенная «Няня из Москвы» была разрешена в Германии и Геббельс, как сообщал Шмелев Ильину, предписал не чинить препятствий ее распространению, преследования Ильина со стороны германских властей привели Шмелева к мысли о неизбежности краха цивилизации. Он решил, что из цивилизации ушла душа, а Гитлер — антихрист.
Все пристальней он прислушивался к политикам и все более размышлял о моральной ответственности политиков перед человечеством. В сентябре 1938 года Мюнхенским соглашением было закреплено отторжение Судетской области от Чехословакии и передача ее Германии. Шмелев во всем винил само чехословацкое правительство. И все же он считал, что в основе гитлеризма лежит большевизм, что победа над гитлеризмом приведет к победе над большевизмом. Он утверждал, что Гитлер и Сталин — это два идола, друг друга подпирающие и друг друга стремящиеся перехитрить. Шмелев осуждает Германию, он не мог бы жить там, и вину за казарменный уклад в нацистской Германии он возлагал на демократов, которые допустили такой порядок, «развели миазмы за эти 20 лет, терпя и лаская „нужник и бойни“»[484]. Гитлеризм расцвел при попустительстве, и последствия такой политики обрекли мир на катаклизмы!
События 1939 года лишь убедили его в правильности этих размышлений. Конец Чехословакии, вторжение германских войск в Польшу и события двадцатилетней давности в понимании Шмелева связаны и родственны. Он писал Ильину 15 октября 1939 года:
Помните, как в 19-м ген. Деникин пытался договориться с Пилсудским, ударить вместе на большевиков? Испугались национальной, истинной России… — а мы тогда подходили к Орлу, еще бы одно усилие… — и вот, договорились поляки с красными, — и где теперь Польша?! Белая армия, добровольцы русские не договаривались с немцами, остались верными долгу и чести, союзникам… — все испили, все потеряли, кроме чести, всеми оставленные… и вот, продолжается, они снова, их дети и меньшие братья бьются во франц<узских> рядах с теми же врагами — немцами и большевиками. Неужели и теперь миру не ясно, где была Правда?![485]
В октябрьском письме Шмелева к Деникину звучали те же мотивы:
Грозное время… застает нас вне Родины. Но для нас, в затерянной чужбине, это — как бы проснувшееся продолжение событий 1914–1918 г. Те же союзники и те же враги. Многие из нас не приняли ни Брест-Литовска, ни немецкой опоры, ни рабства — поныне и до конца. Русская эмиграция может гордо, достойно и прямо — смотреть в глаза целому миру. Ныне, как и с 14 года, — свободный русский человек стоит на той же позиции, на правде. Будем верить, что истинная Россия себя найдет… Пора бы уже научиться различать — не с Россией свастика, а с ее насильниками[486].
Вторжение в Польшу Ильин называл гнусной сделкой. С вступлением Красной армии на территорию Прибалтики в 1939 году у Ильина даже появилась надежда на поражение Гитлера. Он уверял Шмелева в том, что Сталин переиграет Гитлера. Вместе с тем в национальную политику Сталина не верил: он может также вести и японскую, и малайскую национальную политику, и католиком может сделаться…
Впрочем, недоверчив он был и к патриотизму новых эмигрантов. Раз человек из СССР, он непременно по своему сознанию или методам борьбы большевик!.. И Шмелев с ним соглашался. Например, отрицательным было отношение к Ивану Солоневичу, яркому публицисту. В письмах к Шмелеву Ильин называл его «продажным агентом», «наемным агентом Геббельса», который живет под Берлином в отнятой у евреев вилле[487]. Шмелев отвечал ему 15 октября 1939 года: приемы Солоневича «грязны», а сам он «какой-то вывихнутый большевик, не без русской (грязной только) соли»[488].
Иван Лукьянович Солоневич вместе со своим братом в 1934 году совершили невероятное — побег из лагеря Беломорско-Балтийского канала. В публицистике он выступил с достаточно незнакомой для эмиграции темой лагерной России, опубликовав в Софии семнадцать статей под общим названием «Россия в концлагере» (1936). Среди названий глав этой книги — «Концентрационные лагеря», «Империя Гулага», «Допросы». Он писал о государстве как внешней силе по отношению к рабочему, к крестьянину, которому в лагере было особенно тяжело: крестьянин был там на положении еще худшем, чем в самые мрачные времена крепостного права. С 1936 года Солоневич издавал в Болгарии газету «Голос России», в которой появлялись критические пассажи в адрес РОВСа, а с 1938 года пропагандировал созданное им и братом движение штабс-капитанов, задуманное в противовес военной организации РОВС: генералам он противопоставил молодых и активных штабс-капитанов. Таким образом, Солоневич по собственной инициативе стал раздражителем для старшего поколения. В его действиях, вернее противодействиях, могли усмотреть цели отнюдь не патриотического характера. Или не только патриотического. В который раз закрадывалась мысль: не провокация ли?
3 февраля 1938 года с Солоневичем случилась трагедия — в редакции «Голос России» в результате совершенного на него покушения погибла его жена. Но даже это не смягчило его противников. Ильин высказывался в его адрес крайне резко, полагая братьев «советскими ловчилами», которыми движет лишь личная месть по отношению к коммунистам. Отказывая им в истинном патриотизме, он подозревал в них людей, растленных советской службой. Мотивы статей братьев эпатировали Ильина эксцентричностью. Например, призыв к русским девушкам-эмигранткам ходить на бойню и окунать руки в теплую кровь быка, дабы воспитать в себе воинственность по отношению к большевикам. В найденной в мичиганском архиве Ильина записке говорилось: «…в наше слепое время люди думают: все, что против коммунистов, все хорошо. Но вот поднимается черное на красное, растление справа на растление слева — и мы опять будем задыхаться»[489]. Сопротивление злу силою предполагало разборчивость в средствах. Само противостояние большевизму — это понимал и Шмелев — в 1930-х годах утратило свою прозрачность и однозначность, оно требовало избирательности и осторожности, среди врагов Советов появились новые силы, которым не было доверия.
20 марта 1937 года у могилы Ольги Александровны Шмелев услышал от Васильчикова не только историю, которая легла в основу рассказа «Глас в нощи». Старик рассказал еще об одном событии, Шмелевым также воспринятом как знамение, как дар, «дарок», умершей супруги.
Услышанный от Васильчикова случай подсказал Шмелеву сюжетную линию для его рассказа «Куликово Поле». Однако писал он это произведение очень долго, с 1939-го по 1947 год, все время исправляя, дополняя, казалось бы, завершенные варианты. Писал, чтобы показать очень для себя личное и утешительное: нет границ между здесь и там.
